https://www.funkybird.ru/policymaker

БРИКС, ЕС и тенденции глобального развития

Несколько лет назад мировая экономика вступила в период нестабильности. Иначе говоря, в период стремительной трансформации. К настоящему времени нестабильность приобрела системный характер. Ее частным проявлением стал кризис суверенных долгов. От того, с какими потерями его удастся преодолеть, зависит будущее ЕС.

Черты эпохи

Предсказать по какому сценарию будет развиваться в дальнейшем мировая экономика, крайне сложно. В единый поток объединились разнонаправленные тенденции. Сливаясь в одну гремучую смесь, они взрывают любые эвристические прогнозы и суждения. Слишком много нестыкующихся между собой факторов надо принимать во внимание. Уж очень новой и неординарной является быстро эволюционирующая ситуация.

Основных тенденций несколько. Это частичная утрата управляемости международными и внутригосударственными процессами. Управляемость мировыми процессами всегда была низкой. Но на тех или иных отрезках истории государства и группы государств, по крайней мере, умели поддерживать статус кво. Сейчас, похоже, такие навыки утрачены. Да и с внутригосударственным развитием дело в большинстве случаев обстоит не лучше.

Это накопление дисбалансов в мировой экономике. Причем, практически по всем направлениям и во всех областях. Одни тратят больше, чем они могут себе позволить. Другие аккумулируют колоссальные средства. Одни еле-еле преодолевают стагнацию. Другие продолжают наращивать экспорт. Одни уповают на рыночные силы и дерегуляцию. Другие выступают за жесткий контроль и монопольный доступ к ресурсам. Всего и не счесть.

Это разбазаривание развитыми странами той мягкой силы, которой они так недавно безоговорочно обладали. Причины столь уж большого значения не имеют. Частично в результате допущенных промахов и просчетов, а также авантюристического курса, проводившегося ими во внешней политике, и пренебрежения к остальным. Частично из-за эксцессов казино-капитализма. Но факт остается фактом. Западная модель социально-экономического развития, будь то в исполнении США или ЕС, уже не завораживает так, как раньше. Ее слабые стороны проступили наружу.

Это восхождение быстро растущих экономик. Все они переживают свои трудности. И все же их успехи очевидны. Они не вызывают сомнений. Быстро растущие экономики перетасовали всю колоду карт современной политики и экономики. Они подтвердили, что достигнутое ими не случайно. И, что особенно важно, они продемонстрировали высокую степень устойчивости к внешним факторам.

Переосмысление основ

В сложившейся непростой обстановке представители политических кругов и экспертного сообщества разных стран дружно бросились искать объяснение происходящего. Только не частичное, фрагментарное, сомнительное, а по-настоящему целостное. Но не нашли его…

Они попробовали себе представить будущее равновесное состояние, в которое мировая экономика могла бы перейти по окончании эпохи трансформации. Но и здесь их поджидало фиаско. Целостной программы выхода из кризиса, купирующего его повторение в будущем, никто предложить не смог. Хотя отдельных благих пожеланий и дельных рекомендаций, не подкрепленных, однако, разъяснением того, как их реализовать, высказано немало.

В том, что касается причин нынешнего бедственного положения, указываются обычно, как минимум, следующие.

Спонтанный, хаотичный процесс глобализации, приведший к расстыковке различных уровней управления и многочисленным злоупотреблениям. Даже ведущие, наиболее мощные и влиятельные державы лишились прежнего контроля над тем, что происходит внутри и, тем более, за пределами их территории. Перелив информации, финансовых потоков, кризисных явлений по своим скоростным параметрам намного превысил возможности мировых игроков за ними уследить, а, значит, и на них своевременно реагировать.

Неверная, искаженная, ошибочная оценка глобализации. В основу разработки практической политики отдельных государств, групп государств и международных структур легли устаревшие, а зачастую и откровенно порочные представления. Как следствие, в чем убедило последующее развитие событий, стал проводиться откровенно нежизнеспособный курс, приведший ко многим дополнительным искажениям и перекосам в функционировании мировой экономики и течении глобальных политических процессов.

