С.БЕЛКОВСКИЙ: Нет, я сегодня услышал заявление Дмитрия Анатольевича Медведева о том, что он перестал быть либералом.
О.БЫЧКОВА: Ну, он странно, кстати, выразился. Он сказал, что он всегда был консерватором, но при этом никогда не был либералом. Я не очень поняла.
С.БЕЛКОВСКИЙ: Да. Может, в консерватории что-то не так, как говорил Михаил Михайлович Жванецкий? Нет, просто существует такой субъект российской политики общественной и медиа-жизни как прогрессивная общественность. Я просто в силу тучного склада фигуры никогда не мог принадлежать к прогрессивной общественности, потому что прогрессивная общественность бежит далеко впереди, а я так семеню где-то сзади и я являюсь регрессной или регрессивной общественностью. Принадлежу, вернее, к ней.
Прогрессивная общественность назвала Дмитрия Анатольевича Медведева либералом, и я прекрасно помню, что когда Дмитрий Анатольевич еще не стал президентом, а выступал на Красноярском форуме, он сказал «Свобода лучше, чем несвобода». И мне позвонило примерно 127 серьезных изданий от газеты «Коммерсантъ» до «Вашингтон…» «The Washington Post», прошу прощения, потому что среди ведущих «Эха Москвы» обязательно кто-нибудь найдется типа Евгении Марковны Альбац, кто скажет, что я неправильно сформулировал.
О.БЫЧКОВА: Еще надо сказать «The» тогда.
С.БЕЛКОВСКИЙ: Да, я это и сказал. У меня просто плохая дикция. Но в стенограмме, я надеюсь, это останется — обращаюсь, соответственно, к тем, кто ее пишет. Пожалуйста. Потому что я не выдержу психологического давления Евгении Марковны Альбац (мне это не по силам).
Позвонили и спросили: «А что бы значила фраза Дмитрия Анатольевича Медведева «Свобода лучше, чем несвобода»?»
О.БЫЧКОВА: Полсекунды.
С.БЕЛКОВСКИЙ: Включайте рассвет. После рекламной паузы я скажу, что я ответил на этот вопрос.
О.БЫЧКОВА: Включаем рассвет. После рекламы и новостей продолжаем программу «Особое мнение» со Станиславом Белковским.
НОВОСТИ
О.БЫЧКОВА: Продолжаем программу «Особое мнение», у микрофона — Ольга Бычкова, с особым мнением — политолог Станислав Белковский. Ну и вот…
С.БЕЛКОВСКИЙ: Мы на чем-то остановились.
О.БЫЧКОВА: Мы остановились на партийности Дмитрия Анатольевича Медведева. На самом деле, вопрос «Что это значит? И значит ли это что-нибудь на ближайшую перспективу?»
С.БЕЛКОВСКИЙ: Знаете, гениальный русский сатирик Михаил Михайлович Жванецкий сформулировал в свое время это так, что больше уже говорить ничего не надо. Был такой диалог, который озвучивали многие артисты, и один спрашивает другого: «Нет ли здесь второго смысла?», на что второй отвечает: «Здесь и первого-то нет».
О.БЫЧКОВА: (смеется)
С.БЕЛКОВСКИЙ: Вот это вообще относится ко всему, что делает Дмитрий Анатольевич Медведев.
О.БЫЧКОВА: Ну ладно.
С.БЕЛКОВСКИЙ: Он находится в автономном интеллектуальном плавании, и как сказал бывший типа идеолог (хотя это не так) партии «Единая Россия» Алексей Чадаев, «чердак Дмитрия Анатольевича недостаточно меблирован». Это, опять же, возвращаемся к теме Ивана…
О.БЫЧКОВА: Оставим это на совести Чадаева.
С.БЕЛКОВСКИЙ: Да, мы на ней и оставляем — он же сказал, а не я. Я просто его цитирую, потому что я с детства привык трепетать перед идеологами партии власти, даже фальшивыми. Суслов был моим кумиром. Хотя, Чадаев далеко не Суслов.
О.БЫЧКОВА: Вот, хотела сказать я.
С.БЕЛКОВСКИЙ: Да-да-да. Далеко, далеко не. Он просто мальчик на побегушках по сравнению с Михаилом Андреевичем.
Так вот. Дмитрий Анатольевич, видимо, просто следует заветам Уинстона Черчилля, который сказал, что плох или глуп тот джентльмен, который в молодости не был либералом, а к старости не стал консерватором. Это просто знаете что? Дмитрий Анатольевич постарел. Он был либералом (так считала прогрессивная общественность)… А! Мы говорили про «свобода лучше, чем не свобода» в Красноярске.
О.БЫЧКОВА: И про прогрессивную общественность.
С.БЕЛКОВСКИЙ: Да-да.
О.БЫЧКОВА: И про 127 изданий.
С.БЕЛКОВСКИЙ: И я должен был 127 газетам, начиная от «The Washington Post», я еще раз повторяю это для Евгении Марковны Альбац…
О.БЫЧКОВА: Ну, все уже, зачет-зачет. Все. Садитесь, пять.
