Вот честно, как на духу. Просто противно и предельно скучно к этому возвращаться. К недавней премии журналистам. Но вокруг поднялась, терпеть не могу данного слова, но тут вынужден употребить за полным отсутствием иного, поднялась такая вонь, что дышать уже невозможно. Одни клеймят позором, другие то постоянно и массово оправдываются, то раздраженно начали уже отгавкиваться, переходя в наступление на флангах…
Ну, не знаю, по-моему, тут всё примитивно. Я правительственных наград не получал. Не сложилось, не предлагали. В середине восьмидесятых, в самом начале перестройки какой-то подобной журналистской премии, ее тогда, кажется, ко Дню печати давали, удостоился. Но как будто она была не всесоюзная, а московская, я уже сейчас подробностей не помню. Но тогда всё несколько иначе происходило, никто никого не предупреждал и ни с кем ничего не обсуждал. В каких-то газетах напечатали мелким шрифтом, мне потом сказали, поздравляем, ты, мол, лауреат. А, может, и без «поздравляем». Правда, не помню. Так что, тут опыт мой минимален.
Однако вообще, по жизни, как, наверняка, у каждого, было немало ситуаций, когда приходилось принимать решение относительно самых разных вещей, от незначимых мелочей, типа услуг, минимальных знаков внимания, благодарностей и тому подобного, до чего-то более серьезного, иногда даже очень серьезного, вплоть до любви. В смысле, брать или отказываться? И как, думаю, опять же каждый, я всегда определял для себя возможность согласия, не исходя из каких-то единых признаков, а всегда по ситуации, жизнь ведь многообразна и изменчива, всего заранее не предусмотришь. (Ничего мысль, а? Чуть не прослезился.)
Но одному простейшему принципу мне никогда не приходило в голову изменять всего лишь из-за его чрезвычайного удобства и универсальности. Если тебе что-то дают, а ты понимаешь, что, приняв это, тебе придется даже не то, что оправдываться, а хотя бы просто объяснять, и не столько кому-то, сколько, и это, прежде всего, самому себе, то лучше откажись. Гори оно всё огнем, так спокойнее будет. Вот, застрелите, не вижу ничего сложного. Какие проблемы?
Другой вопрос, что если речь идет о каких-то вещах совсем уж существенных, ну, там типа огромных денег, какой-то великой славы или даже должности, то тут я, естественно, ничего сказать не могу. Это как Симонов в свое время сказал: «А тебя когда-нибудь за столько покупали?» Нет, «за столько» меня никогда не покупали. Но ведь и тут всё крутится тоже не вокруг великого дела, какая-то премия, значок там, или медалька, дипломчик, миллион рублей…
Отказался бы я от миллиона? Нынче точно отказался бы от миллиона, особенно рублей. Да если серьезно, то и от любого. А вот если бы был голым, босым, голодным и без крыши над головой… То это был бы или не я, или я в таком виде и состоянии, что уже взятки гладки. Но если в принципе, ведь желать большего и лучшего это всегда естественно? И чем за это платить?
А вот это уже, кто чем готов. Цену своей душе каждый знает сам. Но, уж, во всяком случае, цена эта, не пустое отбрехивание на сайтах и газетных страницах. И не агрессивные оправдания по принципу или «не ваше дело, я сам знаю, как мне с умом этими деньгами распорядиться», и уж совсем не наивно-дурацкое «это вообще деньги не Путина, меня не он наградил, а профессиональное сообщество». Знать вы, конечно, знаете, и как распорядится, и чьи деньги, и кто наградил. Как знаете, что и другие всё прекрасно знают. Иначе не оправдывались бы. Прекрасно понимая, что бесполезно. Именно поэтому, я и не вижу смысла. Взял — молчи. Считаешь, что следует объясняться — не бери. Примитивно просто. Я так думаю.
Но все-таки, преодолевая отвращение, вернулся к теме журналистской премии не ради нее самой. Просто, в связи с этим, мне хочется обратить внимание вот на какой момент.
Японцы в подобных случаях считают, что «теряют лицо», а наши, прошу прощения, но это не из моей, а из образной системы госпожи Латыниной, похоже «теряют яйцо». И превращаются в таких, не очень понятного пола существ. Очень обиженных. Вот об этой обиде мне хотелось бы несколько поподробнее.
Но сразу необходимо подчеркнуть, что речь не о злодеях. Злодеи, те на чьих руках кровь, чьи зрачки расширены, дыхание прерывисто, а холодные и влажные пальцы тянутся… Нет, нет, я сейчас вовсе не об этом. Тема, конечно, жутко увлекательная, и поле тут чрезвычайно плодотворное, но оставим злодейство в покое даже на самом бытовом уровне, типа сковородкой по голове.
