https://www.funkybird.ru/policymaker

Полторы тысячи ради шестнадцати

Вчера в центре Москвы, в Новопушкинском сквере, прошел митинг за свободу арестованных по «болотному» делу. ГУВД Москвы считает, что собралось не более 800 участников. Самая оптимистичная оценка – 2500 человек, традиционное расхождение в подсчетах, но заявленные организаторами 1500 участников все-таки до сквера дошли.

Этот митинг готовил не привычный состав организаторов «Оргкомитета за честные выборы», а «Комитет 6 мая», но лидеры Болотной–Сахарова встречались в толпе. Евгения Чирикова, стоявшая у рамок металлоискателей, рассказывала приходившим о строительстве трассы, офшорах, здоровалась со знакомыми: «Какая разница, кто организовывает митинг, когда в стране происходит такое. Я сегодня не собиралась никуда идти, были дела, но, когда я узнала про двух задержанных, сразу бросила все и приехала. Мне вообще очень стыдно, что меня не было в Басманном суде. Думаю, это недоработка оппозиции. Мы должны больше работать с конкретными жертвами режима»

Сергей Удальцов также просто гулял по площадке с листовками. Депутаты Дмитрий Гудков и Илья Пономарев сидели в углу, около сцены. Активистка Мария Баронова, находящаяся под следствием, но на свободе, произносила речь со сцены: «Мне сегодня стыдно тут выступать, потому что я, в отличие от других, на свободе. Но я чувствую, что должна это сделать. Для родственников ребят, которые сегодня здесь…» – говорила она.

Из родственников задержанных выступил отец Артема Савелова. Он вышел к микрофону со словами о том, что у него приготовлена не речь, но просто рассказ о том, как он видит жизнь: «Я воспитывал своих сыновей с пониманием того, что вот есть Родина, страна и государство – и все это как бы связано. Сейчас я, к сожалению, все эти понятия разделяю. Есть Родина, есть страна со странными границами, есть и власть, которая где-то сбоку. Я инженер, я всегда жил честно, и мне не стыдно, что я тридцать лет создавал системы, секрет которых не могут понять американцы. Но сейчас как инженеру мне трудно даже понять, как может такая система, как у нас в государстве, существовать».

Я стояла рядом с милыми бабушками, у одной из которых на беретке был приколот значок «Я помню 37 год», а другая поднимала свой транспарант на костыле, и была очень громкой. Больше всего ее вдохновляли решительные лозунги: «Мы ничего не боимся!» – кричала она. Скандирование увлекло ее, и она довольно резко осеклась, когда слова сменились на доставшийся от Дюма «Один за всех, и все – за одного». «А вот это мне уже не нравится», – отрезала она и ответила на мой немой вопрос тем, что это – лицемерие, пока кто-то сидит в СИЗО, а кто-то «здесь, на лавочке».

Людей среднего возраста на митинге было совсем немного, и треть из них – юристы или журналисты. Основную публику можно было разделить на пожилых и молодежь. Когда на сцене появился адвокат Pussy Riot Марк Фейгин, призвавший народ выйти на митинги 15 сентября и 7 октября, статный мужчина в костюме слева от меня сказал: «Ну вот зачем он все усугубляет…», – а затем стал обсуждать свою работу по какому-то судебному процессу с другом.

Самыми популярными флагами были оранжевые полотна «Солидарности», которая выступала в роли организаторов. С двух сторон от сцены стояли девушки в футболках с логотипами движения, очевидно исполняющие роль своеобразных «аниматоров» толпы – они начинали скандировать, хлопать, смеяться в нужном месте. Словом, заводили народ и создавали для него «свою» атмосферу. Представить такое на зимних митингах было решительно невозможно. Чувствовалось, что люди несколько напряжены и сами боятся признаться себе в этом. Пенсионерки в большинстве держали яркие плакаты с надписями типа «Бастрыкин, сваливай в Чехию к своему «унитазному» бизнесу!», но не поднимали их высоко. Привычный лозунг «Путин – вор!» звучал не так громко, как раньше.

Зато когда представитель оргкомитета митинга и член политсовета «Солидарности» Сергей Давидис сказал со сцены о «тринадцати заключенных», толпа стала возмущаться, напоминая, что их уже пятнадцать, и важно об этом помнить. А когда активист Данила Линделе напомнил о собранных им доказательствах превышения омоновцами должностных полномочий на Болотной, и о том, что «с той стороны не то что никого не наказали, но еще и премии выделили», митингующие взревели и стали скандировать «Позор!» главе управления информации и общественных связей ГУВД Виктору Бирюкову, находящемуся прямо за сценой. В этом особенно отличились журналисты, которые, судя по всему, устали от иррациональности счета численности митингующих полицейскими.

К ОМОНу у меня за время митинга появилось всего два вопроса. Первый возник еще в переходе, где полицейские зачем-то стали отнимать у группы молодых ребят, которые еще только направлялись в сквер, плакаты. Наученные опытом предыдущих акций, граждане вмешивались в конфликт, требовали показать им полицейские жетоны. Омоновцы хмурились, демонстрировать нагрудные знаки отказывались, ссылались на указание начальства забирать всю агитку. В конце концов, не без вмешательства прессы, плакаты вернули. Впрочем, так и не объяснив, зачем, собственно, забирали. Но ни о каких столкновениях с силами полиции на митинге речи и не шло, ситуация не предполагала. Полиция была даже как-то слишком нежна, например, к сотруднику «Первого канала», который на моих глазах пролез между решетками в белом ограждении, выставленном УВД прямо на газон. Забор был установлен для разграничения территории сцены и площадки. Омоновец явно не был в восторге от такой выходки, но вмешиваться не стал.

Так будоражащий обычно полицию на митинге лозунг «Путина – на нары!» дружно так и не прокричали, «Ментов на мыло» несколько раз крикнули. Но лето брало свое, люди улыбались друг другу и обсуждали выходные с отпусками, забывали повод своего присутствия здесь. Только периодически, слушая Савелова-старшего или письмо арестованного Владимира Акименкова, натыкаясь взглядом на плачущих женщин, они вдруг вспоминали, ради чего собрались. Со сцены объявили, что задержанный по «болотному делу» Ярослав Белоусов начал голодовку, за час до митинга в Басманный суд оставили под арестом до 25 сентября арестованного накануне Николая Кавказского.