«В этом вопросе (согласится ли Россия на новое обсуждение в СБ ООН в случае провала плана по политическому урегулированию в Сирии), — сказал Лавров, — уже слышится заданность обречённых. А может быть, уверенность в том, что наиболее радикальные члены мирового сообщества, которые требуют смены режима, свою позицию не изменят. Их позиция, скорее всего, приведёт к усугублению ситуации, к интенсификации насилия и, в конечном счёте, к очень большой войне».
Прочитав этот материал, я связался с людьми, понимающими в таких вещах больше чем я. Не только с россиянами. Меня интересовало, какого уровня намёк сделан главой российского МИДа, если перевести с дипломатического на нормальный. Ответ из Москвы обескуражил: никакого, объяснили профи; намеки кончились, «Викторыч» сказал ровно то, что сказал. Вернее — это,конечно, не прозвучало, но подразумевалось, — дословно озвучил позицию того, чью позицию, буде таковая сформулирована, обязан дословно озвучивать. И ответ… скажем так, не из Москвы… тоже обескуражил: никакого, объяснили профи; намеки кончились, «She» пошла ва-банк. Вернее — это, конечно, не прозвучало, но подразумевалось, — дословно озвучила позицию, согласованную с тем, с кем обязана согласовывать.
Иными словами, Россию пощупали на предмет, до какой степени она готова отступать, и Россия обозначила свои красные линии. Так внятно, что внятнее просто некуда. Вернее, есть куда. Но Ельцин всё-таки был Ельциным, человеком с особой спецификой. 7 декабря 1999 года, после банкета он был просто не в состоянии подбирать выражения. На следующий день, конечно, началась дипломатия, выступил Якушкин, потом генерал Яковлев, главком Ракетных войск стратегического назначения, всё понемногу улеглось, но слово было сказано: все поняли, что Россия ядерной войны не начнет, а если заставят, то располагает достаточными силами, чтобы выдержать и ответить по полной.
Безусловно, ситуации, хотя и сходны, но не идентичны. Тогда Америка была на взлёте, благодушна и чересчур обострять обстановку намерений не имела. Да и Ельцин уже считал часы до «Я устал, я ухожу» и мог позволить себе покуражиться напоследок. И всё же, как писал позже Маркус Игаль, «это был тяжёлый момент. Зная характер Бориса Ельцина, нельзя было исключать, что, если его разъярить, он может совершить поступок, полностью противоречащий интересам не только международного сообщества и России, но и его личным. К тому же никто не знал о содержании его приватной беседы с Председателем Цзян, и европейские лидеры проявляли максимум обеспокоенности, напоминая Президенту о том, что европейские союзники не хотели бы пострадать». А сейчас многое изменилось.
Назовём кошку кошкой.
В той каше, которую заварили «цивилизованные», пространство для манёвра предельно сужено, и притом, что хуже всего, — у всех заинтересованных сторон. Поэтому речь идёт уже не о том, будет ли война, а о том, когда она начнётся. И главное, как будет выглядеть. По логике вещей, в ядерном конфликте не заинтересован никто. В первую очередь, безусловно, по-прежнему Европа, от которой, ежели что, останется немногое.
А вот «конвенционный» конфликт, неважно, с чего он стартует — с Сирии ли, с очередной ли отмашки Михаилу Николаевичу восстановить справедливость, с внезапного ли обострения на карабахском фронте, — Западу может быть интересен. Ибо затяжного конфликта России не потянуть. Если, конечно, на сей счёт не были достигнуты какие-то договорённости в ходе приватных бесед в Пекине с преемниками Председателя Цзяна. Но, с другой стороны, если такие решения были приняты и взаимодействие на случай «Часа Х» согласовано, то ситуация, развиваясь, вряд ли уложится в «конвенционные» рамки.
Это понимают везде, в том числе и в Вашингтоне. Вот только отступать, похоже, уже некуда. Дать задний ход, не побряцав оружием, в «сирийском» и, скажем прямо, «иранском» вопросах, для США означает потерять слишком многое, а для Москвы — потерять всё. И не только Стабфонд.
Короче говоря, куда ни кинь, везде клин.
Не на 100%, надеюсь — в конце концов, общий страх помог урегулировать даже Карибский кризис, — но риски, не будем лукавить, очень велики.
В связи с чем вопрос зачистки страны от «пятой колонны» volens-nolens заостряется до синевы.