https://www.funkybird.ru/policymaker

О Путине без ярлыков и ненависти

Путин умно начал предвыборную кампанию. Успел уже сказать, что готов к переговорам, даже, как будто, слегка обиделся на внесистемных лидеров: Я, мол, вас зову, а вы не идете. Подключились люди, близкие к его клану, — Ксения Собчак выступила в своем блоге; статья у нее, на первый взгляд, вполне оппозиционная, но Путин там выглядит очень человечным: он не привык сдавать своих, его раздирают противоречивые чувства и т.д. И с Венедиктовым он разговаривает мягко: «Вы на меня обиделись, а я вот на вашу радиостанцию не обижаюсь».

Впрочем, это предвыборные заигрывания, на которые мало, кто поддастся. По-настоящему серьезной является его статья в «Известиях», именно там содержатся тезисы, которые нам нужно не только проанализировать, но и найти ясные контраргументы.

Понимая, что главной движущей силой сегодняшнего протеста является средний класс, и, зная, что этот класс боится, как огня, люмпенской революции, Путин пытается играть на этом. Российская элита всегда забегала вперед, — намекает Путин на события 1917 года. — Дайте мне время, мы покончим с бедностью, то есть вам не надо будет опасаться бунта необольшевиков; мы подтянем миллионы людей к среднему классу, увеличится ваша социальная база, и тогда вы естественным образом получите и демократию, и стабильность.

Путин здесь умалчивает сразу о нескольких важных вещах. Во-первых, повышение доходов еще не делает людей средним классом. Доходы, — как верно замечают современные социологи, — это лишь входной билет. А дальше требуются время и условия, чтобы человек воспринял новую жизненную философию, которая по-настоящему делает его членом среднего класса. Откуда возьмется такая философия в условиях диктатуры, — непонятно.

Стремление к стабильности и неприятие революционных скачков — действительно важнейшие характеристики среднего класса. Это Путин уловил верно. Но разве оппозиция создала угрозу стабильности? Угроза возникла как раз таки с его стороны. Сначала люди довольно пассивно наблюдали за изменениями законы о выборах, за введением цензуры, за митингами «наших», которые вызывали все больше неприятных исторических ассоциаций. Но после сентябрьской «рокировки» в тандеме и особенно после небывалых нарушений гражданских прав во время выборов средний класс по-настоящему испугался: До каких пределов дойдет этот человек, если еще на двенадцать лет сядет в президентское кресло? Люди почувствовали опасность уже не только для права политического самовыражения, но и на обычном житейском уровне, — новый «железный занавес», цензура в Интернете. А дальше дело дошло до откровенных угроз в адрес студентов, преподавателей, госслужащих: Голосуйте за власть, а то уволим, отчислим, выселим… Здесь уже не о высоких материях думаешь, а о том, как скоро за людьми начнут приходить по ночам.

Именно Путин сначала плюнул в душу среднему классу, забыв, что этот класс особенно дорожит гражданскими свободами, а потом принялся откровенно запугивать его. Кто после этого поверит в его добрые намерения?

Пойдем дальше. Сначала Путин выстраивает новую политическую систему, принимает важнейшие законы, а спустя какие-то пять-шесть лет говорит, что политическая система устарела, и готов эти законы отменить. Ничего себе стабильность! Даже если мы откажемся от оценок, хороши или плохи были те законы, все равно возникает вопрос, что же это за лидер, который не умеет просчитывать последствия, бросается из крайности в крайность. Разве можно считать такого человека дальновидным политиком? Можно доверить ему развитие страны по пути эволюции?

Допустим, Путин в свое время недооценил средний класс и решил действовать как президент «большинства», то есть, — в его понимании, — людей с низкими доходами и полусоветским сознанием. Он уловил в этих социальных слоях тоску по сильной руке и решил удовлетворить это желание, тем более, что оно совпадает с его личными устремлениями.

Если так, то Путин не понимает главной проблемы постсоветской России. Эта проблема состоит в том, что большинство россиян не воспринимают власть, как свою. Не в смысле рейтингов, не в смысле доверия. Можно не любить правителя, но все-таки признавать его власть легитимной, то есть, проще говоря, признавать право правящих кругов быть правящими кругами. Вот уже несколько десятилетий власть в России не воспринимается как легитимная. Она переходит из одних рук в другие, она меняется, но ощущается народом как что-то чуждое. И так называемая идея сильной руки — это желание иметь легитимную власть, а вовсе не мечта о диктаторе с большой дубинкой. Эту истину Путин проглядел и, соответственно, не понял, что народ готов терпеть сосредоточение власти в его — Путина — руках только до определенного предела. Ошибка слишком серьезная. Она ставит под сомнение способность Путина понимать суть российских проблем.

Но и это не всё. Возьму на себя смелость утверждать, что человек, который не задумывается над проблемой легитимности власти, не сможет справиться с экономическим кризисом. С одной стороны, в России невозможно побудить народ к экономическим подвигам, — будь то индустриализация или теперь модернизация и развитие высоких технологий, — не воодушевив его какой-то позитивной идеей. Да, это та самая специфически русская черта, о которой забыли, о которой стало немодно говорить, но она никуда не делась. С другой стороны, особенность нынешнего мирового кризиса — необходимость добровольного самоограничения граждан в плане потребления.

Если власть не ощущается обществом как легитимная, она не решит ни первую задачу, ни вторую. Призывы с ее стороны работать больше, лучше и при этом ограничивать расходы будут восприняты людьми просто как издевательство.

Строго говоря, по этой причине нельзя доверить руководство страной не только Путину, но и тем кандидатам в президенты, которые обещают решить проблемы России простым перераспределением доходов. Доверия заслуживают только те, кто не боится прямо обозначать главную цель — восстановление легитимности власти на базе исторической преемственности, конституционной и судебной реформы.

А что касается человеческих качеств Путина, то после того, как он «опустил» Медведева, как можно говорить, будто он не сдает своих?