После Второй мировой войны Ближний Восток постоянно был ареной борьбы СССР и США. Правила «игры с нулевой суммой» диктовали поведение сверхдержав на региональной арене. Однако даже в тот период времени внутренняя конфигурация региональной подсистемы далеко не всегда была подвластна правилам, навязанным сверхдержавами и их союзниками.
Конфигурация ближневосточной региональной подсистемы в рамках глобальной международной системы и баланс сил окончательно сложились только к концу 1980-х гг. После распада биполярного мира арабские страны и весь регион вступили в период болезненного приспособления к динамично меняющемуся миру. Кардинально изменяясь изнутри, Ближневосточный регион, а вместе с ним и Арабский Восток, вновь начинают оказывать существенное влияние на мировой порядок.
Социально-политическое развитие большинства арабских государств в начале XXI века характеризовалось двумя основными тенденциями: подъемом исламизма или политического ислама, в том числе его радикального направления, и относительной либерализацией и демократизацией государственной и общественно-политической сферы.
Исламизм как явление арабо-мусульманской общественной мысли отражает настроение части мусульман, которая считает сохранение исламской религии, культуры и исторических традиций непременным условием дальнейшего успешного развития общества. В начале 2000-х гг. в арабском мире наблюдается усиление внимания к мусульманской, прежде всего, суннитской идентификации.
В последние годы в арабской умме четко наметилась тенденция усиления религиозного влияния различных исламских школ («мазгабов»), преимущественно суннитских, базирующихся в государствах Аравийского полуострова, в основном в Саудовской Аравии, которые используются аравийскими монархиями не столько для противодействия «ересям» (в основном шиитским, включая алавитскую), сколько для борьбы с «атеистическими» (перешедшими известную черту — светскими), по их мнению, и, что особенно недопустимо, неправоверными (то есть несуннитскими) режимами и политическими организациями. Результатом этой борьбы, по мнению ее инициаторов, должен стать ренессанс или возрождение арабской нации с последующим ее объединением на федеративной или конфедеративной основе (наподобие средневекового халифата) как противовес якобы чуждой исламу внерегиональной политико-культурной экспансии.
С другой стороны, светские политики арабских стран осознают историческую потребность в построении гражданского общества. Однако отсутствие необходимых социально-экономических институтов и особенности политического развития на Арабском Востоке делают невозможным создание такого общества по западному образцу. В некоторых государствах арабского мира исламский фундаментализм видится многим местным политикам и обществу как единственный доступный путь к построению гражданского общества, альтернативного западному.
Одним из главных факторов, определяющих современное политическое развитие арабских стран, является особая роль государства как такового вне зависимости от формы правления, будь то республика или монархия. Оно продолжает оставаться влиятельной силой, формулирующей задачи и направления эволюции политической и экономической сфер жизни общества.
Ни одно арабское государство не может рассматриваться как гомогенное политическое образование. Национально-этнические и религиозно-общинные отношения, взятые в их историческом разрезе, также являются одним из структурных элементов современного политического процесса в регионе. Это позволяет разнородным политическим силам при умелом обращении с этно-конфессиональным фактором манипулировать сознанием приверженцев одной веры или представителей той или иной национально-этнической группы.
На этом фоне в арабском мире начался процесс размывания, казалось бы, на долгие годы закрепившихся у кормила власти группировок представителями иных общественных групп. Во-первых, новой бизнес-элитой и, во-вторых, выходцами с периферии или даже представителями кланов и родов, к которым не принадлежали традиционно правившие группы (что, в свою очередь, вызывает ожесточенное сопротивление со стороны сходящих с политической арены правящих элит). Вместе с тем в арабском мире не просматривается возможность появления харизматических лидеров, которые бы могли под теми или иными лозунгами объединить арабов. Эпоха таких неординарных личностей, пусть даже одиозных, как Гамаль Абдель Насер (Египет), Бен-Белла (Алжир), Хафез Асад (Сирия) и даже Саддам Хусейн (Ирак) или Муаммар Каддафи (Ливия), ушла в прошлое.
