Моя знакомая на днях минут десять устраивала политический ликбез приезжему юноше («хороший мальчик, с говором и чистыми глазами», — пишет она), остановившему ее на улице вопросом, как пройти в штаб-квартиру «Единой России». Выслушав импровизированную лекцию, он твердо отказался следовать полученным советам, ответив, что ЕР — это реальный социальный лифт, путь в карьеру, «для таких ребят, как я».
А ведь это уже было, но в других формах. В 90-е годы для простых людей действовал сексуальный лифт (это для девушек, для юношей лифт был рэкетирским), но потом государство сочло нерациональным подобное использование людей, готовых убивать кого угодно и ложиться под кого угодно. В начале «нулевых» я объяснял собеседникам, восторгавшимся исчезновением бандитов с улиц, что «дикий» рэкет вовсе не исчез, а сменил форму, уступил место рэкету организованному, и что Путин просто-напросто сделал криминальный по сути бизнес легитимным и респектабельным. Сейчас, когда выяснилось, что уровень коррупции в стране бьет все рекорды, это стало понятно многим.
С создания «Идущих вместе» в 2000 году в стране появилась молодежная политика, призванная канализировать свойственную постсоветской молодежи беспринципность в нужном государству направлении. Безграничный цинизм молодого поколения стал питательной почвой для разработанного Кремлем плана. Для большинства молодых нет проблем в том, чтобы поступиться убеждениями, поскольку их убеждения полностью вытеснены логикой и стратегией социального лифта. В отличие от своих руководителей и вдохновителей, людей образованных и понимающих что к чему, они не выглядят негодяями. У них действительно ясные глаза.
В последние советские годы или даже десятилетия вступление в комсомол и партию тоже вполне однозначно воспринималось как социальный лифт. В разговорах, кулуарно, перспективным ребятам доходчиво объясняли, зачем нужно «вступить в ряды», однако никому и в голову не пришло бы открыто позиционировать КПСС или ВЛКСМ в качестве социального лифта. И это понятно: ведь лифт нужен там, где невозможно пройти по лестнице, своими ножками. То есть социальный лифт нужен для социальных инвалидов (или, как изящно выразилась одна из кураторов молодежной политики, «деревенских у&бищ»), инвалидов в этимологическом смысле этого слова, подразумевающем деление на in-validi и просто validi. В этой ситуации неизбежно возникает вопрос, кто такие эти validi, а главное – как к ним следует относиться, если они мешают государственной стратегии социального лифта. Впрочем, как к ним относиться – более-менее ясно. Пока средний телезритель набивает кровавые мозоли, ерзая в кресле перед экраном, эти гады жируют: танцуют в масках в Храме Христа Спасителя, обвешивают свои «Бентли» белыми ленточками, бегают по несколько километров от Абая, чтобы нагадить в подъезде активистки ЕР Нины Топоровой, складывают евро в сто конвертов и доводят до слез Чулпан Хаматову. Государственные пропагандисты неусыпно воспитывают в молодежи веру в то, что все места под солнцем заняты прислужниками Госдепа, и что пробраться наверх можно только помогая государю в борьбе с его врагами. Это известная стратегия. В какой-то мере всю историю СССР (по крайней мере, довоенную) и гитлеровской Германии можно считать плодом этой стратегии.
Глядя на Россию, понимаешь, что социальный лифт – вещь не вполне относящаяся к понятию «социальная мобильность». Это очередное непереводимое слово, как «интеллигент», «силовик», «стукач» или «стрелочник». На Западе социальный лифт – это общедоступное транспортное устройство (кто-то из комментаторов Евро-2012 восторгался лестницами Донбасс-арены, позволяющими десяткам тысяч людей в считанные минуты покинуть стадион), при Путине социальный лифт – это средство подъема своих в обход чужих. Строго говоря, социальным он остается лишь по форме, а по сути должен бы называться государственным. Отдельного внимания, повторю, достойна проблема «чужих». Кто они, новые враги народа? Ведь сначала формируются условия для того, чтобы их объявить, а когда условия созданы, уже никто (в том числе инициаторы создания этих условий) не сможет повлиять на составление списков.
Мы редко задумываемся над этим, а ведь на каждого человека с белой лентой приходится по десятку юношей «с говором и ясными глазами», разыскивающих по городам и весям штабы «Единой России». Но с нас здесь какой спрос? А вот задумываются ли кремлевские стратеги, что будет, когда эти юноши найдут, что искали?