Опаснейшие ошибки стратегического планирования национального, наднационального и международного развития, допущенные политическими элитами, политическим руководством отдельных государств, групп государств и международных структур. Их результаты мы теперь пожинаем.

Частичное исчерпание возможностей по-старому или, иначе, ущербно организованной рыночной экономики самостоятельно обеспечивать развитие, переходить с одного технологического уровня на другой, заботиться о поддержании конкурентоспособности, входить после регулярно случающихся сбоев в новое равновесное состояние. Ни национальные, ни наднациональные и международные регуляторы не смогли или не сумели подкорректировать действие рыночных сил. Сбой, который последовал, по своим масштабам намного превысил способности рыночной экономики самостоятельно преодолевать порожденные им последствия.

Зачастую в список причин включаются и многие другие. Однако они все же второстепенны. Системными или системообразующими для понимания нынешних реалий мировой политики и экономики являются только перечисленные.

С точки зрения мировой экономики, не говоря уже о пострадавших регионах, все они породили и стимулировали негативные процессы. Хотя нельзя сказать, что все от этого только проиграли. Те нарождающиеся экономические гиганты и некоторые другие страны, которым удалось остаться вне действия общих факторов, напротив, оказались их бенефициарами.

Напрашивающийся вывод из анализа указанных причин – необходимо усиливать роль регуляторов на всех уровнях управления, исправлять допущенные ошибки и перекосы, и совместно договариваться о том, как приводить мировую экономику в новое качественно иное равновесное состояние. Но этого пока откровенно не получается.

С одной стороны, все мировые игроки придерживаются различных или даже разнонаправленных интересов, их отстаивают и продвигают. С другой стороны, каким должно быть качественно новое равновесное состояние, никто не знает. Державы, ранее доминировавшие в мире, хотели бы сохранить прежний порядок вещей, слегка подретушировав фасад. Державы, находящиеся на подъеме, ратуют за внесение в него гораздо более радикальных новшеств.

В итоге предложения G20 по реорганизации мировых финансов и мировой экономики и обеспечению большей дисциплины на национальном уровне носят либо слишком общий, либо половинчатый характер. Безоговорочно члены Группы сходятся только в одном – возврата к протекционизму быть не должно. Он слишком дорого стоил человечеству в прошлом. Он уже привел однажды к мировой войне. Что же касается элементов позитивной программы, они пока больше похожи на мозаику, и в общую картину не складываются.

Инициативы G20

Правда, G20, особенно ее меняющееся председательство, не склонно результаты своей деятельности недооценивать. На серьезный рывок вперед очень рассчитывало французское председательство. В том числе, чтобы передать что-то весомое мексиканцам, заступающим на капитанский мостик G20 в 2013 году. И к ноябрьскому саммиту в Каннах такие результаты, вроде бы, удалось получить.

Тем не менее, в неспециализированных СМИ о них и на этот раз почти ничего не говорилось. Кризис в Еврозоне, Греции, Италии, правительственный кризис и там, и там, и смена влиятельных фигур отодвинули все остальное на задний план.

И все же они заслуживают хотя бы краткого упоминания. Их легче всего проследить по Коммюнике саммита и расцвечивающей его Итоговой декларации*3. Оба документа начинаются с констатации неблагополучия. По мнению мировых лидеров, восстановление мировой экономики притормозилось. Особенно сильно темпы роста замедлились в развитых странах. Безработица в результате осталась на недопустимо высоком уровне. Напряженность на финансовых рынках возросла. Темпы роста оказались не столь высокими и в быстро растущих экономиках. Скачки цен на природные ресурсы продолжили раскачивать мировую экономику. Справиться с глобальными дисбалансами так и не удалось. Эта мрачная оценка нынешних экономических реалий стала отправной точкой для принятия участниками «двадцатки» широкого круга обязательств. Они сводятся к следующему.

