https://www.funkybird.ru/policymaker

Успешное реформирование – это не уступки давлению, а наступление

Испанский опыт согласия, выраженный в «Пакте Монклоа» — тому доказательство.

Испанский опыт согласия – и его центральный компонент «Пакт Монклоа», вместе с его «Актом Забвения» — весьма интересны и дают пример того, как можно от фашисткой диктатуры прийти к социальному демократическому государству без сколь либо заметных потрясений. В свое время было модно анализировать, насколько этот опыт применим к СССР/России, и почему здесь никакого согласия достичь не удалось, а удалось после падения КПСС только создать и усугубить раскол.

Это отдельная и очень интересная тема. Хотя главное отличие, наверное, заключается в том, что в СССР просто не было фашистской диктатуры и не было раскола, который нужно было бы преодолевать, а переход был осуществлен от одной формы демократического устройства к другой, и от общества без глубоких конфликтов – к обществу многократно расколотому. Хотя и в Испании и в СССР формально имел место переход от однопартийной системы к многопартийной. Это, в общем-то, подтверждает простой тезис: само по себе количество партий ни к демократии, ни к согласию отношения не имеет.
Сегодня со времени разрушения однопартийной советской системы прошло четверть века, созданное взамен ее ни на йоту не оказалось лучше, и вновь поднимается тема – нельзя ли в современной России пойти испанским путем и постараться достичь согласия.

Возникает соблазн поиронизировать на тему о нынешнем испанском практически банкротстве и о выделении ей миллиардов евро партнерами по Евросоюзу. То есть внешне все вообще выглядит так: в Испании согласие – и финансовое банкротство. В России как будто раскол – зато гигантские золотовалютные резервы. Тогда возникает вопрос – что лучше: согласие с банкротством или раскол при мешках с золотом…

Но конечно, это некорректная постановка вопроса. Во-первых, потому, что сегодняшнее испанское банкротство мало связано с достигнутым более четверти века назад политическим согласием (и тогда Испания, как раз экономически развивалась успешно). Во-вторых, потому, что утверждения о расколе в России и «масштабном противостоянии власти и оппозиции» более чем спорны. Недовольство экзальтированного политического актива властью – это далеко не раскол, даже с учетом того, что симпатий нынешняя российская власть вызывать не может и действует во многих случаях просто малоэффективно.

Что собственно было в Испании к середине 70-х гг. 20 века? Фашистская диктатура, хотя к этому времени уже довольно смягченная. Вообще, испанский фашизм отличался от классического — немецкого и итальянского — значительно меньшим накалом и предельной деидеологизацией. Фашистская партия (Фаланга) играла не ведущую, а подсобную роль: стать правящей партией ей не дал сам Франко. Одновременно не было ведущей роли армии – была диктатура военного, а не военных.

После экономического подъема 60-х гг. уровень жизни вырос, она в целом оживилась и одновременно частично либерализовался режим, начали действовать полулегальные «рабочие комиссии» на предприятиях, альтернативные официозным профсоюзам, общественные объединения не партийного характера.

При этом общество было чрезвычайно деполитизировано, но одновременно существовал глубокий политический раскол между «Испанией» и «Анти-Испанией» — официальной властью и мощной нелегальной оппозицией, имевшей поддержку в первую очередь растущего рабочего движения и социальных низов.

Идеология фашизма – не накалена и реальной активной поддержкой не пользуется. Предприниматели – тяготятся отсталостью производства и хотят боле интенсивных международных экономических связей. Чиновничество — во многом прагматизировано и индифферентно к самой идее фашизма – и хочет прагматики и технократизма. Армия – хочет новой техники, и поэтому с одной стороны хочет увеличения финансирования, с другой – развития военно-технического сотрудничества с НАТО.

Все держится на Франко. Он стар, и всем ясно, что нужен наследник. Сам Франко, понимая, что у этого наследника будут проблемы с легитимностью, и изначально основывая свой политический режим на традиционализме – решает апеллировать к последнему, и провозглашает наследником принца Хуана-Карлоса. Генерал умирает – король вступает на престол.

Положение у него проблемное: его никогда не воспринимали как реального политического лидера страны, личной массовой опоры у него нет. Как и популярности. Вокруг рушатся последние на тот момент фашистские режимы – Португалия и Греции. Сама идея монархии в мире воспринимается как анахронизм – от силы по факту принимаются старые конституционные монархии. Еще – СССР в стратегическим наступлении, США – в обороне. СССР разгромил их во Вьетнаме, они было отыгрались в Чили, но СССР наступает по широкому фронту: в его руки практически переходит Юго-Восточная Азия и одна за другой бывшие колонии Португалии, Ангола и Мозамбик, — то есть, за ним , включая арабских союзников – более половины Африки. В самой Испании – после подъема новый экономический спад…

А по соседству на Пиренеях – летом 1975 года возникает прокоммунистическое правительство Васко Гонсалвиша. Оно, правда, осенью падет – но для того, чтобы передать власть социалистам. Компартия Испании готовит всеобщую забастовку. Социалистическая Рабочая партия Испании вообще склоняется к использованию вооруженных методов борьбы.