Несмотря на существование множества партий, только исламские движения являются действительно серьезной и организованной силой, способной влиять на динамику внутриполитических процессов. Светские политические силы в странах Арабского Востока лишены способности увлечь за собой широкие слои населения. Это автоматически означает отсутствие в обозримой перспективе жизнеспособной оппозиции, без которой демократия по западному образцу невозможна, а те формы, в которых она еще существует в ряде арабских стран, обречены на вырождение. В этой связи закрепление в регионе исламских режимов с разной степенью антидемократизма представляется безальтернативным. С другой стороны, исламистские движения, пользующиеся поддержкой масс, не созрели до превращения их в полноценные политические образования — партии. Их популярность объясняется не традиционной в европейском понимании организационно-идеологической деятельностью, а тесными связями с обездоленным населением через работу в социальной сфере, религиозно-политической демагогией и умением быстро мобилизовать массы.
В арабском мире государство традиционно активно вмешивается в экономику. Во-первых, проявляется стремление к созданию государственного сектора, где сгруппированы стратегические направления экономики. Кроме того, государство рассматривается как гарант соблюдения интересов различных экономических групп и «контролер» хозяйственно-экономических отношений, что также противоречит западной, преимущественно англо-саксонской модели демократии, формально ориентирующейся на неограниченную предпринимательскую свободу.
Арабские государства, особенно крупные экспортеры углеводородов, энергично интегрируясь в мировую финансовую систему, не могли не оказаться в зависимости от мирового рынка и присущих ему перепадов, не говоря уже о зависимости от конъюнктуры цен на нефть и газ. Наметилась тенденция сращивания местных финансовых элит с аналогичными элитами Запада. Эти страны уже настолько глубоко интегрировались в мировое хозяйство, что стали оказывать на него заметное влияние. Однако последствия глобального финансово-экономического кризиса будут во все больших масштабах затрагивать как экономику отдельных арабских государств, так и всего региона в целом, и это не может не сказаться на социальной сфере. Ситуация осложнится борьбой за овладение вновь открытыми в Восточном Средиземноморье богатыми залежами углеводородов между местными и внерегиональными субъектами международных отношений, включая транснациональные корпорации. Другая группа проблем экономического, социального, экологического и политического характера в арабском мире связана с растущим дефицитом водных ресурсов.
По существу, благополучие арабского региона, включая суверенность его наиболее уязвимых государств, оказалось под угрозой. Драматизм проблемы усиливается не только затяжной арабо-израильской враждой, в том числе из-за воды, но и возникновением относительно новых тяжб из-за водных ресурсов между отдельными арабскими странами.
РИА Новости
Непосредственные причины обострения
Можно выделить три взаимосвязанные причины, сыгравшие свою роль в том, что регион на рубеже 2010-2011 гг. оказался охвачен беспрецедентным и, казалось бы, непредвиденным кризисом. Это — социально-психологическое состояние общества, мировой финансово-экономический кризис и внешнее влияние. Сохраняются и продолжают играть «деструктивную» роль и причины «традиционного» характера, специфичные для каждой страны, но исторически оказывающие влияние на общее состояние отношений внутри арабского мира. В Ливии, например, это противоречия между восточной провинцией — Киренаикой и западной — Триполитанией (в меньшей мере юго-западной частью — Феццаном), а также между различными племенами. В Йемене — давний конфликт между Севером и Югом, недовольство южан дискриминацией со стороны правящего режима, а также противоречия между родоплеменными элитами и соперничество племен. В Бахрейне — недовольство шиитского большинства правящим суннитским режимом, в Сирии — подогреваемое извне недовольство суннитского большинства правящей алавитской верхушкой, нерешенность курдской проблемы, латентный конфликт между берберами (туарегами) и арабами в Северной Африке и т.д. К этому можно приплюсовать и долгое время тлевший, а в последние годы вырвавшийся наружу внутриарабский так называемый расовый конфликт — между «белыми» (северо-восточными) и «черными» (южными) арабами, лишь формально объединенными языком и религией, а на деле оказавшимися в разных цивилизационных нишах: первые — в южно-европейско-средиземноморской, вторые — в африкано-аравийской.
