https://www.funkybird.ru/policymaker

Советская модель: как приходит перестройка

Даже если ближайшее будущее сложится для Владимира Путина чрезвычайно благоприятно, и факторы консервации режима возобладают над проблемами, рано или поздно все же сработают некие объективные ограничители. Советский опыт трансформации застойного режима в перестроечный показывает, почему авторитаризм не вечен.

Объективная проблема любого обладателя авторитарной власти, доживающего до преклонного возраста, состоит в неспособности эффективно подобрать преемника. Не липового, вроде Дмитрия Медведева, греющего место в ожидании возврата на президентский пост истинного хозяина, а такого, который сумеет сохранить политический режим самостоятельно. Который не окажется слабаком, не станет игрушкой в руках конкурирующих придворных группировок и не допустит того, что эти группировки в борьбе друг с другом станут апеллировать к народу, создавая предпосылки истинной демократизации.

Стареющий авторитарный лидер всегда подозрителен. Он не доверяет возможным преемникам, он гипертрофированно реагирует на их слабости, а самое главное – он чрезвычайно податлив на компромат, который каждый из кандидатов на его пост распространяет на своего конкурента. В итоге уходящий вождь мечется, суетится, меняет фаворитов, пытаясь приблизиться к идеалу, но так этого идеала и не находит.

Пример Брежнева демонстрирует нам как раз подобное поведение. Долгое время он протежировал своему старому другу Андрею Кирилленко. Но тот оказался слишком слаб. Реально вторым человеком в партии был главный идеолог Михаил Суслов. Но идеолог не мог управлять страной, и потому вторым в государственной иерархии оставался премьер Алексей Косыгин, которого, правда, Брежнев не любил и, соответственно, не хотел поддерживать.

К моменту кончины генсека наиболее близким к нему человеком мог, наверное, считаться Константин Черненко, который действительно стал новым партийным лидером, но лишь через год с небольшим. Юрий Андропов был сильнее Черненко и захватил власть сразу. Причем нельзя сказать, что Брежнев не хотел такого развития событий. Скорее, он просто сам не знал, чего хочет. Черненко был ближе и преданнее, но Андропов — умнее и эффективнее. Брежнев долгое время поощрял Андропова, не препятствовал концентрации у него огромной власти в бытность главой КГБ, а затем не мешал его переходу на пост секретаря ЦК, после которого непосредственно становятся генсеками. Однако мы так и не знаем, готов ли был Брежнев передать власть именно Андропову. По некоторым сведениям, перед смертью он вообще больше склонялся к фигуре украинского лидера Владимира Щербицкого.

Косыгин – Суслов – Кирилленко – Черненко – Андропов – Щербицкий… В итоге система не смогла подготовить эффективного преемника, и власть ушла к Михаилу Горбачеву, человеку иного поколения, желавшему качественной трансформации авторитарного режима.

Похожая ситуация, несмотря на очевидные внешние отличия, была и в момент кончины Сталина. Вождь регулярно перебирал людей, репрессируя одних и возвышая других, но после себя оставил заварушку, в которой на власть могли претендовать и Лаврентий Берия, и Георгий Маленков, и Никита Хрущев. В итоге началась «оттепель», т.е. существенная трансформация сталинского режима, ставшая следствием борьбы группировок.

Даже уход Ленина более-менее вписывается в эту картину. Его знаменитое «Письмо к Съезду» представляет собой набор жестко критических замечаний в адрес каждого из возможных преемников. Ленин явно не находил достойного. Сталин слишком груб, Троцкий слишком самоуверен, Каменев и Зиновьев проштрафились в Октябре, Бухарин схоласт и не понимает диалектики, а на Пятакова нельзя положиться в серьезном вопросе. Вот так соратнички… Ленину не пришлось выбирать себе замену — его в тот момент фактически уже отстранили. Но если бы выбирал, то мог размышлять хоть до победы мировой революции, все равно не нашел бы достойного.

Неспособность авторитарного лидера к оптимальной передаче власти представляет собой весьма типичную картину во всемирной истории. Довольно часто персоналистский режим не переживает своего основателя. А если все же переживает, то при преемнике становится слабее. Соперничающие друг с другом группировки начинают оспаривать власть, и это, в зависимости от обстоятельств, приводит либо к государственному перевороту, либо к демократизации.

В общем, возвращаясь к сегодняшним российским проблемам, следует заметить, что авторитарный персоналистский режим при благоприятных условиях может существовать еще достаточно долго. Но не вечно. Если бы Путин в какой-то момент оказался способен передать бразды правления преемнику, режим имел бы шанс продлить свое существование. Преемник подавил бы конкурирующие группировки и утвердил свою власть.

Но при слабом преемнике или при его отсутствии так называемая борьба между башнями Кремля неизбежно усилится. Если эта борьба будет происходить в условиях примерного равенства сил (а это весьма вероятно, поскольку Путин не допускает чрезмерного усиления никого из своих приближенных), противоборствующие группировки не смогут удержать конфликт в узких рамках. Они в той или иной мере станут апеллировать к различным слоям элиты, прося о поддержке влиятельных журналистов, деятелей культуры, богатых бизнесменов, региональных лидеров, силовиков и т.д. Не исключено даже, что конфликт вообще выйдет за рамки противостояния элит. А если стороны станут искать поддержку широких масс населения, определенная демократизация станет неизбежна.

Примерно таким образом и обстояло дело в эпоху перестройки. Горбачев явно желал трансформации режима, однако совсем не стремился к его значительной демократизации. Возможно, без демократизации удалось бы обойтись, если бы генсек обладал большей личной властью и сумел навязать экономические реформы без политических преобразований, как это чуть раньше было сделано в Китае. Но Брежнев, Андропов и Черненко оставили после себя в партийной верхушке примерное равенство сил. Любая попытка Горбачева продвинуться вперед наталкивалась на сопротивление консерваторов, а каждый случай торможения вызывал неприятие реформаторов.

В итоге обе стороны стали апеллировать к партийным массам, а затем и ко всему народу. Политическая реформа на какое-то время расширила возможности Горбачева в плане манипулирования, но, в конечном счете, привела во власть те силы, которых ни перестроечные реформаторы, ни перестроечные консерваторы не желали.

Не исключено, что по такому примерно сценарию может происходить и постпутинская трансформация. Лидер оставляет после себя примерно равные по силе группировки. Они вступают в борьбу за власть. Те, кто помоложе, захотят обновления и станут апеллировать к массам. Их противники ответят тем же. И режим рухнет.