А Британия в качестве «отрезанного ломтя».
После брюссельского супер-саммита британский премьер стал героем дня. Вернее, антигероем. Лондон категорически не согласился с рационализаторским предложением Парижа и Берлина, которые хотят ввести единый для всех стран ЕС надгосударственный учет и контроль за банковским, страховым и фондовым рынками. Камерон встал в позу, употребил власть — право вето, а в итоге вывел Британию из Евросоюза.
Постфактум глава британский дипломатии Уильям Хейг расставил точки над i, разъяснив обструкционистскую позицию Лондона: «Некоторые страны заявили о своей готовности отказаться от доли государственного суверенитета, от возможности определять собственный бюджет, чтобы попытаться исправить положение дел в зоне евро. Соединенное Королевство не входит в еврозону и не собирается поступаться возможностью принимать независимые решения. Мы не готовы передавать ЕС полномочия, которые сейчас принадлежат британскому правительству, так что мы останемся в стороне». При этом Хейг высмеял утверждения, будто бы Евросоюз начинает напоминать «двухполосное шоссе». С некоторой долей высокомерия Хейг объявил: «Можно поспорить по поводу того, кто движется по быстрой полосе. Совершенно очевидно, что это Великобритания, а не ЕС».
В любом случае, конечный результат применения последнего довода несогласных, то есть вето на решения ЕС, известен: Британия действительно «осталась в стороне», в стороне от Евросоюза, а значит и от процесса дальнейшей интеграции. Двусмысленная позиция — быть и внутри ЕС и вне его — потерпела крах, хотя у ее истоков стоял еще Уинстон Черчилль, как напомнила своим читателям «Вашингтон пост» — он первым предложил формулу «с Европой, но не в Европе» («with Europe, but not of it»).
Сегодня стало очевидно, что Дэвид Камерон пошел ва-банк и проиграл, что не подлежит сомнению, — в среднесрочном плане. Почему? Первая и главная причина кроется не в его личных убеждениях. Глава кабинета не может себе позволить быть миссионером, одержимо претворяющим в жизнь собственное видение будущего. Он есть лидер партии и при этом еще и глава коалиционного правительства. Дело в том, что лидера тори «повязали» — взяли в виртуальные заложники евроскептики с правого края его партии, угрожающие внутренним расколом.
Накануне саммита, в среду 7 декабря, прошла тайная вечеря с участием активистов всех трех главных группировок евроскептиков внутри партии консерваторов: No Turning Back Group, 92 Group, а также Cornerstone Group.
Одним из закоперщиков выступил член кабинета Камерона — министр по делам Северной Ирландии Оуэн Патерсон, настаивающий на том, что если реформа финансовой политики ЕС потребует ревизии Лиссабонского договора, то необходимо провести общенациональный референдум. Схожего мнения придерживается и мэр Лондона Борис Джонсон. Патерсон потребовал от Камерона вернуться с брюссельского саммита не с пустыми руками, а с конкретными результатами («clear gains»). Ясно, что когда Камерон был на саммите, Патерсон со товарищи дышали ему в затылок.
Вторая причина камероновской обструкции заключена в том, что плата за солидарность, которую представляют собой новые фискальные меры ЕС, неизбежно обернется прямым уроном — ведь треть британского ВВП создается в ходе операций на финансовом рынке в лондонском Сити. Потому-то Камерон и отказался поступиться суверенитетом в этом плане и потребовал для себя «изъятия» из общего правила, чтобы обезопасить Лондон как мировой финансовый центр, где деньги делают деньги, а комиссионные в виде налогов поступают в государственную казну (см. «Меркель наступила Камерону на больную мозоль»).
Наконец, третья причина, почему Камерон примерил на себя роль «Мистера Вето» — как политик, он не может не быть популистом. Последние опросы населения показывают: если в ходе плебисцита задать вопрос: «Хотите выйти из состава Евросоюза?», то 40% предпочли бы остаться, а 49% верноподданных высказались бы за цивилизованный развод.