Тем не менее, несмотря на политическую несостоятельность популярного в недалеком прошлом лозунга о «единстве арабской нации», все же нельзя отрицать и определенную схожесть социально-психологических особенностей арабских обществ в целом от Магриба до Машрика.
На смену панарабским лозунгам приходит «арабизм» нового типа, «подпитываемый» электронными СМИ и социальными сетями. Целеустремленность и предприимчивость владельцев и организаторов регионального медийного сообщества (среди которых наиболее доступными и, соответственно, популярными выступают электронные, подконтрольные суннитам телеканалы — катарский «Аль-Джазира» и кувейтско-эмиратско-ливанский «Аль-Арабия»), подкрепленные знаниями тонкостей национальной психологии, а также инвестициями, меняют мировоззрение арабской молодежи, превратившейся в гегемон региональных «революций».
Появление в арабском мире нового поколения, которое гораздо лучше информировано, чем предыдущее, делает ситуацию по сути необратимой. Доступ к социальным сетям здесь не столь велик по сравнению с Европой, но в сетевом общении задействована как наиболее активная часть молодежи — студенчество, так и, что особенно важно, более массовая маргинальная среда, подверженная влиянию радикального ислама и способная на неадекватные действия. Главным образом именно благодаря мобилизующей роли проповедников в мечетях, а не социальным сетям был достигнут эффект всеобщности протестов практически во всех охваченных волнениями арабских странах.
Новому поколению арабов практически не свойствен патернализм — нужда в «отце нации», который за них «все решит». Возрастающие требования к качеству жизни, помноженные на неприятие почти открыто демонстрируемой коррупции и безнаказанности «проштрафившихся» представителей элит, в конце концов, сформировали у молодых людей мировоззрение потенциальных борцов с несправедливостью, готовых под любыми лозунгами — радикальными исламскими, националистическими или социальными — добиваться своей цели самым решительным образом. На все это накладывает отпечаток абсолютное неверие «возбужденных» масс правящим кругам, десятилетиями обещавших «процветание», в том числе за счет справедливого перераспределения доходов от богатств «общеарабских недр», но обеспечивших относительно высокий уровень жизни, а в некоторых странах и беспрецедентную роскошь лишь узкой прослойке населения.
Назревавшим протестам в казавшихся относительно благополучными арабских странах, таких, например, как Тунис или Египет, в последние годы содействовал и начавшийся очередной этап мирового финансово-экономического кризиса.
Условием получения займов от ведущих финансовых институтов — Международного валютного фонда (МВФ) и Всемирного банка (ВБ) — было осуществление радикальных реформ в государствах региона, подошедших к черте финансово-экономического краха: уменьшение роли госсектора, снижение дефицита госбюджета за счет экономии на социальных расходах, отказ от регулирования внутренних цен, повышение роли частного бизнеса, корректировка невыгодных мировым кредиторам курсов национальных валют.
Следствием проводимых по рекомендациям МВФ и ВБ реформ, в среднесрочной перспективе обещавших выход из кризиса, стало обнищание населения. Правительства большинства стран региона к началу 2000-х гг. исчерпали способность субсидировать базовые продукты питания. В 2010 году был спровоцирован лавинообразный рост цен на продовольствие, который затронул и большинство арабских стран, где начались демонстрации, постепенно вылившиеся в противоборство с органами правопорядка, а затем и с откомандированными им в помощь войсками. Таким образом, выстраивается последовательная цепочка событий: мировой финансовый кризис — накачка мировой экономики деньгами — попадание этих денег на биржи — рост биржевых цен на продовольствие — недовольство и протесты населения.
Кризис в регионе в значительной степени были отягощен внешним вмешательством в дела на Арабском Востоке.
Традиционно «высокий» интерес к региону со стороны основных субъектов международных отношений, в том числе как к средоточию мировых запасов углеводородов, в начале 2000-х гг. сменился реальными шагами Вашингтона, имеющими целью подчинить развитие региона контролю со стороны США и их ближайших союзников. Давно вынашиваемые идеи в этом направлении после терактов 11 сентября 2001 года получили практическое воплощение. После вторжения в Афганистан в том же году и оккупации Ирака в 2003-м американской администрацией был реанимирован т.н. проект «Большого Ближнего Востока», предполагающий политическую и, при необходимости, «географическую» «реконструкцию» арабского мира, призванную ликвидировать почву «международного терроризма». В соответствии с этим планом, озвученным президентом Джорджем Бушем-мл. 6 ноября 2003 года в Национальном фонде демократии, захват Ирака должен был стать лишь «первым этапом длительной борьбы США за демократизацию всего региона».
