Что могут сделать Москва и Тегеран, чтобы выйти из тупиковой ситуации по Сирии?? Руководство Ирана зашло слишком далеко в выставлении условий и в вопросах уклонения по ядерной проблеме, а также в его желании установить региональную гегемонию, и проиграло. Руководство России вело себя истерично, с эмоциями вроде национальной гордости, и зашло слишком далеко в продлении сирийского кризиса в целях укрепления своих позиций в регионе и в переговорах — их активы, таким образом, становятся все менее привлекательны и фактически начинают проявляться признаки стратегического потерь.
Что будут делать Москва и Тегеран в данной кризисной — конфронтация или ожидание? И если это действительно не поздно исправить свою политику, то есть еще возможность для заключения «великой сделки», или новый региональный порядок формируется в более быстром темпе, оставляя вне этого процесса «сердитого русского медведя» и мулл Тегерана?
Руководство России сделало исключительную ошибку на прошлой неделе, когда использовало свое право вето в Совете Безопасности в третий раз, чтобы не допустить того, чтобы международное сообщество остановило кровопролитие в Сирии. Вето Китая, уже в третий раз сопровождало решение России, но Китай не так силен в своих позициях по отношению к Сирии, как Россия.
Двойное вето отражает сильную ставку на сохранение отношений стратегического альянса между двумя (бывшей или нынешней) коммунистическими державами, особенно в условиях распространения западных держав — особенно Соединенных Штатов — в исторически и стратегически важных регионов, богатых в нефтью и газом. Тем не менее, существует четкое различие между ролью, которую играет Россия в Сирии и в других странах Ближнего Востока с одной стороны, и позицией Китая, дистанцирующегося от такой роли и поддерживающего России в Совете Безопасности. Конечно, вред, который порождает китайское вето не меньше, чем русское вето. Они оба мешают Совету Безопасности исполнять свое предназначение и вносят свой вклад в продление страданий Сирии и увеличение числа жертв.
Вето Китая может быть «вето вежливости» по отношению к России или «вето-союз» против Запада, однако Китай не участвует в сирийских и иранских проблемах так глубоко, как в эти вопросы вовлечена Россия. Пекин не будет замешан в дальнейшем развитии событий, особенно после краха усилий по «Великой сделке», в результате русский истерии, которая случилась в результате массированной бомбардировки в Дамаске на прошлой неделе, после чего Россия, обладающая правом вето, вместо того, чтобы воспользоваться этой редкой возможностью для Москвы, чтобы быть в первых рядах авторов изменений, происходящих в Сирии и стоять в основе партнерства в формировании нового регионального порядка. использовала свое право вето.
Многие делали ставку на мудрость руководства России и том, что она воспользуется правом вето для продвижения своих интересов, состояния и положения на Ближнем Востоке. Многие считали такое поведение частью искусства переговоров для получения выгоды – как в отношении Соединенных Штатов, так и на региональном уровне в отношении стран региона. И многие предполагали, что Москва не будет терять такую редкая возможность для того, чтобы встать в авангарде формирования альтернативного режима в Дамаске, или по крайней мере, примет в этом хотя бы ограниченное участие.
Под знаменем патриотизма и национальной гордости, эмоции в русской дипломатии накалились и победили логику. Что свело на нет усилия Кофи Аннана.. С самого начала Аннан вел себя таким образом, чтобы привлечь Россию, в надежде получить с ее стороны сотрудничество для достижения мирного урегулирования по Сирии, которое объединяет пять постоянных членов Совета Безопасности. Право вето Москвы в Совете Безопасности подорвало миссию ООН Кофи Аннана, и имидж этого человека.
Кофи Аннан несет ответственность за себя, за политику и стратегию, которую он избрал для выполнения миссии, вверенной ему Организацией Объединенных Наций и Лигой арабских государств. Возможно, он считает, что его усилия были сорваны не вето России, а в результате позиции принятой арабами, Западом и Турцией.
