Власть можно осуществлять двумя способами: напрямую, вынося какое-либо решение на общественное обсуждение с последующим голосованием, или более изощренно, избегая обсуждения проводимой политики и ее возможных альтернатив. Не существует того, о чем не говорят. Именно поэтому политики прилагают такие усилия, чтобы держать под контролем настроения в общественном сознании.
Так обстояли дела в Европе в отношении мер жесткой экономии. И все же, менее, чем за неделю шлюзы были прорваны, и споры хлынули бурным потоком, сметая все на своем пути. Любое внезапное изменение проще объяснить потом, чем предсказать заранее. Но нельзя при этом не признать, что за последние два года было высказано немало слов в поддержку изменения стратегии. И все же их авторы потерпели поражение. А потерпели они поражение в значительной части потому, что те, к кому были обращены эти слова, смогли поставить под сомнение легитимность тех, кто говорил о смене курса.
С одной стороны, предложения, высказывавшиеся Вашингтоном, отвергались под тем предлогом, что, во-первых, США и Евросоюз настолько разные, что решения, дававшие хорошие результаты у одних, не могли быть применены у других. А во-вторых, американским экономистам (Кругману, Саксу и Стиглицу, среди прочих), критически высказывавшимся по поводу европейской политики жесткой экономии, приписывался левый идеологический уклон.
Нечто подобное происходило и c предложениями, приходившими из южной Европы. Их отвергали с использованием все тех же самых документов: их называли идеологически ангажированными, если их авторами были социалисты, или эгоистичными, ставя таким образом под вопрос право задолжавшего и безответственного пациента высказать мнение по поводу своего лечения. Это объясняет то, что даже приход к власти консервативных правительств в четырех странах южной Европы не смог изменить общую тональность европейских споров. Несмотря на свою безупречную репутацию консерваторов, Пассосу Коэльо (Passos Coelho), Рахою (Rajoy), Монти (Monti) и Пападемосу (Papademos) заткнули рот. Учитывая их нынешнюю экономическую слабость, им нет никакого смысла вступать в союз против Франции и Германии, от которых зависит их спасение.
В данных обстоятельствах не вызывает сомнения, что победа Олланда в первом туре президентских выборов во Франции повернула споры в другое русло. И все же, на Олланде дело не кончается: во-первых, потому что он еще победил на выборах; а во-вторых, потому что консерваторы стран южной Европы по очевидным причинам никогда не будут доверять французскому социалисту. И, наконец, в-третьих, даже если они победят, свобода маневра у них будет минимальной, а возможности противоречить Германии — весьма ограниченными. Олланд наверняка помнит то, что произошло в 1981 году, когда Миттеран попытался проводить левый курс, но был немедленно поставлен на место рынками, которые ополчилась против французской валюты (сейчас они поступят точно также по отношению к долгу Франции).
В том, что перемена произошла, очень важную роль сыграли следующие факторы: во-первых, уход в отставку правительства в Нидерландах, поскольку именно кабинет консерваторов, возглавляемый Рютте, был и остается основным союзником Германии. Во-вторых, то, что Международный валютный фонд публично поставил под сомнение неукоснительность проведения в жизнь мер жесткой экономии. В-третьих, провал, который потерпела политика жесткой экономии в Великобритании, где Кэмерон, еще один знаменосец сокращения расходов и жесткой экономии, не смог добиться экономического роста даже при очень низких процентных ставках по долгу, гарантированных Банком Великобритании. И, наконец, в-четвертых, постоянные отрицательные экономические показатели по всей Европе показали, что экономическое разделение стран северной Европы, которые будут расти благодаря своей умелой политике, и стран южной Европы, которым придется подождать роста до тех пор, пока не принесут своих плодов реформы, уже не представляется возможным.
По сравнению с доводами, высказанными США, южной Европой или социалистами, вышеприведенные доводы идут из самой сердцевины системы, и именно по этой причине не могут быть проигнорированы. Таким образом, перемены во Франции были необходимым, но отнюдь не достаточным условием. До какой степени изменится положение дел в результате этой перегруппировки сил, пока еще остается загадкой, поскольку процесс только начался и ставит множество вопросов: в мае состоятся второй тур президентских выборов во Франции, выборы в Греции и референдум в Ирландии о присоединении страны к европейскому договору о бюджетной стабильности. В июне состоятся парламентские выборы во Франции. Параллельно этому, Ангела Меркель, на которую оказывают давление с самых разных сторон, должна будет представить на утверждение в Бундестаг европейский договор о бюджетной стабильности и Европейский механизм стабильности (ESM). Как никогда ранее, будущее Европы находится в руках канцлера Германии. Подавит ли она восстание или пойдет на смену курса?