В том, что касается укрепления мировой экономики, G20 приняла План действий во имя роста и занятости. В соответствие с ним развитые страны пообещали добиться финансовой стабилизации, повысить управляемость своей экономикой, справиться с проблемами задолженности и сделать все возможное для того, чтобы кризисные явления не переливались за их границы. Страны со стабильной финансовой системой пообещали стимулировать внутренний спрос в случае ухудшения экономического положения. Наконец, страны с крупным торговым профицитом взяли на себя обязательства стимулировать реформы, необходимые для адекватного роста внутреннего спроса и ослабления контроля за обменным курсом национальной валюты. Одновременно все страны высказались за осуществление структурных реформ. Цель одна – сбалансированное экономическое развитие, сопровождающееся увеличением темпов роста ВВП. Под эти цели должна быть подверстана и монетарная политика.

Одной из стержневых идей Плана стал уход от восприятия глобального кризиса как чисто экономического явления. G20 постаралась нащупать меры, которые могли бы помочь росту занятости и способствовали вовлеченности личности в жизнь общества. Таким образом, «двадцатка» постаралась включить в фокус своего внимания социальную проблематику глобализации.

В том, что касается стабилизации международной валютной системы, G20 вновь заявила о необходимости сделать ее более надежной и репрезентативной. Это означает воздвигнуть более высокие препятствия на пути финансовых спекуляций, сблизить подходы к контролю за финансовыми потоками, укрепить связи между МВФ и региональными партнерами, привести корзину СДР в соответствие с меняющимся весом национальных валют и продолжить эту работу также после 2015 г. и т.д. В число целей валютной стабилизации были включены сдержанность при осуществлении мер по девальвации национальных валют или, наоборот, активизация работы по приведению обменных курсов в соответствие с игрой рыночных сил при одновременном укреплении контроля над финансовой волатильностью. Была также подтверждена ориентация на реформу МВФ с тем, чтобы он мог оказывать более эффективную помощь нуждающимся в ней странам.

В том, что касается контроля за финансовым сектором, G20 вновь подтвердила курс на более жесткий контроль за банковским сектором и любыми другими структурами, предоставляющими финансовые услуги, в целом на осуществление глубокой реформы финансовой системы. Одним из ее неотъемлемых элементов станет поэтапное продвижение к ситуации, когда ни одно национальное финансовое учреждение не сможет играть для финансового порядка в целом системообразующего характера. Главный меседж этого раздела – «двадцатка» не допустит возвращения к той ситуации самоуправства и безнаказанности в банковском и финансовом секторе, которая сложилась накануне глобального кризиса.

В отдельные направления совместной деятельности G20 выделила снижение волатильности на сырьевых рынках и поддержку сельскохозяйственного производства, а также стабилизацию рынка энергоносителей и борьбу с изменениями климата. В частности, ее члены в очередной раз подчеркнули важность диалога между нетто производителями и нетто потребителями энергоресурсов.

Много внимания G20 уделила укреплению ВТО и мировой торговой системы в целом, а также помощи развитию. Характерно, что, признав все имеющиеся достижения, участники Группы подтвердили решимость отойти от той практики ведения торговых переговоров, которой они придерживались в прошлом, и занять гораздо более конструктивную позицию.

Кратко остановившись на проблематике борьбы с коррупцией, G20 затронула общие проблемы управления мировой экономикой и глобальным развитием. Она указала на то, что экономические решения должны быть результатом и проявлением общей политической воли ее участников к эффективному сотрудничеству. Группа также вновь подчеркнула свое намерение содействовать более эффективной работе международных структур и механизмов. В их числе были упомянуты ООН, ВТО, МОТ, ФАО, ВМФ, Всемирный банк и ряд других.

Как мы видим, набор мер по адаптации мировой экономики и систем управления на всех уровнях, предложенный G20, очень разнообразен. Если бы они были реализованы добросовестно, единообразно и в полном объеме – чего не произойдет ни при каких обстоятельствах – глобальное развитие, наверняка, получило бы мощный стимул и поддержку, а международные отношения сделались более рациональными и предсказуемыми. Но они все равно не могли бы обеспечить системное решение проблем, вставших перед человечеством.

