https://www.funkybird.ru/policymaker

Туркменистан: гнусная политическая борьба

«Помню, как на празднование 60 лет Победы приехали ветераны из Туркмении. Они все были одеты в новенькие костюмы, в роскошные папахи, потому что руководство постаралось всех одеть, обеспечивало проезд», — рассказал газете ВЗГЛЯД историк Александр Бондаренко. Так он прокомментировал негласное указание Ашхабада запретить термин «Великая Отечественная война».

Власти Туркменистана 9 мая распорядились, чтобы местная пресса впредь не использовала определение «Великая Отечественная», а употребляла шаблон «война 1941-45 годов». Как передает оппозиционный сайт «Хроники Туркменистана», такое указание поступило из министерства культуры, где сообщили, что им приказали это «с самого верха».

Таким образом, последний раз словосочетание «Великая Отечественная» использовалось 9 мая. Оно прозвучало в поздравлении президента страны народу. Издание не исключает, что Ашхабад давно принял решение об этом, однако отложил его до Дня Победы.

«Когда страны Прибалтики и Украина начали пересматривать свое отношение к этой войне, — напоминает издание, — они подверглись серьезной и чувствительной критике со стороны российских властей». «Туркменское руководство, видимо, опасается подобной реакции Кремля. Тем более что предстояла поездка туркменского президента в Россию», — полагает редакция оппозиционного сайта.

После распада СССР отношение к войне в Туркмении поначалу не менялось. Но затем в печати появились мнения, хотя и немногочисленные, что это была «не наша война». Но официальная идеология не менялась. Первый президент Туркменистана Сапармурат Ниязов использовал события войны для культа своего отца, погибшего на ней. В мае 2000 года он даже присвоил отцу звание Героя Туркменистана.

Нынешний президент страны Гурбангулы Бердымухамедов также использует военную тему для возвеличивания своих родственников. Сейчас почитание его деда — фронтовика Бердымухаммета Аннаева — не уступает по своему размаху тому, которое оказывалось отцу Ниязова.

После окончания самой кровопролитной войны 20-го столетия сменилось уже несколько поколений. И для подрастающего поколения это далекая история, поэтому для большей части молодежи не имеет значения, как называть эту войну — Великой Отечественной, войной 1941-1945 годов или Второй мировой. Однако туркменское руководство должно озвучить свое официальное отношение к войне, завершившейся 67 лет назад.

Сайт «Хроники Туркменистана» обращает внимание, что в ответных поздравлениях от министерств и ведомств, адресованных туркменскому президенту в связи с празднованием Дня Победы и зачитанных в теле- и радионовостях 10 мая, слова «Великая Отечественная» уже не звучали. Говорили просто «война 1941-1945 годов». В репортажах о праздновании Дня Победы, вышедших в эфир после 9 мая, эти слова также не звучали.

О том, почему Туркменистан в освещении советской истории склоняется к прибалтийскому сценарию, в интервью газете ВЗГЛЯД рассказал военный историк Александр Бондаренко.

ВЗГЛЯД: Александр Юльевич, как вы полагаете, почему Ашхабад вводит такой запрет?

Александр Бондаренко: Главная причина только одна — как можно дальше отстраниться от России, постараться забыть советское прошлое. Если бы у правителей хватило ума, они бы взяли оттуда все лучшее, и мы, и они жили бы сейчас по-человечески. А сейчас все стремятся доказать, что раньше было еще хуже…

Я помню, как на празднование 60 лет Победы из Туркмении приехали ветераны. Они все были одеты в новенькие костюмы, в роскошные папахи, потому что руководство республики постаралось всех одеть, обеспечивало проезд. Все с удовольствием вспоминали прошлое: с теплом, где-то с горечью и со слезами, но для людей это было дорого. Они встречали своих боевых братьев из других республик. Они говорили на одном языке.

Попытки выбить историческую память — признак одичания. Сейчас, к сожалению, дети могут с трудом сказать, когда была Великая Отечественная война и Вторая мировая. Они не знают, кто на какой стороне воевал. Мы так скоро превратимся в туркменов, к сожалению.