Да ладно, что уж там злодеи. Каких-то там уж исключительных негодяев или мерзавцев я тоже не имею в виду. Просто люди, имеющие не очень четкие представления о чести, совести, нравственности, таких довольно абстрактных и достаточно зыбких вещах, скажем так, не полные подонки, но личности достаточно низкие и подловатые. Вот какая имеется у них любопытная черта.
К примеру, так и не прекратившаяся и ставшая уже то ли смешной до неприличия, то ли неприличной до смешного истерика Леонида Радзиховского. Который продолжает где только может, а может он по-прежнему очень много где, излагать, что его затравили. Правда, ему замечательно и, на мой взгляд, исчерпывающе ответил шеф-редактор «Русского журнала» Александр Морозов:
«Тебе што — звонят с угрозами, подстерегают в подъезде? бьют арматурой, как Бекетова? ты что, готовишься к посадке на 10 лет, как Осипова? Нет. Просто группа людей, которые раньше относились к тебе с симпатией, написали у себя в блогах, что ты — засранец».
Но Леонид Александрович не унимается и выступает с очередным заявлением, что его не только затравили, но еще и оклеветали:
«Клевета, например, заключается в том, что когда в прошлом году я в сотый раз в своей жизни был на совещании у Суркова как о свершившемся факте все уважаемые революционеры и демократы, и либералы стали писать, что я получаю у Суркова указания, что мне говорить и как мне говорить. Это ложь, это клевета… Тем самым натравливая, между прочим, абсолютно психически неуравновешенных людей, которые с дикими воплями «ату! ату!» бегают и пишут все это уже как абсолютно совершившийся факт. Вот это, по-моему, травля… на совещаниях у Суркова ни я, ни другие участники этих совещаний никаких указаний… никогда не получали, а высказывали свое мнение о происходящих событиях и обменивались мнениями».
Я, честно говоря, даже теряюсь и не понимаю, кто из нас психически неуравновешенный? Зачем устраивать балаган на пустом месте и нас, читателей и слушателей, держать совсем за козлов и полных лохов? Мы все в какой стране выросли, мы сейчас в кантоне Ури живем, на берегу Женевского озера? Когда бабушка каждую неделю ходит к участковому «высказывает свое мнение о происходящих событиях и обменивается мнениями», весь подъезд прекрасно знает, чем она там занимается. Я уже не говорю, когда кто в лагере к «куму» без дела шляется, даже намекать не стану, чем это заканчивается.
И в каком качестве с такой периодичностью Радзиховский туда являлся? Этот вопрос с удивительной профессиональной настойчивостью, надо отдать должное ведущим «Эха», неоднократно задавался, но Леонид столь же настойчиво утверждал: « Ни в каком. В качестве частного лица». Чудесно, это высшее качество. И компания высшего качества. Но почему же тогда тайно? Почему я, постоянный, многолетний и очень внимательный читатель и слушатель, тщательнейше за работой названного публициста наблюдавший и посвятивший ей не один десяток отдельных статей, узнаю об этом только случайно и не от него, а от постороннего человека? А Радзиховский еще и слюной брызгает от злости, что такие как я узнали.
А уж что касается периодичности, то тут никто за язык не тянул, сам признался. «В сотый раз». Понимаю некоторую меру условности, вряд ли там все же такой точный учет и контроль ведется. Но при всей приблизительности получается, что если даже прикинуть на десятилетие заведования Сурковым идеологией в нашей стране, получается, что не реже, чем раз в месяц Леонид Александрович являлся к замглавы кремлевской администрации «поделиться мнением». Я ближайших друзей с такой регулярностью не навещаю. Так за кого Радзиховский держит окружающих и с какой целью продолжает валять дурочку?
Или вот ещё один довольно яркий пример. Есть такой довольно известный в Екатеринбурге театральный деятель Николай Коляда. Он вошел в созданный в Свердловской области предвыборный штаб кандидата Путина. Хотя до этого страстно и пламенно агитировал за Прохорова еще на этапе всей той позорной истории с «Правым делом». Объясняет произошедшие с обескураживающей искренностью и непосредственностью, отвечая на вопрос, считает ли он нужным обновление власти:
«Мне не кажется, что в данном случае нужно какое-то обновление. Путин — посмотрите телевизор — ездит, ходит, разговаривает. Он во все вникает, он всем делает втыки, он ведет себя как хозяин, он стучит по столу кулаком. Вот вчерашний случай, история с кировским губернатором…»
И далее, совсем уж по-свойски, рассказывая о полученном его частным театром губернаторском гранте:
«Но я подумал: «вообще-то, 5 миллионов тебе дают, Коляда, тебе дает правительство здание для театра, чего-то для тебя делают — а ты тут будешь сидеть и оппозиционировать?» Здесь, понимаете, синица в руке, а журавль в небе мне не нужен. За мной 65 человек, и у каждого в семье — еще по три человека. И мне все-таки надо думать о моем частном театре, о моем хозяйстве и о людях, которые за мной, а не быть таким диссидентом, правым или каким-то левым, или еще каким-то. Это совсем не дело руководителя, потому что ты отвечаешь за судьбы людей. И надо дружить с властью, если уж честно. Надо дружить с властью, да. Но на меня никто не давил. Когда мне предложили, я согласился».