В какой-то степени это связано с тем, что меры, согласованные G20 по своей глубине и основательности явно не дотягивают до той полемики, которую породили в научном сообществе глобальный финансовый и экономический кризис, спровоцированные им последствия и уроки, которые, хотя бы на национальном уровне, постарались из него извлечь.

Вокруг чего ведется полемика

Вопросы, оказавшиеся в центре внимания научного сообщества, вопросы, чаще всего задаваемые и освещаемые сейчас учеными как в «толстых» периодических журналах, так и на страницах самых популярных газет и еженедельников и в блогах Интернета, очень разноплановые. Разнокалиберные. Они относятся к самым различным областям мировой экономики, национального, наднационального и глобального управления.

Кратко остановимся только на самых главных. Их можно подразделить на три группы. К первой относятся все те, которые касаются стратегии национального развития. Ко второй – связанные с наведением порядка в финансовой и других сферах и установлением более жесткого контроля как за хозяйствующими субъектами, так и совокупностью действий на национальном уровне. В третью попадают затрагивающие характер, направленность и суть международного сотрудничества, умение государств договариваться друг с другом, готовность идти на уступки и компромиссы и выполнять взятые на себя обязательства.

Соответственно в первой оказываются вопросы структурных реформ и моделей социально-экономического развития; возможностей выхода из кризиса с опорой на механизмы бюджетной экономии и затягивания поясов; а также роли государства в современной экономике.

Во второй – создания нового поколения регуляторов; следования сообща установленным нормативам экономической деятельности и контроля за их соблюдением; создания всякого рода подушек безопасности и механизмов предотвращения новых витков глобального кризиса.

К третьей – устранения дисбалансов, накопившихся в мировой экономике; создания новых и реорганизации действующих механизмов оказания экстренной и любой иной помощи странам, попавшим в затруднительное положение; пересмотра подходов к защите интеллектуальной собственности; отказа от противодействия введению в мировую экономику некоторых элементов долгосрочного планирования.

В каждую из категорий попадает, естественно, гораздо больше вопросов. Однако и очерченный круг является достаточно репрезентативным.

Национальные стратегии

Слабости и перекосы в экономике развитых стран по меркам нашего все убыстряющегося времени начали проявляться уже давно. Глобальный кризис выявил их со всей очевидностью

Оказалось, что быстрорастущие экономики, государства гиганты, в целом большая группа развивающихся стран более устойчивы к ударам глобального кризиса. И в разгар кризиса они не скатились в рецессию, удержали относительно высокие темпы экономического роста, продолжили создавать рабочие места.

На вопрос почему, даются неоднозначные ответы. Но главное, что он сформулирован. Он стоит теперь в повестке дня. Отвечать на него все равно придется. Причем, мерами регулирования экономики. В стратегиях национального развития.

Один из возможных ответов, к которому склоняется критически большая масса исследователей, – необходима реиндустриализация. Она нужна и США, и ЕС, и России и многим другим странам. Слишком рано все они поверили в фетиш постиндустриального развития. Как выяснилось, необходим динамический баланс в национальной экономике между секторами промышленного производства, предоставления услуг, в том числе финансовых, и постиндустриальной экономики, основанной на знаниях. Ставка лишь на передовые хай-тековские отрасли и стимулирование научно-технического прогресса при одновременном переводе грязных и трудоемких производств за пределы своей территории недостаточно обоснована. Такая экономическая политика выталкивает из экономики слишком большие массы населения. Она ведет к внешней зависимости от, казалось бы, более слабых и экономически отсталых партнеров. Она сокращает возможности государств и групп государств противостоять быстрым изменениям экономической и политической конъюнктуры. Напротив, наличие достаточного числа конкурентоспособных производств делает национальную экономику и более независимой, и более устойчивой.

По разным подсчетам в США на долю промышленного производства приходится всего 10% ВВП. В Великобритании и Франции – по 16%. В среднем по ЕС – порядка 20%. В Германии – 26%. В Китае – под 44-46%. Вот Германия и выступает экономическим локомотивом всего ЕС. На ней в основном держится зона евро. А Китай, превратившийся в мировую фабрику, привлекает максимальное число инвестиций. Выводы напрашиваются сами собой.