ВЗГЛЯД: Во время правления Сапармурата Ниязова официально утверждалось, что на войне погибло около 700 тысяч уроженцев Туркмении. Однако, если обратиться к статистике, то окажется, что к 1939-му все население республики насчитывало 1,25 млн человек (из них чуть менее 60% — туркмены). Что могло толкнуть власти на такие утверждения?

А.Б.: Например, когда на разных военно-исторических мероприятиях, особенно научных, выступает представитель Армении, его доклад всегда посвящен выдающейся роли армян в любой операции. Но если у тех же армян были выдающиеся полководцы, то кто был у туркмен, навскидку сказать сложно. Поэтому можно где-то перегнуть палку и сказать, что «вот сколько наших ребят погибло». То есть это понятная определенная похвальба. Перегнуть у нас умеют. Но я думаю, что это не со злобы. Не было слышно криков, что русские впереди штрафных батальонов гнали туркмен.

ВЗГЛЯД: Какой была позиция Ниязова? Может, он тоже поначалу склонялся к тем, кто говорил, что «это не наша война»?

А.Б.: На научных конференциях я часто слышал, как постепенно представители разных республик начинают дистанцироваться от Великой Отечественной войны. Всем хочется быть великими. И когда даже братья белорусы начинают давать другие оценки, это очень неприятно слышать. Есть республики, где прямо заявляют, что это «наша война», а «русские немножко помогали». Либо есть небольшой перегиб, либо заявка, что, мол, «нас заставляли» воевать. Это вбивается в сознание.

Еще во времена Сапармурата Ниязова фронтовики были все-таки более активны. Их было больше, они давали иные оценки. Чем больше свидетелей, тем врать сложнее. А когда уже не будет живых свидетелей и когда их будут заменять всякими жуликами, как, к сожалению, происходит и у нас, вместо настоящей истории происходит внедрение квазизнаний.

ВЗГЛЯД: Как шли аналогичные процессы в Эстонии и Латвии? Там уже давно вместо «Великая Отечественная» говорят «Вторая мировая»…

А.Б.: Там власти более активны. Хотя в местной прессе я видел материалы о том, как люди отстаивают интересы единого советского народа. Очень часто те же эстонцы, те же латыши выступают против политических игр, которые рассчитаны на дураков…

Националистические моменты, которые кому-то выгодны, постоянно создают напряженность. И мысль, что «это не наша война», тоже проводилась. Перенос Бронзового солдата в Эстонии — это очень позорно. Возмущает также взрыв памятника в Кутаиси.

Я ездил по местам Вахты памяти. В Псковской области видел два памятника. Один — недалеко от города Невеля — литовским дивизиям, которые воевали на нашей стороне против гитлеровцев. В райцентре Великие Луки стоит великолепный памятник эстонскому корпусу, которым командовал генерал-лейтенант Лембит Пэрн, который тоже громил гитлеровцев. И есть-таки люди, которым выгоден отход от России, что не на пользу этим странам.

Когда футболист в Германии раз показал фашистское приветствие, то его дисквалифицировали, когда генерал бундесвера что-то такое высказал — его сразу уволили, но почему-то этим несчастным прибалтам, всяким эсесовцам и прочим разрешают проводить марши. Если бы Евросоюз разочек бы цыкнул, то все бы прекратилось. То есть идет гнусная политическая борьба.

Но и у нас без всякого шума уничтожаются памятники Великой Отечественной войны, братские могилы фактически теряются возле «неперспективных деревень». И об этом, кроме поисковиков, никто не говорит. На той же Псковщине мне рассказали про санитарное захоронение, где лежат 300 человек. Там сейчас просто лес. Все документы есть в медицинском архиве в Санкт-Петербурге. Нету одного — нету досок на гробы, чтобы захоронить этих людей. В Смоленской области под Ельней, где я недавно был, приехали шесть семей солдат, которых нашли. Вы бы видели, как они все воспринимали. А могли бы приехать 300 семей.