Реализация этих намерений началась с провозглашения Вашингтоном так называемой инициативы ближневосточного партнерства, за которым последовало создание в отдельных странах региона официальных американских структур, нацеленных на налаживание контактов с нарождающимися элементами гражданского общества. Параллельно происходило расширение штатов официальных представительств США в странах региона, активизация работы по внедрению в местные общества западных «стандартов демократии». Примечательно, что для претворения в жизнь своих идей Вашингтон привлек не только формально подотчетные ему, но и так называемые независимые организации, среди которых фигурировали «Фридом Хаус», Международный республиканский институт (IRI), Национальный демократический институт (NDI), Институт Сороса и др. Все эти организации, располагая значительными финансами, щедро субсидировали местные структуры, призванные «демократизировать арабские общества».
В 2004 году перед встречей в верхах «большой восьмерки» Вашингтоном был разработан и опубликован рабочий документ «Партнерство «Большой восьмерки» и «Большого Ближнего Востока»», в котором содержался призыв к странам региона провести «экономические преобразования, аналогичные по масштабам тем, которые были предприняты в бывших коммунистических странах Центральной и Восточной Европы». Помимо этого США выдвинули идею о «рационализации» региональных банковских и финансовых институтов, а, по существу, об их передаче в «новые структуры», якобы международные, но, как Всемирный банк и МВФ, де-факто подотчетные Вашингтону. Цель данного долгосрочного проекта состояла в том, чтобы полностью контролировать не только финансовые потоки от продажи углеводородов, но и вообще финансы стран региона.
В качестве следующего логичного шага на повестку дня был вынесен вопрос о трансформации ближневосточных режимов таким образом, чтобы вновь сформированный конгломерат нежизнеспособных государственных образований находился под американским контролем. Данной цели можно было достичь либо прямым военным вмешательством, либо путем дестабилизации обстановки в тех странах, которые по тем или иным причинам не вписывались в американскую стратегию «реконструкции» «Большого Ближнего Востока». Второй путь представлялся более прагматичным и не был чреват крупными, сравнимыми с реализацией первого сценария финансовыми и материальными издержками, не говоря уже о морально-правовой стороне дела.
РИА Новости
Тенденции «постреволюционного» развития
Несмотря на кажущуюся внезапность современного ближневосточного кризиса, есть основания полагать, что его начало и специфика протекания подготовлены, во-первых, всем ходом мирового развития в послевоенный период, в особенности в начале XXI столетия; во-вторых, все возрастающее влияние изменений в регионе Арабского Востока на глобальную международную систему не представляет собой принципиально нового явления, а лишь подтверждает принцип цикличности в развитии военно-политической обстановки в целом.