Хотя термин «реиндустриализация» – вынужденное упрощение. На деле речь идет о проведении структурных реформ и адаптации к потребностям глобального рынка, в которых нуждаются все страны. Однако он хорошо передает суть явления. Мощная промышленная база – залог экономической независимости и конкурентоспособности в целом. Развитые страны поспешили с деиндустриализацией и ликвидацией рабочего класса.

Однако призвать к реиндустриализации легко. Гораздо сложнее ее добиться. Ведь она должна осуществляться на новой технологической основе и встраиваться в производственные цепочки. Для нее нужны подготовленные кадры. При ее осуществлении экономикам с более дешевой рабочей силой и уже действующими производствами нужно противопоставить какие-то иные конкурентные преимущества. Какие? Одной лишь репатриации производств явно недостаточно. Вряд ли она получит массовый характер.

Следующая проблема, вызывающая ожесточенные споры, касается режима жесткой экономии. Раньше рецепт сбалансированного бюджета ВМФ и американские экономические советники прописывали России, странам Азии, Африки и Латинской Америки. Теперь дошла очередь до развитых стран Европы, входящих в Европейский Союз.

В схожей ситуации оказались чуть ли не все. На замораживание зарплат в госсекторе, сокращение государственных расходов, урезание социальных выплат, ограничение всех и всяческих программ пошли и в благополучной Германии, и в Ирландии, особенно жестоко пострадавшей от глобального кризиса, и в неблагополучных странах Северного Средиземноморья – Греции, Италии, Испании, Португалии. Но последствия введения режима жесткой экономии повсюду оказались разными. Если несколько огрублять и примитивизировать анализ, примерно следующие.

В странах Северной и Центральной Европы меры жесткой экономии встретили понимание общества. В Греции и у соседей по южному подбрюшью Европы – негодование и сопротивление. Дело дошло даже до актов гражданского неповиновения, уличных протестов, падения правительств и смены главных властных фигур.

В регионах с высокой производительностью труда они послужили необходимым подспорьем для наведения бюджетной дисциплины и вывода экономики из кризиса. В странах с более низкой – не смогли остановить сползание к экономической катастрофе и падение во все более головокружительное пике суверенной задолженности.

Там, где меры принимались быстро, взвешенно и последовательно, рынки акций и ценных бумаг реагировали спокойно. Там, где медленно, неохотно, под раскаты протестов оппозиции, – лишь усугубляли и без того критическое положение, давая возможность международному спекулятивному капиталу воспользоваться неопределенностью. Суверенный долг продолжал стремительно нарастать. Дефолт, ведущий к разорению банков-кредиторов, стал казаться желанным избавлением. Иностранная помощь (и это в ЕС!) и списание долгов превратились в необходимость.

Любому здравомыслящему человеку, не только профессиональному экономисту, с самого начала было понятно, что затягивание поясов в «пузырчатых» экономиках – никакая не панацея. Оно ведет к падению покупательной способности населения. Заставляет внутренний рынок вынужденно скукоживаться. Делает работу на нем менее привлекательной. Снижает стимулы для внутренних и внешних инвестиций. Подталкивает квалифицированных специалистов искать лучшей доли на чужбине.

То есть затягивание поясов не только не спасает. Оно, по сути, убивает национальную экономику. Если не подкреплено системой сопутствующих мер позитивного характера (термин в данном случае, конечно же, условный), способных предотвратить отток капиталов и специалистов. Это по крайней мере. А в идеале – запустить механизм из их привлечения, структурной перестройки экономики, качественного экономического роста.

Похоже, что на практике понимание этого пробивает себе дорогу с большим временным лагом. Но без экономического роста, повышения производительности труда и продуманной грамотной системы мер по их стимулированию никакого выхода из кризиса быть не может. Это иллюзии. Он просто невозможен. И это уже не экономическая теория, а вполне определенная реальность, с которой обязаны считаться все лица, все структуры, принимающие политические решения, будь то на национальном, наднациональном или международном уровне.