С.БЕЛКОВСКИЙ: Я и так сижу. А что вы имеете в виду под «пять», я, честно говоря, даже и не понял, но это не обязательно. Объяснять, что это не значит ничего. И все журналисты были страшно разочарованы. Они хотели, чтобы я сказал, что эта фраза «Свобода лучше, чем несвобода» означает полную смену парадигмы развития России, тотальную либерализацию, повешение Владимира Путина вниз головой на лобном месте. И вот сейчас прошло 4 года, и видно, что так оно и есть, что это не значит ничего. Но если вы думаете, что кто-то из 127 журналистов позвонил мне и поблагодарил за то, что я их предупредил на 4 года вперед, то, конечно, вы не ошибаетесь — не позвонил никто.
О.БЫЧКОВА: Ну, тут спрашивают про 4 года вперед, в смысле следующие 4 года, все-таки. Вот, останется ли этот тандем? Будет ли Путин такой, а Медведев технический премьер? И так далее. Опять же вопросы, имеет ли все это значение?
С.БЕЛКОВСКИЙ: Нет, нет. Это имеет чисто техническое значение для людей, которые паразитируют на изучении этих тем. С таким же успехом можно изучать галстуки Дмитрия Анатольевича Медведева или формат прически Владимира Владимировича Путина.
О.БЫЧКОВА: А что имеет значение?
С.БЕЛКОВСКИЙ: Как говорил известный литературный персонаж, «дрожание моей левой икры есть важнейший признак». Вот, если мы изучаем дрожание левой икры, то, конечно, можем посвятить этому жизнь. Вопрос только в том, кто будет нас стимулировать к тому, чтобы наша жизнь происходила в таком скучном режиме.
А жизнь состоит в следующем. Что российская экономика полностью зависима от внешних факторов, в первую очередь цен на нефть, которые формируются не нами, и уровня присутствия краткосрочного спекулятивного капитала в российской финансовой системе. Значит, любое изменение параметров в Европе (и это знает даже Алексей Леонидович Кудрин) ведет к колоссальным переменам в российской экономике. Если обанкротится формально хоть одна европейская страна, то здесь все наши эти орлы будут бегать с выпученными глазами, потому что Россия полностью зависима от этих факторов.
Второе. В России полностью разрушена и изношена инфраструктура, в которую никто не вкладывал ничего на протяжении 30 лет со времен Леонида Ильича Брежнева, и поэтому вероятность серьезных техногенных катастроф, которые были и в прошлом, нарастает с каждым днем в геометрической прогрессии. И в-третьих, Россия полностью и тотальна поражена коррупцией, что делает невозможным выполнение любых политических решений. С чем, собственно, Владимир Путин и смирился — он своим некоторым соратникам, насколько мне известно, за последние годы говорил, что в этой стране делать ничего невозможно. Глубочайший исторический пессимист. И я думаю, что Дмитрий Анатольевич углубил этот пессимизм, потому что надежды Путина на то, что Дмитрий Анатольевич при поддержке кота Дорофея как-то сможет справиться с решением важных задач в государственном управлении, не оправдались. Это все невыживабельно, понимаете? Если у человека рак с метастазами, то при всем к нему уважении трудно предположить, что его ждет длительный период стабильности и процветания. Россия — страна, которая поражена раком с метастазами. И Путин ли будет, Медведев ли будет, или Сидор Петрович Пупкин, неожиданно всплывший откуда-то из глубины времен, это уже не имеет значения. Имеет значение только одно — что эта вся парадигма развития должна быть изменена. Дмитрий Анатольевич вообще не имеет никакого значения (это уже очевидно), потому что, я говорю, если от человека уходит собственный кот, даже не женщина, то что о нем можно предположить?
Владимир Владимирович какое-то значение имеет, потому что он очень страдает и плохо спит по ночам тоже, как и Дмитрий Анатольевич, но по другой причине. Поэтому мне представляется, что лучше, все-таки, довести дело до 2018 года, чтобы Владимир Путин передал власть учредительному собранию и как-то все начинать по-новой, потому что Россия заслужила право быть Европой. Все-таки, русский народ — достаточно европейский, он, во многом, ментально сформирован варягами, и в этом году мы отмечаем юбилей, вы знаете, 1150 лет.
О.БЫЧКОВА: Ну, значит, не заслужила, Станислав. Потому что быть европейцами — это не значит слушать ту же музыку, читать такими же буквами, а это значит, например, иметь ценности, там, иметь какую-то этику. И, вот, все вот это, на чем…
С.БЕЛКОВСКИЙ: Ценности, да. Сегодня Дмитрий Анатольевич говорил, что у него консервативные ценности. И я сразу подумал о том, где эти ценности? В Банке Москвы или где-нибудь там, у братьев Магомедовых с их реконструкцией Большого театра? Мне представляется, что, благодаря Владимиру Владимировичу Путину с одной стороны, который предоставил русскому народу беспрецедентную, невиданную им никогда бытовую свободу, потому что на протяжении 1150 лет или, по крайней мере, с монгольского ига, то есть с середины XIII века государство было жестким мучителем русского народа. И архетип русского правителя — это очень жесткий отец, который соотносится со своим народом… Он страшно любит народ, но, мне кажется, чуть больше, чем следовало бы. Он любит его на грани инцеста, свой возлюбленный народ и хочет сделать так, чтобы этот русский народ никуда не девался. И объяснить ему, что он должен читать, что слушать, писать, как думать и так далее.