Он, пожалуй, убежден, что если бы ему удалось усадить официальный Иран за стол переговоров о будущем Сирии, положение вещей было бы коренным образом отличным от текущего. Тем не менее, он, возможно, пришел к выводу, вместо того, что он был неправ в видении своей миссии, делая ставку на искренность режима в Дамаске и его убеждение, что осторожная стратегия сможет прекратить насилие в Сирии.
Возможно еще не слишком поздно, чтобы следовать курсу действий, который мог бы восстановить репутацию Кофи Аннана. Однако это потребует радикального пересмотра взглядов человека, который примет во внимание снижение «веса» России в уравнение, и снижение роли Ирана в регионе. Действительно, Кофи Аннан также потерял редкую возможность стать главным игроком в формировании нового регионального порядка. Он примкнул к «проигравшим» — по крайней мере до сих пор — и тем самым вызвал негодование в свой адрес не только среди значительной части сирийского народа, но и среди арабских стран, которые имеют значительный вес, особенно в рамках Совета сотрудничества стран Залива (GCC).
Надо отметить, что уравнение не изменилось после третьего русско-китайского вето. США резко снизили уровень доверия к искренности намерений России по поводу мирного решения конфликта, основанного на русском давлении на президента Башара аль-Асада, чтобы он ушел из власти в процессе политического перехода. Государственный секретарь США Хиллари Клинтон не ставила ультиматумов президенту России Владимиру Путину и его министру иностранных дел Сергею Лаврову. Она говорила о «зоне безопасности» на языке, означающим то, что это еще не слишком поздно все исправить и для этого все еще есть время, но его все меньше и меньше.
Кроме того, арабские страны впервые взяли инициативу в свои руки, чтобы обеспечить безопасный проход для сирийского президента и его семьи, чтобы тот оставил власть и покинул страну. Однако все это означает, что нет абсолютно никакой возможности для того, чтобы руководство России, Ирана и Сирии пытались, например, оставить Асада у власти до конца процесса политического перехода. Слишком поздно. Обсуждение сирийского вопроса в настоящее время идет в ключе непреложного и необходимого обстоятельства –уход Асада в отставку, как неотъемлемая часть процесса передачи власти в Сирии.
Это связано со стратегическим решением, на уровне региона и на Западе, дать «благословение» на вооружение оппозиции. Соединенные Штаты и европейские страны не будут вооружать оппозицию, но они будут увеличивать свою помощь в области разведки. Русско-китайское вето вынудило Вашингтон дать свое согласие на вооружение. Действительно, вето покончило с тем, что было согласовано в Женеве, в том числе соглашение по немилитаризации конфликта.
Сергей Лавров двояко высказывается в свете этого ошибочного вето. С одной стороны он говорит, что милитаризация и вооружение будет означать развязывание исламского терроризма в Сирии, с аль-Каидой на передовой. С другой стороны, он оставляет дверь открытой для возможности Москвы исправить свои ошибки и создать такую ситуацию в которой Запад и арбы не смогли бы обходиться без Росси в качестве одного из ключевых игроков в вопросах отлучения Асада от власти и формирования альтернативного режима в Дамаске.
Военные и дипломатические дезертирства в семьях традиционно лояльных к режиму Асада, таких как семья Тласс (Tlass), в свою очередь инициировали еще одно качественное изменение на сирийской сцене. Москва должна, безусловно, будет смотреть с большой озабоченностью — наблюдая за его возможностью стать частью нового регионального порядка, а не стоять за рамками этого процесса, получая обвинения от народа, а также продлевая конфликт, которые привели к стимуляции исламского экстремизма и внедрения аль-Каиды в на территорию Сирии через иранские «ворота»
Кроме того, что Москва боялась и была права, что подчеркивая свое несогласие, на основе своих законных интересов, она породит сложную ситуацию для самой России. Например, милитаризация конфликта в Сирии несомненно во многом определена вызывающей позицией России.