В числе анти-европейских фундаменталистов — популярный в прошлом ведущий разговорных передач (ток-шоу), а ныне якобы независимый колумнист Ричард Литлджон, который в ноябре поведал своим читателям-почитателям, что доминирование Германии в Европе превращает союз в «Четвертый рейх». Знакомые мотивы, уже неоднократно звучавшие. Ответ не замедлил себя ждать: германская газета «Бильд» задалась не менее провокационным вопросом: «А что Англия еще делает в ЕС?»
На предрассветной пресс-конференции по итогам саммита Дэвид Камерон постарался выглядеть не воинственным раскольником, а разумным охранителем, заботящимся едино только о британских интересах. Камерон звучал подчеркнуто примирительно: «Я пожелал им успеха, ведь мы все хотим, чтобы каждый решил свои проблемы, потому что мы все нуждаемся в (экономическом) росте». Но вето, которым он оградил Лондон от командно-административного управления из Брюсселя, звучало громче.
В воскресенье, 11 декабря, Дэвид Камерон объяснялся с депутатами палаты общин от всех партий, пытаясь, нечего скрывать, оправдаться. Премьер говорил о примененном им вето — «это было нелегкое решение, но это было правильное решение», что он отчаянно хотел добиться согласия, что его требования были «умеренными, разумными и по существу».
Однако по ходу дела выяснилось, пишет британская «Гардиан», что посол Ким Даррок при ЕС был поставлен в известность о выработанной позиции лишь за 48 часов, а потому не имел возможности «создать необходимые дипломатические альянсы». Никаких «ролевых игр» не проводилось, не было «плана Б»» на случай, если все пойдет наперекосяк. Впрочем, никто и не мог себе представить, что Британия окажется в гордом одиночестве.
Как следствие, во время бурных дебатов, где Камерон отчитывался о проделанной в Брюсселе работе, либеральные демократы обвинили премьера в том, что тот отправился на саммит «не имея достоверных сведений, не имея друзей и не имея гибкой позиции».
Лидер либдемов Ник Клегг, патентованный еврофил, дважды встречался после поездки с Камероном и выразил ему свое решительное неприятие такого провального итога саммита. Клегг снова обозначил свою особую позицию: он и раньше говорил о том, что «изоляция в Европе, когда мы одни против 26 (стран), плохо обернется для занятости, для экономического роста, для (сохранения) миллионов рабочих мест. Мы для того и строили мосты, чтобы быть уверенными: голос Британии будет слышен громко и четко в Европе». Теперь голос зазвучит как дальнее эхо.
Несмотря на скандально позорный итог демонстрации Д.Камероном в Брюсселе «бульдожьей хватки», лидер тори может быть доволен. Во-первых, устранена угроза бунта евроскептиков в рядах его партии. Во-вторых, многим понравилось, что Камерон сыграл роль Маргарет Тэтчер и превратился в «Мистера Вето», доказав, что он сильный лидер, способный переть на рожон. В-третьих, ослабло давление на него с целью проведения референдума по членству в ЕС, что дает временное пространство для маневра.
Правда, в этих маленьких викториях кроется и поражение. Верно, как мне кажется, прокомментировал баланс плюсов и минусов бывший лидер либеральных демократов Пэдди Эшдаун: Камерон «показал себя лидером консервативной партии, но никак не премьер-министром Британии».
…В достопамятные 1960-е годы британской эгоцентризм был увековечен во фразе ведущего прогноз погоды, сказанной на хорошем английском языке: густой туман над Английским проливом (читайте — Ла-Манш, это для остальной Европы) «вновь отрезал континент от Англии». После супер-саммита Евросоюза (см. «Знакомьтесь, Европа, двухзональная и двухскоростная») ситуация поменялась с точностью до наоборот. Добрая, старая Англия, или то, что от нее осталось, оказалась волевым решением 26 стран-членов ЕС «отрезана» от континентальной Европы.