Но если не свободный рынок как таковой, а стимулирующие меры, искусственное конструирование конкурентных преимуществ, осуществление структурных реформ и диверсификация экономики необходимы, как минимум, для ее спасения от деградации, а лучше – для устойчивого и относительно быстрого экономического роста, нужен иной подход и к осмыслению всех иных переменных, от которых он зависит. В их числе – роль государства, соотношение потребления и накоплений, предназначение накапливаемых сбережений и профицита.

Прежде всего, медленные темпы роста, к которым привыкли зрелые экономики, никакая не неизбежность. Это удел не только тех экономических укладов, которые входят в период индустриализации и урбанизации. Отнюдь. На отрезке подъема предыдущих экономических циклов и в годы «жирных коров» и США, и ряд европейских государств демонстрировали достаточно уверенные темпы роста. Значит, высокие темпы возможны. Для их достижения нужно только гасить негативные, и всячески усиливать позитивные стимулы.

Как свидетельствует анализ причин, вызвавших надувание пузырей в экономике развитых стран и в дальнейшем их вхождение в штопор глобального кризиса и экономической рецессии, в среднесрочной и долгосрочной перспективе ничем не ограниченное, безоглядное, опережающее потребление ведет к перекосам и злоупотреблениям. Оно вызывает пагубный эффект.

Значит, чрезмерное потребление надо сдерживать. Выпестованная в прошлом модель социального поведения, ориентированная на такое потребление, на выращивание шопоголиков, не имеет будущего. От нее необходимо отказываться. И как можно быстрее. Выводить из оборота. Всячески подчеркивая, что это не более чем дань моде. Она прошла. На смену опережающему потреблению приходят разумная сдержанность, ответственность и достаточность в потреблении товаров и услуг.

Обществу нужен иной баланс между потреблением и сбережением. Чуть более высокий уровень сбережений дает возможность направлять больше средств на нужды развития экономики, ее технологического перевооружения, своевременного решения нарождающихся проблем. Баланс между потреблением и накоплением каждая страна отыскивает самостоятельно, чтобы не допустить перекоса в противоположную сторону. Но «бизнес эз южел» недопустим.

Другой момент – как относиться к «излишкам» средств, аккумулируемых национальной экономикой. Споры на этот счет сотрясали медиасферу России еще несколько лет назад. Глобальный кризис, которому страна смогла противостоять только благодаря колоссальному стабилизационному фонду, вроде бы, расставил все по своим местам. Он подтвердил, что такой фонд действительно необходим. Он придает устойчивость экономике, защищает от действия негативных внешних факторов и колебаний конъюнктуры.

Все это так. Но ведь споры шли совершенно о другом. К тому чтобы проедать накопления, никто не призывал. Участники полемики – экономисты и политики пытались объяснить, что оставлять накопления на банковских счетах, вкладывать в ценные бумаги и довольствоваться тем, что сбережения находятся в безопасности (все равно относительной), и можно жить на скромную ренту, недопустимо.

Параллельно со сбережениями необходимо создавать условия для их выгодного вложения в реальный сектор экономики. Их надо заставлять работать. Только тогда удастся эффективно проводить структурные реформы экономики, решать задачи ее диверсификации и перехода к новому, более высокому технологическому укладу с иным уровнем благосостояния. Иначе стагнация и, в конечном итоге, экономическая катастрофа.

Лишь такие сбережения, лишь такие суверенные фонды, как бы они не назывались, которые используются для производительных капиталовложений и портфельных инвестиций, в целом эффективно используются, соответствуют своему назначению. Оно состоит в обеспечении устойчивого роста, ускоренном воспроизводстве, расширении рынков сбыта, совершенствовании инфраструктуры и т.д.

При таком подходе снимается и проблема дисбалансов в мировой экономике, связанная с тем, что одни страны производят, а другие потребляют. Убедительным подтверждением справедливости подобных теоретических выкладок служит пример Норвегии. Она блестяще продемонстрировала, как рачительно тратить деньги стабилизационного фонда, не снижая уровень золотовалютных запасов.

