https://www.funkybird.ru/policymaker

Вашингтон обозначил новый вектор внешней политики

После программного манифеста президента США Барака Обамы, оглашенного им в австралийском парламенте 17 ноября, и его выступления 5 января едва ли остаются сомнения в том, что Вашингтон обозначил, по сути, новый вектор внешней политики.

«После десяти лет, когда мы вели две войны, которые нам дорого обошлись, Соединенные Штаты переключают свое внимание на огромный потенциал Азиатско-Тихоокеанского региона», — разъяснил президент. Первым конкретным проявлением нового курса стало решение главнокомандующего Обамы разместить на Северных Территориях (административная единица в составе Австралии), что находятся в самом что ни на есть подбрюшье Азии, 2500 морских пехотинцев.

Смена акцентов предвещает серьезные международные сдвиги. Грядут завершение безрезультатной зачистки Афганистана и Пакистана от талибов, частичное отступление из Ирака, переориентация на новых потенциальных внешних врагов — как вымышленных, так и реальных.

В прицеле — Поднебесная, ныне выполняющая функции всемирной подсобной мастерской, в том числе и для американских компаний. Вместо деятельного участия в европейских делах и перекройки «Большого Ближнего Востока» (эта задача, похоже, поручена Саудовской Аравии и эмиратам, проявившим неожиданную инициативу) — создание инструментов сдерживания второй по масштабу, если брать в расчёт ВВП, экономики мира.

Майкл Клэр, профессор Гемпширского колледжа и автор книги под говорящим названием «Кровь и нефть» в статье для «Юропиен энерджи ревю» предлагает следующую трактовку канберрского манифеста Обамы: «Хотя сотрудники администрации США настаивают на том, что новый курс не направлен непосредственно на Китай, подоплека достаточно очевидна: отныне главным содержанием американской военной стратегии будет не противодействие терроризму, а сдерживание экономически бурно развивающейся страны — вне зависимости от риска и цены вопроса».

В Вашингтоне, похоже, решили заблаговременно озаботиться созданием для себя конкурентных преимуществ к моменту, когда в неизбежном соперничестве с Китаем появится военно-стратегическое измерение. Политический класс и военно-промышленный клан в США все более одержимы навязчивой идеей «ногою твердою стать» в Азиатско-Тихоокеанском регионе, чтобы поставить под контроль морские коммуникации (sea lanes), по которым в Поднебесную поставляются нефть и сжиженный газ.

Может, в Вашингтоне озабочены угрозой флибустьеров — этих загадочных, непонятно как и откуда вынырнувших сомалийских пиратов? Может, хотят оградить китайских потребителей ресурсов от разбоя, чтобы те продолжали на этом энергетическом сырье штамповать компьютерные платы, кроссовки и детские игрушки? Может, патрулированием морских маршрутов, по которым в КНР доставляется исходное сырье и энергоносители, американцы думают обеспечить безопасность торговых операций во славу быстро растущего китайского ВВП? Отнюдь.

«Моя установка ясна. При составлении планов и бюджета на будущее, — говорил президент США в Канберре, — мы будем выделять необходимые ресурсы для поддержания нашего мощного военного присутствия в этом регионе». В свою очередь госсекретарь США Хиллари Клинтон в последнем номере журнала «Форин полиси» почти в жанре исповедальной прозы поведала, что ныне экономически ослабевшая Америка не может позволить себе быть доминирующей державой одновременно в нескольких регионах мира.

Пока Америка вела две войны, в Ираке и Афганистане, отмечает Майкл Клэр, Китай «получил свободу рук и укрепил свое влияние в регионе», то есть в АТР. Впервые со времен Второй мировой войны Соединенные Штаты не могут считаться здесь «доминирующим экономическим актором», а потому для сохранения своих позиций США должны «восстановить свое верховенство в регионе и умерить китайское влияние».

В свою очередь Уильям Пфафф, американский журналист-политолог, в присущей ему пронзительно-язвительной манере видит в манифесте Обамы «провозглашение Pax Americana для Азии». Для Пфаффа это — «полный абсурд», поскольку сведется к попыткам не допустить «восстановления Китаем своего господствующего положения в Азии, положения, которым он пользовался на протяжении тысячелетий».

Что может стать поводом для раздора и войны между двумя гигантами, разделенными Тихим океаном? Уильям Пфафф размышляет: война ради промышленного господства (industrial domination) в мире — но что это означает? И стоит ли оно того? Ради возможности бахвалиться, что, мол, «мы самая модная нация»? Похоже, эти соображения имеют значение для Вашингтона. И все же, резюмирует Пфафф, единственное, ради чего две державы могут войти в столкновение, — сырье.

Соединенные Штаты с населением в пять процентов от общемирового на протяжении последних десятилетий потребляли порядка 40% всех природных ресурсов планеты. В то же время доступ к сырью, особенно к энергоносителям, как к кровяной системе экономики, становится для Запада все более затруднительным.

С одной стороны, традиционные месторождения нефти и газа с богатой биографией их эксплуатации истощаются естественным путем, а завтрашние сырьевые эльдорадо находятся либо во глубине вечной мерзлоты, либо на арктическом шельфе, что в разы повышает стоимость их извлечения. Дешевой нефти и дешевого газа уже не будет.

