Я пишу эту колонку утром 8 июня как раз в тот момент, когда рука президента России зависла над текстом закона о митингах. Перо уже обмакнули, можно сказать, в чернила. И крупная чернильная капля застыла и переливается зеленоватым блеском.
Пальцы уже просятся к перу. Перо — к бумаге. Минута — и… Вот именно об этом «и», пока оно не случилось, и хотелось бы написать.
Впрочем, когда вы читаете этот текст, подпись президента, уже, видимо, стоит. Наказания за нарушения на митингах ужесточены. Так что 12 июня мы пойдем на марш миллионов, уже рискуя самым дорогим, что у нас есть — собственным кошельком.
Но пока я это пишу, президент еще раздумывает. Этот миг, эта трещина, эта наносекунда в российской истории может продлиться несколько часов, или даже пару дней.
Стоп-кадр.
Что мы имеем? Три дня кряду все гадают, воспользуется ли президент правом вето. Устраивают на разных сайтах голосования и обсуждения. И многие находят, что, да, обязательно воспользуется, покажет себя либералом. Точно так же полгода назад все почему-то решили, что Лукашенко помилует осужденных за теракт в минском метро. Что, дескать, приговор и был вынесен только для того, чтобы выгоднее оттенить помилование. Потом все уверяли друг друга, что президент Медведев на последних секундах своего срока помилует Ходорковского. И еще до этого было много разных высокохудожественных предположений о внезапной и счастливой либерализации.
Между тем, оснований для таких надежд нет ни малейших. События, которые случились в последнее время, не позволяют считать, что закон будет отправлен туда, откуда пришел.
5 июня депутаты Госдумы, как известно, спешно приняли закон во втором и сразу третьем чтении. А пока они его ускоренно принимали, на улице перед зданием Госдумы резвились граждане, против которых этот закон принимался. Оппозиция отгуливала последние денечки, и проехаться в автозаке можно было пока что на халяву, а не за 30 тысяч. И можно было даже рассчитывать провести акцию без винтажа. Главное, протестовать молча, локоть к локтю, плакатов не доставать — просто стоять насупившись. Тебя поймут. А забирать не имеют права. Так и поступили представители «Яблока», «Левого фронта» и прочие белоленточники.
Тут же подкатил автозак, и омоновцы впились глазами в протестующих, не издадут ли те часом какого звука, напоминающего лозунг, не извлекут ли из себя чего-то, напоминающего плакат. Так и стояли. Через какое-то время один из протестующих заскучал и достал из-за пазухи газету «Московский комсомолец» (как теперь точно установлено) с целью почитать, за что всех протестующих сразу скопом и свинтили. В автозаке «плакат» оказался газетой, но извиняться было поздно — всех отправили в отделение. Спорить не стали, благо все услуги были оказаны протестующим совершенно бесплатно и бескорыстно.
А Госдума тем временем поставила на закон о митингах свое радостное «добро». И все остались довольны. Единороссы обнялись и заявили: «Мы верим в то, что делаем» (Андрей Воробьев). Справедливороссы тоже были весьма горды своей «итальянской забастовкой» (Илья Пономарев). И хотя придумка оказалась совершенно бесполезной, но, видимо, сама по себе уж больно хороша.
…Темной ночью 6 июня в комитет по безопасности и правовой комитет Совета Федерации были важные звонки. Их членам было объявлено, что на службу завтра необходимо прийти не к 10, а к 8 утра.
Я когда-то работала в аппарате Совета Федерации — его полное название «Совет Федерации Федерального Собрания Российской Федерации». И всякий раз, когда я любовалась вывеской на фасаде здания по Большой Дмитровке, мне, человеку, не обладающему государственным мышлением, название казалось тавтологичным и зловещим. Так вот, 6 июня люди, работающие в учреждении, которое содержит в своем названии три одинаковых слова подряд, собрались на экстренное заседание (плановое намечалось аж 15 июня), чтобы с утроенным усердием принять закон о митингах.
По поводу спешки высказалась, как известно, одна Людмила Нарусова, за что тут же получила от Валентины Матвиенко звание «оскорбительницы верхней палаты». Нарусова указывала на нарушение регламента: закон должен сперва проходить обсуждение в комитетах. А вот в этом-то и заключалась разгадка ночного звонка — было, было уже в комитетах обсуждение! Все законно!
И вот из перечисленных событий почему-то теперь делают вывод, что президент воспользуется правом вето. И даже Левада-Центр где-то откопал 28% опрошенных, которые отчего-то верят в то, что власть именно сейчас пойдет на конструктивный диалог с оппозицией. И что диалог этот начнется именно с вето на закон, который так лихо продвигался. Ну, с чего вы это взяли?! Воистину главный механизм человеческой психики — выдавать желаемое за действительное.
В тот же день 6 июня небольшую группу протестующих еще раз задержали рядом с Красной площадью за ношение маек с надписями «Закон о митингах — путь к фашистскому государству» и «Я раскачиваю лодку». Майор из 2-го оперативного полка полиции приказал Митрохину снять с молодежи, за которую тот отвечал, провокационные майки: «Раздевай, — говорит, — трам-тарарам, своих девок!» «Как же, — говорит Митрохин — я их раздену? Они же, — говорит, — под майкой голые». И некоторые, надо сказать, при этом откровенно и оскорбительно хохотали. «А мне, — говорит майор, — безразлично, трам-тарарам, какие они под майкой. Мое дело, — говорит, — предупредить. А дальше как знаете». Ну и повязали всех. В отделении ровно три часа придумывали, как сформулировать причину задержания, а по прошествии трех часов, ничего не придумавши, отпустили всех восвояси.
Вот не ценим мы текущего момента! «Мементо море» — говорили древние, умей, дескать, наслаждаться нынешним мгновеньем. Потому что последующее может быть гораздо ужаснее.