Но все это – домашнее задание для национального государства, для государственных структур, государственного аппарата. Невмешательство государства в экономику – сказка из далекого прошлого. Именно государство при опоре на бизнес и гражданское общество, в сотрудничестве с бизнесом и гражданским обществом должно конструировать будущее. Оно не только устанавливает рамки экономической деятельности и перераспределяет доходы. Оно не ограничивается ролью регулятора и контролера. Современное государство обязано брать в свои руки инициативу, определять стратегию экономического развития, разрабатывать тактику ее реализации, отыскивать оптимальные балансы, производительно использовать аккумулируемые им доходы, стимулировать те модели поведения, те проекты, те свершения, в которых заинтересовано общество. Стоящая перед ним задача, по праву считающаяся главной, состоит в достижении, сохранении и наращивании международной конкурентоспособности.

Наведение порядка

Одним из первых шагов на пути к переосмыслению роли государства в экономике стал переход от дерегуляции и попустительства к ужесточению контроля за экономической деятельностью и, прежде всего, за банковской и финансовой сферой, от общих мер поддержки предпринимательства к мерам селективного стимулирования. Вопрос только в том, собирается ли государство навести порядок, разработать уточненные правила игры и уйти или остаться. И если остаться, то, насколько и в каком качестве. Это один пласт изменений.

Второй связан с готовностью государства поставить самого себя под неослабный, пристальный, придирчивый внешний контроль, взять на себя в этом отношении далеко идущие обязательства. То есть государство теперь не только создает новое поколение регуляторов, но и принимает на себя обязательство учредить их и учредить в соответствии с заранее оговоренными стандартами и критериями.

Оно не только требует от банковского и финансового сектора соблюдения новых ограничений, которые на него накладываются, но и обеспечения их строгого и всеобъемлющего соблюдения. Более того, оно торжественно обещает всем своим партнерам, что проведет все необходимые преобразования для того, чтобы диверсифицировать, демонополизировать и решить проблему децентрализации банковской и финансовой сферы, дабы крах ни одного из банков или финансовых структур не порождал угрозу развала всего сектора и перелива вовне кризисных явлений.

По состоянию на сегодняшний день ведущие мировые игроки взяли на себя вполне конкретные обязательства в таких далеко отстоящих друг от друга областях своей деятельности, как налоговая политика, установление бюджетных пропорций, перестрахование, утверждение предельных уровней задолженности и т.д.

Дальше всего в этом отношении продвинулись страны Европейского Союза. Уже сейчас им удалось договориться о резком ужесточении контроля за отдельными элементами экономической политики национального государства, придании ему обязывающего характера и мерах принуждения. Пошли они на это, правда, не от хорошей жизни.

Но и остальные страны тоже согласились на серьезное ограничение своего суверенитета (совместное управление обобществляемыми суверенными прерогативами – на языке ЕС). Хотя и в менее обязывающих формах и без взаимного принуждения к самоограничению и постановке результатов своей экономической деятельности под международный контроль.

Не ясно, правда, насколько строго государства собираются выполнять согласованные договоренности и придерживаться наложенных на себя ограничений, останутся ли их обещания всего лишь декларациями о намерениях, или за возможными нарушениями действительно будут следовать санкции.

Загадки международного сотрудничества

Тут мы подбираемся к вопросу принципиально иного порядка. Звучит он примерно так: осознали ли основные глобальные игроки, что мир сделался как никогда хрупким, что все они нуждаются в международной солидарности ничуть не в меньшей степени, нежели самые слабые, бесправные и беззащитные государства, что общие интересы надо ставить впереди индивидуальных, чтобы защитить последние по-настоящему надежно и эффективно.

Если судить по тому, что они в основном воздерживаются от введения мер протекционистского характера, спасая тем самым глобальную экономику, передали значительные полномочия G20, пусть во многом и на словах, и стараются выходить на взаимные договоренности, ответ, скорее, положительный. Однако если посмотреть на то, что реально происходит в мировой экономике, усиливающиеся дисбалансы и заторможенность в принятии даже самых насущных, кричащих решений, до этого еще очень и очень далеко.

