Ни на что не намекаю. Просто хотел бы, чтобы некоторые из protesters немножко подумали головой. А потом почитали книжки – и еще подумали. В особенности над тем, чего именно они желают.
А вам ведь, наверное, хочется, чтобы я, как свирепый охранитель, сказал, что этих, которые на Чистых прудах, надо разогнать железной рукой, в этой руке зажав поганую метлу? Или, используя популярную нынче формулировку, надо размазать их печень по асфальту?
А вот не скажу я вам ничего подобного. Сегодня – не хочу. Вместо этого я вам расскажу пару коротких историй. Не то чтобы вы без меня нигде не могли этого узнать, но в эти дни я пересказа не встречал.
Значит истории.
Первая случилась в Париже в 68-м году. Там, видите ли, тоже был уличный протест против кровавого, преступного, недемократического режима, во главе которого стоял нелегитимный президент. Де Голль была его фамилия. Некоторые несознательные граждане до сих пор думают, что он спас французскую нацию. И даже голосуют на выборах за партию голлистов. Это такая французская «Единая Россия», да-да.
Но для нашего рассказа это не важно. Важно, что многие из восставших молодых людей были марксистами – объяснить это слово тем, которые сегодня на Чистых прудах, довольно сложно, впрочем, нам сейчас важно, что они считали, что нельзя произвести в обществе изменения, не имея поддержки пролетариата. Трудящихся масс. Ну, примерно тех людей, которые в четверг встречали Владимира Путина на Уралвагонзаводе.
Твиттера тогда еще не придумали, да и сегодня с рабочими через этот канал не очень-то покоммуницируешь, так что было решено агитировать прямо в цехах. Сказано – сделано. Пришли в цеха, стали агитировать. Но рабочие – они же голодные! Их же угнетают капиталисты, при поддержке кровавого, преступного, авторитарного режима! Надо вначале накормить, до разговоров. Студенты принесли с собой хлеб… Рабочие были очень им рады, как вы понимаете.
Я уже говорил, что ни на что не намекаю, да? Просто песенку пою. Пою второй куплет.
Есть такой умеренно знаменитый писатель Дэвид Лодж. Он написал книжку под названием «Академический обмен». Считается, что в этой книжке ему удалось в полной мере передать дух мятежного 68-го года, который царил в университетах Старого и Нового Света. В какой-то момент главный герой книжки читает (а может, смотрит по телевизору, не помню) новости про студенческие бунты. И рассказывают в новостях, что против митингующих студентов была брошена национальная гвардия, которая разгоняла митинг винтовками с примкнутыми штыками. И била людей прикладами. Конец шестидесятых, Соединенные Штаты, которые и тогда, как и в наши дни, по праву (не шучу) считались цитаделью демократии, свободы слова и проч.
Вы поняли? Со штыками и прикладами по мордасам. Не резиновыми дубинками и за руки, за ноги в автозак. Ну, извините, больше не буду повторять.
Да, но надо сказать, что студенты в книжке бузили не совсем так же, как оккупанты Абая. Они разбили – незаконно, на участке муниципальной земли – сад, который как-то выспренно назвали в честь свободы. И защищали его как символ. И получалось, что власти, исполняя закон (нельзя было на этой земле ничего такого учинять), превратились в гонителей свободы. И пришлось, в конце концов, подарить участок земли университету, и ректор пообещал сохранить сад как символ. И хотя каждый конкретный студент вроде ничего не получил, создалось впечатление, что свободы стало больше. Что характерно, не только у участников акции, но вообще у жителей того города. И читателей книжки. И вообще.
А у жителей Москвы, не говоря уже о Нижнем Тагиле, сейчас отчетливое впечатление, что на Чистых прудах люди бесятся с жиру. Потому что, видите ли, беззаконный садик свобод можно увидеть и пощупать. И за него дерутся. Как за ценность. А на Чистых прудах, а также в «Коммерсанте», в «Афише», на «Эхе» и в других таких местах не сказали и не показали ничего, что сошло бы за ценность.
Если не считать кафе «Жан-Жак». Мне оно тоже очень нравится.
Ну и, под занавес, третья песенка. Ее Владимир Семенович Высоцкий пел. «Приятно все же, что нас тут уважают. Гляди, подвозят. Гляди, сажают».
У бедных героев песни не было никакого другого способа ощутить уважение к себе, кроме как попасть в автозак, понимаете?
Вижу, что не понимаете. Хорошо, попробую простыми словами.
Раз. Чтобы делать революцию, особенно демократическую революцию, нужно добиться поддержки если не большинства, то хотя бы значительной части населения. У российских «демократов» с этим всегда были известные проблемы, но еще никогда не было таких крупных проблем, как у «оккупантов». Мало того, что массам непонятна стилистика протеста, так еще и отсутствует сколько-нибудь внятное послание: протестуем против того-то, хотим того-то. Мало того, что массам непонятно, так к ним даже и не пытаются обращаться. Даже на уровне студентов Сорбонны 68-го года. Даже на уровне революционного катехизиса 1825 года. Никакой попытки обратиться к тем, кто голосует на реальных выборах, новейшие революционеры не делают. А самих их не то что трагически, а просто до смешного мало. Пара тысяч москвичей считают, что они – это народ. Пфуй.
Два. Шансы на успех имеет общественное движение, успех которого измерим. Потребовали вот этого – добились чуть меньшего или чуть большего. Хотели тут сад – вот сад. Хотели запретить строительство дороги – добились отсрочки и новой экспертизы. Хотели отставки правительства – не добились. Заведомо неисполнимые требования можно предъявлять, если за их неисполнением последует народное восстание. Если кричишь «царь ненастоящий», будь готов идти на этого царя во главе толпы с оружием в руках, чтобы выстрелить самозванцем из пушки. Если не готов, нету толпы вообще, это все не более чем веселый карнавал – ты смешон.
Три. Не знаю, как кто, а я читал «методички», которые положено читать protesters. Там пишут, что уважения революционеры добиваются, когда власть сажает их в тюрьму. Поэтому в тюрьму надо стремиться. Это не глупо, только вот… Никакого уважения не добьется тот, кого больше не за что уважать, кроме как за автозак.
А мне, охранителю, хотелось бы уважать своих врагов – революционеров. Это наполняло бы мою жизнь смыслом.