Вместе с тем представляется уместным выделить наметившиеся тенденции в развитии региональной военно-политической обстановки:
— процессы, приведшие к падению правящих режимов в ряде стран региона и дестабилизации обстановки в других, носят долгосрочный характер;
— утверждение у власти либерально-демократических режимов, по западной классификации, в результате «революционных» событий в некоторых странах региона маловероятно;
— во всех государствах Арабского Востока, где произошла смена правящих режимов, заметно усилились позиции исламских фундаменталистов, начавших продавливать шариатское законодательство, распространение «исламских ценностей», преследование «иноверцев» и т.п. При этом региональные «отделения» сетецентричной фундаменталистской организации «Аль-Каида» скорее играют роль подстрекателей в «затянувшейся» борьбе с «врагами ислама», а также выступают в качестве ее непосредственных участников, нежели политической силы, способной взять на себя роль организатора и ответственность в становлении «истинно» мусульманской власти в арабских странах;
— отсутствие опыта государственного управления у исламских фундаменталистов, занявших ключевые позиции в органах администрации некоторых государств, с большой вероятностью приведет сначала к «правительственно-парламентскому», а затем, как следствие, внутристрановому политическому кризису и, соответственно, новому витку напряженности;
— политическое доминирование в органах власти данных государств представителей «исламистов» окажет влияние на декларируемый внешнеполитический курс с антизападным уклоном, что на первых порах затруднит, во всяком случае формально, какое-либо официальное взаимодействие с США и ЕС;
— курс США и их союзников на свержение режима Башара Асада в Сирии, подкрепленный усилиями влиятельных суннитских монархий Аравийского полуострова, прежде всего Саудовской Аравии и Катара, а также монархов-потомков Пророка в Иордании и Марокко, имеет своей целью приведение к власти в Дамаске «умеренно-исламистского» (суннитского) режима, ориентированного на аравийские монархии и, соответственно, на Запад;
— аравийские монархии (наряду с США и некоторыми из их западных союзников, прежде всего Великобританией, вовлеченные в осуществление региональных «революций»), скорее всего, сумеют нейтрализовать настроенную на перемены оппозицию в своих странах за счет формальных мер по либерализации режимов, но, главным образом, за счет опоры на широкие массы, все еще приверженные радикальным суннитским школам ислама, а следовательно, поддерживающие местных монархов — «хранителей мусульманских святынь»;
— находящийся в центре ближневосточной проблемы в целом так называемый процесс арабо-израильского мирного урегулирования на неопределенное время будет заморожен вследствие, во-первых, неготовности палестинской стороны, в силу раскола, конструктивно решать сложные процессы урегулирования и, во-вторых, выжидательной позиции израильской стороны в связи с неопределенностью результатов преобразований в объятом кризисом арабском мире;
— патронирующая процесс «арабо-израильского сближения» администрация президента США Барака Обамы, опасаясь очередного провала, не будет выдвигать конструктивных инициатив по урегулированию и поощрять к этому обе стороны до президентских выборов в ноябре этого года, видимо, аналогичную позицию займет и ЕС;
— попытки нынешнего руководства Сирии обострить арабо-израильский конфликт, чтобы отвести внимание от собственного кризиса, будут блокированы целенаправленными усилиями Запада и его региональных союзников;
— руководство Ирана рассматривает события в арабском мире как продолжение начатого Тегераном в 80-е гг. прошлого века курса на «всеобщее исламское возрождение», поощряя смещение внешнеполитических курсов новых режимов в направлении антиамериканизма и укрепления позиций антиизраильских сил. Усилия Тегерана по подчинению своему контролю утвердившегося в Багдаде шиитского большинства, поощрение шиитских волнений в других арабских странах, включая Бахрейн и Йемен, а также попытки поддержать своего регионального союзника, асадовскую Сирию, будут нейтрализованы совместными действиями аравийских монархий и помощью в этом со стороны Запада;
— поддержка Ираном основной антиизраильской силы в регионе — ливанской «Хезболлы» и палестинской ХАМАС — будет затруднена и, возможно, сведена на нет в результате падения либо, что менее вероятно, «либерализации» режима Асада в Сирии;
— Саудовская Аравия, ее арабские союзники в Персидском заливе и новые «суннитски ориентированные» режимы региона усилят политику противодействия влиянию шиитского Ирана, не позволив ему стать «региональной сверхдержавой». Лига арабских государств (роль которой в настоящее время практически сведена к утверждению решений аравийских монархий), формально объединяющая весь арабский мир, сконцентрирует свое внимание скорее не на борьбе с «сионистским врагом», ранее сплачивавшей арабов, а на противодействии «экспансионизму персов»;
