https://www.funkybird.ru/policymaker

Почему рушатся империи

В своем интервью, критиковавшемся недавно на этой площадке Робертом Мерри (Robert Merry), Чарльз Хилл (Charles Hill) много говорил об империях. Если я правильно понимаю суть идей Хилла, он считает, что Соединенные Штаты долгое время активно охраняли международную систему, свободу слова и свободу торговли и что, если они прекратят играть эту роль, мир распадется на сферы влияния, а это приведет к возникновению империй, что плохо. Мерри в своем ответе справедливо оспаривает взгляды Хилла на отношение американской политической традиции к роли активного хранителя мира и отмечает, что Хилл путается в понятиях «государство» и «империя».

Что касается меня, то моя главная претензия к идеям Хилла заключается в том, что та основанная на ценностях самоуверенность, которую он защищает и которая, по-видимому, равняется современному неоконсерватизму, подразумевает, что Америка должна действовать как империя, а не быть альтернативой империям. Даже самые ярые неоконсерваторы предпочитают не называть Соединенные Штаты империей, однако аналитики из других стран не стесняются применять к США этот термин. Например, историк Найалл Фергюсон, уроженец Британии, в своей вышедшей несколько лет назад статье в Foreign Affairs писал, что одной из причин, которые сделали 20 век таким кровавым, был распад империй. Это означает, что в 21 веке крови должно будет литься меньше, так как не распавшихся империй осталось мало. Однако есть один регион, к которому, по мнению Фергюсона, этот благоприятный сценарий не относится. Это Ближний Восток, на котором до сих пор присутствует империя — американская.

Так как США – особенно, когда они находятся под влиянием неоконсерваторов – ведут себя как империя, имеет смысл подумать о том, что делает империи успешными, а что — неуспешными. Этот вопрос рассматривается в книге, написанной немецким ученым Херфридом Мюнклером (Herfried Munkler), переведенной на английский несколько лет назад и вышедшей под заголовком «Империи: логика мирового господства от древнего Рима до Соединенных Штатов» («Empires: The Logic of World Domination from Ancient Rome to the United States»). Главной характеристикой, отличающей успешные империи — такие как римская или китайская времен династии Хань, — от тех, которые быстро разваливались – например, от македонской или монгольской, — Мюнклер считает то обстоятельство, что власти успешных империй в какой-то момент признавали дальнейшую экспансию ненужной и начинали игнорировать варварство за границами – кроме тех немногочисленных случаев, когда оно представляло проблему для безопасности. Между империализмом и разумным имперским правлением есть серьезная разница, считает Мюнклер. К тому времени, когда Римская Империя при Траяне достигла своих максимальных размеров, римляне решили, что они могут позволить варварам оставаться варварами, и начали концентрировать свое внимание не на периферии империи, а на процветании ее центральных областей, охватывавших большую часть тогдашнего цивилизованного западного мира. У древних китайцев, когда их империя включила в себя большую часть тогдашнего цивилизованного восточного мира, как его видели в Китае, было еще больше географических оснований отказаться от империализма и начать пренебрегать большинством событий за пределами имперской периферии.

В современном мире, в котором слишком многое взаимосвязано, к такому подходу прибегнуть сложнее. Трудно отказаться от империалистической, цивилизаторской, гуманитарной, распространяющей ценности миссии, на которой основывается идентичность империи, так, чтобы и население и соседи не сочли это свидетельством упадка. «Сейчас перед Соединенными Штатами стоит именно такая дилемма», — пишет Мюнклер.

«Мирная защита ресурсов подразумевает отсутствие излишних международных обязательств. Чтобы сохранять субглобальный мир империи, дальновидная имперская политика должна держаться в стороне от проблем глобального мира и защищать себя от них, устанавливая «имперские границы с варварами». Однако в эпоху демократии и торжества медиа это вряд ли возможно. Такое поведение противоречило бы имперской миссии Соединенных Штатов, а без ореола моральной миссии американская империя потеряет большую часть своей мощи. Короче говоря, возможно, американская империя рухнет не из-за внешних врагов, а из-за моральной перегрузки, связанной с ее миссиями, которая сделает ее неспособной сохранять необходимое равнодушие к внешнему миру».

Похоже, что единственный выход из этой дилеммы – избегать моральной перегрузки и просто не пытаться вести себя как империя.

Мюнклер также интересно пишет об империях, которые при этом являются демократиями, и о том, что это значит для выбора ими методов. «Бремя империи подразумевает долгие сроки, — утверждает он. – А у демократий мало времени, и они всегда торопятся». Особенно важным он считает эффект четырехлетнего избирательного цикла. Вот что это означает для методов:

«Вероятно, растущая в последнее время склонность Вашингтона решать проблемы военным путем отчасти связанна с порожденным демократическими механизмами давлением времени. Военные решения обычно выглядят быстрыми и окончательными, и поэтому «спешащая империя» может прибегать к ним чаще, чем было бы разумно или уместно».

Быть империей в наши дни трудно, но если страна будет делать вид, что она не пытается быть империей, это не избавит ее от трудностей.