Напрашивающееся объяснение – разрыв в уровнях благосостояния и экономического развития отдельных государств и групп государств и их объединений, различия в целеполагании и моделях социально-экономического и политического развития, необходимость в использовании чуть ли не диаметрально противоположного инструментария для решения стоящих перед ними проблем.

Как уже подчеркивалось выше, поддержание нынешнего статус-кво в мировой экономике означает для них совершенно не сопоставимые вещи. Для богатых держав – сохранение своего благополучия, привилегированного статуса и доминирующего положения. Для бедных – увековечивание бедственного состояния, в котором они находились раньше, эксплуатацию их природных и людских ресурсов на невыгодных для них условиях, продолжение их маргинализации.

Понятно, что восходящие державы, как только в их руках оказываются достаточные рычаги давления, начинают от него отказываться, натыкаясь на упорное сопротивление развитых держав. Особенно наглядно коренные противоречия между старыми и новыми индустриальными державами проявляются в спорах по поводу реформирования мировых финансов, передачи технологии и пересмотра долгосрочных контрактов.

Для США и ЕС вполне достаточным было бы некоторое обновление функций ВБ и МВФ и новых регуляторов при одновременном увеличении средств, предоставляемых в их распоряжение. Страны БРИКС добиваются кардинально иного – большего учета их интересов в деятельности международных финансовых учреждений.

Камнем преткновения при этом выступает долларовый стандарт. Его сохранение означает, что будущее всех тех колоссальных средств, которые заработаны и будут в дальнейшем аккумулироваться развивающимися странами, зависит от Вашингтона и Франкфурта. Поэтому страны БРИКС настаивают на диверсификации международно признанной корзины валют. Они хотели бы добиться более широкого использования в своих взаиморасчетах и расчетах с третьими странами региональных валют, создания новых мировых финансовых центров и введения в текущий оборот в долгосрочной перспективе мировых денег (мировых расчетных единиц).

Кроме того, они крайне обеспокоены тем, что валюта, используемая в международных расчетах и накоплениях, все хуже справляется с отправлением основной функции денег – служить универсальным эквивалентом и гарантировать сбережения.

С переливом технологий дело обстоит не лучше. Вроде бы, все международные конвенции по защите интеллектуальной собственности действуют. Развитые страны настаивают на их неукоснительном соблюдении. Однако на деле подъем быстро растущих экономик во многом связан с внелицензионным использованием чужой интеллектуальной собственности, иностранных технологий и ноу-хау. Таким образом они пытаются вырваться из порочного круга зависимости и сократить технологическое отставание.

Однако дело не только в этом. Старые подходы, направленные на закрепление за развитыми странами доминирующего положения в области науки и техники и наукоемкого производства, вступают в противоречие с нарождающимся новым технологическим укладом, требующим работы в режиме открытых информационных систем. Отражением тех новых потребностей, которые он порождает, являются идеи о централизованном выкупе интеллектуальной собственности и передаче ее в свободное пользование.

Перелив технологий – наиболее сложный клубок противоречий в отношениях между Россией и ЕС. На словах обе стороны выступают за стратегическое партнерство. На практике Брюссель видит в Москве в первую очередь соперника и всячески препятствует созданию благоприятного политического климата и правовых рамок для свободного трансферта технологий. Москва считает, что она, прежде всего, заинтересована именно в этом. Она носится с прожектами типа обмена энергоресурсов на технологии. Однако ЕС от этого, несмотря на все «Партнерства для модернизации», открещивается. Предлог всегда под рукой – усвойте сначала наши стандарты демократии, господства права и уважения прав человека. Все остальное – потом. Или параллельно.

И по вопросу о долгосрочных контрактах ЕС и Россия фактически схлестнулись. Вопреки здравому смыслу, экономической логике, интересам их энергетических компаний. Брюссель даже через не могу стремится утвердить на своем внутреннем рынке принцип свободного доступа к энергоресурсам, хотя он является их нетто импортером. Для России подрыв доверия к долгосрочным контрактам и их надежности делает бессмысленным ориентацию на рынок ЕС и ставит ее в зависимое положение, по существу убивая какие-либо надежды на равноправн