И эта парадигма изменилась при Владимире Путине, потому что Владимиру Путину это было все равно. Вот, моя книга «Бизнес Владимира Путина» 2005 года, в которой, как я хочу похвастаться, поскольку я опоздал и должен чем-то психологически компенсировать мою вину за опоздание, впервые была описана суть этого режима, потому что прогрессивная общественность тогда утверждала напропалую, что это жуткий какой-то неосоветский, чекистский, гэбистский, милитаристский режим. А сейчас уже является общим местом то, что было написано в этой книге «Бизнес Владимира Путина», что это обычная третьего мира клептократия, в которой нет ни чекизма, ни политических амбиций, ничего, а есть желание только пилить бабло. И как-то все это теперь знают и тоже никто не поблагодарил за то, что…
О.БЫЧКОВА: Какие люди, боже мой! Среди кого вы живете. Ну, то есть народ просто предоставили самому себе как он хочет?
С.БЕЛКОВСКИЙ: Совершенно верно, народ предоставили самому себе. Это колоссальное достижение. Потому что этот народ, подобно декабристам в 1814-15 годах, доехал до Парижа. Но тогда декабристов было мало, а сейчас народу-то много за счет демографического взрыва времен Перестройки. И этот народ вдруг понял, что можно жить и по-другому, что совершенно не обязательно, чтобы этот мощный отец совершал с тобой акт инцеста — как-то можно избежать этого акта. И народ создает запрос на то, чтобы жить нормально как в Европе. Это во многом заслуга Путина. После Путина пришел Дмитрий Анатольевич Медведев, если мы его еще помним, председатель партии «Единая Россия», который станет в ближайшие дни председателем. Потому что, конечно, нужно было дожить до того момента, когда эта партия будет полностью дискредитирована и известна в народе, благодаря Алексею Навальному и некоторым другим людям в качестве партии жуликов и воров, чтобы ее возглавить. Это идеальный момент, вы знаете? Как говорят на фондовой бирже, «когда все покупают — ты продаешь, когда все продают — ты покупаешь». Отлично. Дмитрий Анатольевич проявил себя в лучшем виде, в наилучшем. То есть как всегда. Это апофеоз качества управления в постсоветском мире.
И Дмитрий Анатольевич полностью дискредитировал институт президентства. Потому что, понимаете, чем я восхищаюсь? Во-первых, я восхищаюсь Дмитрием Анатольевичем, который сильно постарел и поэтому из либерала превратился в консерватора по Уинстону Черчиллю всего за 4 года, я думаю, потому что очень изнурительно сидение в Twitter’е. У меня нет Twitter’а, правда, у меня только Facebook, но я отказался от Facebook. А помните, что в день рокировки, 24 сентября родилась народная шутка, к сожалению, придуманная не мной, потому что она гениальная. Я завидую тому, кто ее придумал, но, к сожалению, не знаю, кто ее придумал. Но в любом случае заочно приношу ему свои колоссальные не извинения хотел сказать…
О.БЫЧКОВА: Респекты.
С.БЕЛКОВСКИЙ: Респекты, да. Что чрезмерное увлечение социальными сетями ведет к потере работы, кто-то написал 24 сентября, когда было объявлено, что Дмитрий Анатольевич не будет президентом. Потом пересидел в Facebook, он страшно утомился, видимо, год за три. К тому же все его называли то Лунтиком (его кто-то называл), то Жалкий там был хеш-тэг в этом Twitter’е, да? Представляете, какая колоссальная усталость. Поэтому он постарел, из либерала стал консерватором, поэтому я бы, в общем, его защитил.
О.БЫЧКОВА: Но только концепция у вас не сходится, потому что работу он не потерял, а даже наоборот.
С.БЕЛКОВСКИЙ: Нет, нет, нет. Это человек, не способный к работе, если посмотреть на него внимательно. Он как-то повернут глазами внутрь, он не в состоянии воспринимать то, что происходит в окружающем его мире.
О.БЫЧКОВА: Вот, совсем ничего хорошего? Вот, совсем ничего хорошего?
С.БЕЛКОВСКИЙ: Как? Это гениальнейший правитель России за всю ее историю, потому что он сделал главное — он дискредитировал сам институт президентства. Он дискредитировал саму идею, что может быть хороший вождь. Потому что мне кажется, когда партия «Единая Россия» на встрече с ним, актив ее слушал, как она будет процветать в долгосрочном режиме, я восхищался этими людьми. Я восхищался ими потому, что я бы не смог сдержать смеха. А они сдержали. Они сдержали. И если бы я оказался в этом зале, я себе представляю, что только мой фальцет звучал бы над этой всей аудиторией и меня бы вывели с охраной. И они меня спасли.