Подавить недовольство – нет сил и нет идей. Ничего не делать – значит просто ждать взрыва. Тянуть время, лавировать и отделываться уступками общественным настроениям. Вести «модернизации и либерализацию» — понятно, что этим можно только разжечь аппетиты недовольных, проявить слабость и подтолкнуть к дезертирству собственных сторонников.

В отличие от старых вернувшихся некогда на престол родственников, о которых были сказаны известные слова в 19 веке, король Хуан-Карлос из династии Бурбонов – все понял и многому научился. И понял, что нельзя ни стоять на месте, ни отступать под давлением. И начал наступать: стал инициировать проводить и поддерживать лево-демократическую политику. Существует вообще версия, что, будучи в тени Франко, он, как многие аристократичные интеллектуалы, успел увлечься марксистскими идеями.

У Карлоса – два влиятельные сторонника, выступающие за перемены. Пользуясь королевскими прерогативами, он добивается назначения Фернандеса-Миранды председателем Кортесов и Совета Королевства – и теперь опираясь на него и умеренных франкистов, назначает Адольфо Суареса председателем правительства. И уже Суарес, опираясь на еще более умеренных, идет на переговоры с коммунистами и социалистами и заключает пакт согласия: перемирие на время выработки демократической конституции.

Были легализованы коммунистическая и социалистическая рабочая партии, допущены до участия в выборах, и включены во все структуры совместного строительства новой Испании. Пакт содержал много важных составных частей. И не во всем был правительством исполнен. И вызвал определенные расхождения между коммунистами, требовавшими создания структур контроля за его исполнением – и «рабочими социалистами», считавшими, что для этого будет достаточно их парламентского влияния.

Центральным символическим моментом достижения согласия была невозможная, казалось бы, ситуация: коммунисты и фашисты публично пожали друг другу руки – и вместе сделали Испанию одной из наиболее демократических и социально-защищенных стран мира. Не стоит абсолютизировать – но есть вопрос для анализа.

Центральным политическим моментом стал так называемый «акт забвения». На политические претензии прошлого был наложен запрет — ни бывшие подпольщики, ни бывшие каравшие их функционеры не обвинялись, не привлекались в ответственности, и на них не оказывалось информационно-психологическое и моральное давление. Правда те, кто процесс начинал, большей частью своими же сторонами оказались не прощены и политическую арену покинули. Фернандес-Миранда, сделавший Суареса премьером, не простил ему союза с левыми и ушел в отставку. Коррильо, от имени компартии пошедший на союз с Суаресом – впоследствии был изгнан коммунистами со своего поста. Тем же, в общем-то, в 1982 году закончил и Суарес: его же партия центра его же и устранила с политической сцены. Причем и коммунисты, и суаресовские центристы, определившие успех согласия, ведущие позиции в испанской политике утратили: лидерами политической жизни стали «рабочие социалисты» и бывшие фашисты.
Но Испания – преуспела. И в 1990-е годы вообще была одной из наиболее благополучных стран Европы. В этом отношении сегодняшний кризис – это уже вопрос иного анализа иного времени.

Но что все же главное в испанском опыте? Сам по себе он вообще очень и интересен, и драматичен. И там есть что изучать. Но, главное в нем то, что, находясь в крайне невыгодной ситуации, власть не стала уступать требованиям противника. Не стала поддаваться ему, а стала сама наращивать темпы преобразований, взяв у оппозиции то разумное, что у нее было (а Компартия Испании и Испанская Социалистическая рабочая партия интеллектуально и по степени массовости влияния заметно отличались от наших «болотных» активистов) и сама возглавила движение создания Новой Испании. Король, коммунисты, социалисты и фашисты – шли вместе. Но возглавила движение и определила его темп и контроль за ним королевская власть.
Успешное реформирование – это не уступки давлению, тем более, если речь идет не о давлении масс, а о давлении неврастеников. Успешное реформирование – это наступление: по своему плану и в рамках своего темпа.

Получилось – почти по Андерсону: «Когда коммунисты и фашисты пожмут друг другу руки, а Король выучит Марксизм».