— в случае реализации планов США и Израиля по уничтожению ядерного потенциала Ирана обстановка на всем Арабском Востоке будет серьезно дестабилизирована. Судя по всему, арабские государства не смогут остаться в стороне от нового вооруженного конфликта в регионе. Даже при явном неприятии большинством из этих государств режима аятолл они будут вынуждены принять контрмеры: от формального осуждения акции, искусственного взвинчивания цен на углеводороды, объявления выборочного нефтяного эмбарго до нанесения ракетных ударов по израильской территории из Южного Ливана, сектора Газа, Синая (Египет), района Голанских высот (Сирия) и проведения диверсионных операций против израильских объектов, включая гражданские, американских баз и формирований ВС США и их союзников в регионе;
— арабский мир в целом не принимает претензий Турции на роль «региональной сверхдержавы», памятуя об «историческом арабо-турецком антагонизме» и о слишком тесной привязанности Анкары к Западу, но в целом благосклонно относится к турецким инициативам, содействующим росту влияния «исламских наций» на мировой арене, помощи «угнетаемым истинным мусульманам» (в Сирии), поддержке местных «революций» и «сдерживанию» Израиля;
— смена режима в Ливии создала прецедент санкционированного СБ ООН военного вмешательства во внутренние дела суверенного государства региона и успешной реализации концепции «ответственности по защите» («гуманитарной интервенции»), что, с одной стороны, «развязало руки» тем внешним и внутрирегиональным силам, которые отныне могут надеяться на легитимацию своих планов по устранению неугодных режимов, а с другой — насторожило правящие в странах региона элиты (которые либо непосредственно участвовали в акции по свержению Каддафи, либо ее поддержали). Вероятность самим оказаться в аналогичном положении, по всей видимости, будет содействовать «сдерживанию» их курса на привлечение внешних сил для урегулирования кризисов в регионе;
— «посткризисное урегулирование» в Ливии, несмотря на явный сдвиг нового правящего режима в сторону «исламизма» и непредсказуемость последствий возможного расчленения страны, дает определенные надежды тем силам, главным образом на Западе, которые заинтересованы в «реструктуризации нефтяного хозяйства» Ливии и, соответственно, получения «свободного доступа» к ее углеводородным недрам;
— «реконструкция» «Большого Ближнего Востока», начатая по инициативе Вашингтона, реально ведет к фрагментации территорий суверенных государств региона и даже образованию новых субъектов международных отношений, подконтрольных Западу в целом и транснациональным корпорациям в частности. Раздел арабского Судана на северный и южный является примером начала такой «реконструкции». Под угрозой распада целостного государства может оказаться Ливан, дезинтеграция угрожает Ираку, Ливии и др. Реализация данных планов, даже в случае «координации» их проведения с региональными «центрами силы», неминуемо приведет к дальнейшей дестабилизации обстановки и «вынужденному» вмешательству внешних сил для ее «урегулирования»;
— нельзя исключать, что усовершенствованные и апробированные на Арабском Востоке технологии «раскачивания» режимов путем «поощрения» народных волнений могут быть применены и в других регионах мира, в том числе в странах СНГ. Укрепление позиций исламских сил в арабском мире с учетом их воздействия на умонастроения мусульман на постсоветском пространстве в целом и в России в частности несет в себе заряд деструктивизма и чревато негативными последствиями для развития ситуации, прежде всего, в мусульманских анклавах, оказавшихся подверженными издержкам проводимого руководством этих стран курса, особенно в социальной сфере.
Таким образом, арабские государства стоят перед выбором дальнейшего политического развития: 1. Сохранение авторитарных режимов; 2. Турецкая модель умеренной и светской мусульманской демократии; 3. Иранская модель теократической демократии; 4. Утверждение у власти исламистских режимов с местной (арабской) спецификой.
Не исключено, что в арабском мире утвердится форма сосуществования традиционных авторитарных монархий и новых, по ценностям близких Западу (хотя и не обязательно во всем ему дружественных) демократических режимов с местной спецификой. В этом случае регион станет ареной борьбы между двумя тенденциями развития — курсу на секуляризм (с исламским лицом) и исламским «клерикализмом».
Повышение роли исламского фактора является главным вектором влияния событий в арабском мире. Естественно, что это в первую очередь затронет зону традиционного расселения мусульман как в Азии, так и в Африке, особенно Сахаро-Сахельский регион. Не останутся в стороне от грядущих событий и государства Евросоюза, поскольку ожидаемые локальные кризисы еще больше подхлестнут миграцию и вызовут рост националистических, изоляционистских настроений в европейских обществах, в свою очередь чреватых напряженностью по линии Север-Юг в целом.