С другой стороны, повсюду западные и транснациональные энергетические корпорации с преобладанием западного капитала теряют свои позиции, потому что развивающиеся страны, где сосредоточены основные энергоресурсы, проводят национализацию своих природных богатств, чтобы получить гарантированный источник поступления экспортной выручки в казну. Россия в этом смысле — не исключение, и плачевные результаты заключения СРП (соглашений о разделе продукции) с западными ТНК в 90-е годы она вполне учла.

При этом российские власти действовали не грубо (рейдерских захватов не было, как и не было высадки морской пехоты), а в русле юридически грамотно оформленных претензий. Показательно, что наши контрагенты, занимавшиеся добычей сахалинских энергоресурсов, проглотили обиду. Они молча согласились с неизбежностью изменить кабальные условия того СРП, остались в проекте и продолжили партнерствовать.

В контексте провозглашенной «доктрины Обамы» дело может дойти не до арбитража и судебных исков, а до «дипломатии канонерок» XIX века и дипломатии авианосцев XX. Еще до канберрской речи президента США, 18 ноября, была подписана «манильская декларация», предполагающая более тесные военно-технические связи с Филиппинами. Одновременно Белый дом объявил о поставках 24 истребителей F-16 в Индонезию, а Хиллари Клинтон нанесла визит — впервые за 56 лет — в Бирму, находящуюся в зоне исключительных жизненных интересов Китая. Более того, в Вашингтоне прорабатываются варианты активизации военных контактов и ВТС с такими странами, как Сингапур, Таиланд и Вьетнам — все они находятся вдоль стратегических морских маршрутов (sea lanes) доставки сырья в Китай.

Доказательством, пусть и косвенным, того, что основным мотивом намеченного расширения военного присутствия США в Азии является разворачивающееся соперничество с Китаем за сырье, служит следующая статистика. В 2011 году США потребляли в 19,6 млн. баррелей нефти в день, из которых девять миллионов производили сами, а остальное закупали за рубежом. Эта зависимость от привозной нефти была причиной постоянной головной боли для вашингтонских политиков. Для обеспечения безопасности транспортировки этого стратегического продукта США на протяжении десятилетий поддерживали привилегированные отношения с монархиями и авторитарными режимами на Ближнем Востоке, вооружали армии и службы безопасности этих стран, обучали и индоктринировали, по мере возможности, офицерский корпус, вербовали, где могли, агентов влияния.

Всякий раз, когда ситуация выходила из-под контроля, США направляли сюда ограниченные воинские контингенты (Ливан, Сомали), а когда возникала угроза нефтяной блокады (вторжение Ирака в Кувейт в 1991 году), то вели полномасштабные боевые действия. Такая тактика до поры до времени себя оправдывала. Противники были несравнимо слабее, а США всегда могли собрать союзников под своим знамена. Трансатлантическое единство всегда торжествовало, если возникала опасность потерять доступ к ближневосточной нефти. Однако сейчас ситуация изменилась.

По статистике, в 2001 году Китай потреблял 5 млн. баррелей нефти в день (в четыре раза меньше, чем США), причем ему требовалось импортировать всего 1,7 млн. баррелей нефти в день. В 2008 году вторая экономика мира с быстро растущим средним классом, который в числе первых приобретений, после того как в дом пришел достаток, числит личный автомобиль, потребляла уже 7,8 млн. баррелей. По прогнозам, в 2020 году этот показатель вырастет до 13,6 млн., а в 2035 году — до 16,9 млн., когда с учетом внутреннего производства (5,3 млн.) спрос в Китае на привозную нефть достигнет 11,6 млн. баррелей. Значит, конкуренция за нефть между мега-потребителями на мировых торжищах повысится очень существенно.

Конечно, часть нефти Китай сможет получать от ближайших соседей, закупая ее у Казахстана и России, но значительная часть импорта будет поступать из-за семи морей — с Ближнего Востока, из Африки и Латинской Америки. На этих растянутых морских коммуникациях и таятся риски. По логике Майкла Клэра, «обеспечив себе военно-морское превосходство в Южно-Китайском море и окрестных морях, администрация Обамы явно нацелена на то, чтобы обрести в XXI веке энергетический эквивалент того, что в XX веке называлось ядерным шантажом. Только затроньте наши интересы, подразумевается этой политикой (США), и мы поставим вашу экономику на колени, перекрыв поток жизненно важных энергоносителей».

Появилось немало признаков глубоко осознанного беспокойства в Китае таким развитием событий. Символичны шаги Пекина по налаживанию тесных дипломатических и торговых связей с Индонезией и Вьетнамом, а также с важнейшими поставщиками нефти — Анголой, Нигерией, Саудовской Аравией и другими нефтеносными контрагентами. Той же цели служит и использование Китаем в своих экономических интересах Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) — под ее эгидой происходит расширение китайского влияния в Центральной Азии. Происходит и закачивание средств в модернизацию пока еще малочисленного и технически отсталого военно-морского флота. Это не удивительно: усиление военного компонента в международных отношениях всегда провокационно по своей сути и вызывает чаще всего симметричный ответ, читай — гонку вооружений.

…Один из выводов Уильяма Пфаффа, напоминающего об уроках истории, звучит так: никогда не начинайте войн, если движущая сила — «революционный энтузиазм или национализм, а цель — утвердить или вернуть себе место под солнцем». Эту рекомендацию в самый раз адресовать авторам «доктрины Обамы», которые рискуют породить все необходимые предпосылки для полномасштабной «холодной войны» в Азии.