На региональном уровне, Россия понесла тяжелую утрату, поскольку она наблюдала за образованием де-факто союза между арабскими странами, в том числе странами Персидского залива и странами Североатлантического альянса (НАТО), в том числе Турции. Египет стал моделью для достижения консенсуса и согласия между теми игроками на основе сосуществования и взаимной ответственности между армией и исламистами у власти.
Соединенные Штаты, похоже, выглядят как «партнер амбиций народов», в то время как они (США) приспосабливаются к новой действительности, используя модель «умеренного ислама» для борьбы с исламским экстремизмом, обеспечивая тем самым плацдарм для контактов с властной элитой. Мне кажется это комбинация сочувствия народу и демократическим преобразованиям и достижение своих долгосрочных интересов в то же время.
Исламская Республика Иран, партнер режима в Сирии и России, понесла по-настоящему огромные потери после русско-китайского вето. Вашингтон, наконец, согласился на то, чему он сопротивлялся в течение длительного времени: принятие стратегического решения ослабить позиции Тегерана в Сирии для того, чтобы осадить его и лишить ее региональных амбиций, которые включают в себя стратегический форпост на берегу Средиземного моря. Тегеран несет потери, поскольку он вложил много денег и сил в Сирию, чтобы получить такое стратегическое положение.
Теперь, Исламская Республика Иран стала окруженной изнутри оппозицией и снаружи — болезненным Западным нефтяным эмбарго. На ядерном уровне, Иран пострадал от израильского кибер-саботажа, который аннулировал необходимость бомбить ядерные объекты Ирана, чтобы остановить ядерную программу. Он стоит на пороге начала иранского восстания после окончания сирийского.
Ирак демонстрирует признаки реализма и восстановления своих позиций в арабском мире. Это безусловно ярко иллюстрирует процесс стратегического выбора между странами Персидского залива и НАТО, а также последствия этого выбора на судьбе Ирана и снижения его влияния на региональном уровне. Сегодня, после русско-китайского вето, Иран не имеет важной роли в переговорах о будущем Сирии, как надеялась Москва и как того хотел Кофи Аннан.
Угрозы Ирана должны быть приняты всерьез, но не стоит полагать, что союзники Тегерана в Ливане — Хезболла, автоматически будет вести себя таким образом, который будет выгоден Тегерану, но резко вредить самой партии в Ливане, и в случае с Израилем провоцировать его на проведение военной операции. Тем не менее, есть те, кто исключает такую вероятность и утверждает, что это своего рода де-факто понимание, что ни Хезболла, ни Израиль не хотят вести войну в Ливане, независимо от того, насколько это будет отвечать интересам режима в Дамаске или в Тегеране.
Россия вызвала страх из-за возможности мести за давление по вопросу разделения Сирии, экспорта конфликта в Ливан и провоцирования конфронтации между Ираном и Израилем. Но Россия остается великой державой, которая будет нести ответственность за войны, которые могли бы включать в себя использование запрещенного химического оружия. Вот почему Россия присоединилась к западным странам в предупреждении Дамаска против использования такого оружия.
Что будет делать Россия, после того как он потеряла сильные средства влияния, в том числе актив своей оси с Дамаском и Тегераном — в своих двусторонних переговорах с Соединенными Штатами? Ответ на этот вопрос состоит в том, признает Россия или нет свою ошибку в наложении вето на резолюцию в третий раз.
Она могла бы таким образом исправить свой курс, чтобы восстановить некоторые позиции. Если она напротив будет оставаться упрямой в своей тактике, считая себя вправе принимать такую политику, то климат этой «новой холодной войны» приведет нас к конфронтации и экстремизму, войнам по доверенности и войнам на истощение, что принесет огромной ущерб всему региону. Это касается не только региона, но и актуально для самой России.