Однако, это, конечно, всё так, бытовые мелочи. Главным в таких случаях объяснением является польза театра, другого чего крайне полезного, служба чему-то святому и высшему, типа медицины, науки или вот, как в данном случае, искусству. Коляда сейчас «Маскарад» ставит, вся продвинутая уральская общественность в ожидании премьеры.
Но почему я, собственно, об этом Коляде вспомнил? Потому что он тоже истерику устроил и тоже заверещал. Вместо того, чтобы радоваться успехам режиссера, какие-то неблагодарные «клеветники и травители» наклеили на афиши его театра портреты Путина со следами поцелуев. Не хотят, сволочи, в театр его билеты покупать, а хотят пакости творческому человеку устраивать. Вот и кричит теперь этот творец на все Уральские горы, что бандиты его детище поджечь хотят. Защиты требует и очень обижается.
А, вот если честно, на черта мне этот и такой театр? Мне нужен «Маскарад» в постановке такого придурка? И чем он отличается от любого хозяина пивного ларька, которому бесплатно дали будку, и за это он готов на что угодно и сразу начинает пропагандировать жесткую руку?
На что, правда, мне вполне резонно могут ответить, , что, если лично мне не надо, то это ещё ровно ничего не значит, а кому-то надо, и он в этот театр пойдет… Всё абсолютно правильно. Просто, тогда вообще не воспринимайте мое мнение как совершенно не существенное, а слушайте и слышьте, что и как говорит тот, кто пойдет, кто солидарен с этим режиссеров, кого такой театр и на таких условиях устраивает или кому вообще всё происходящее безразлично, лишь бы, по его мнению, спектакль был хороший. А я и к Миронову не пойду, и к Калягину не пойду, Машкова больше видеть не смогу, потому, как у меня будет всегда теперь его речь перед глазами стоять. Я даже в Ленком перестал ходить. Мюллер в Королевских играх на сцену выходит, а я вижу, как Захаров в Шереметьево с букетом «Русское золото» встречает.
И ведь я не с факелом по ночам подкрадываюсь, пытаясь ихнее здание поджечь. Это всё фантазии и элементарное доносительство в лучших отечественных традициях. Я просто смотреть не буду. Я вот Брандауэра в «Мефисто» лучше посмотрю. Кстати, о «Мефисто». И о «Королевской рати», где очень хорошо и подробно о здравоохранении написано. Мне и больницы такие не нужны. Вот почему-то с Кубы, где здравоохранение замечательное, все бегут во Флориду, где с этим полная беда. А обратно лечиться едет только Чавес.
И ведь, как будто нет никаких проблем. Радзиховский говорит, что считает нужным, имея для того возможности и аудиторию, которым кто угодно может только позавидовать. Коляда и здание и деньги получает, при этом весь в творческих успехах. А те, другие, клеветники и либеральная шелупонь всякая, они же маргиналы, только и могут, что злобно шипеть из-за угла, чего по их поводу так громко демонстрировать свою оскорбленность?
Альбац недавно сказала, что видит причину эмоциональных обострений этого рода в том, что последнее время совершенно неожиданно стало возвращаться, казалось, уже полностью утраченное понятие репутации. И кто-то стал чувствовать некоторую некомфортность от того, что именно его репутация возвращается не в самом лучшем состоянии и несколько запачканном виде. В этой мысли, возможно, и есть здравое зерно. Но, мне кажется, это не совсем точно и не совсем полно. Оттуда, где понятия репутации и всего прочего, уже упомянутого, интеллигентского либерального хлама, типа чести, порядочности и нравственности существуют как данность и реальность, всё это никогда и никуда не уходило.
Да, наверное, повеяло некоторым изменением направления, но туда где всё это только лишь именно направление, тенденция, как сейчас стали говорить, «тренд», туда в истинном своем значении репутация никогда не возвращалась и возвратиться не может. Так что, дело, видимо, еще и несколько в другом.
Тут ведь вот что замечательно. Нужно, чтобы любили и уважали именно те, к кому ты с таким презрением относишься как людям непрактичным, оторванным от реальности и прочее. Любви одной только власти и тех, кто, так же как ты, готов быть близким другом власти, оказывается недостаточно. Надо, что обязательно и «те, другие» тоже… То есть, в идеале, конечно, любили уважали, но, если уж с этим совсем никак, то по крайней мере не смели своей нелюбви или неуважения никаким образом высказывать. Потому что это травля. А за эту травлю их, подлецов, следует…
Это уже даже не достоевщина. Это некий перенасыщенный раствор. Это как бы Достоевский описывал ситуацию, каким образом герой Достоевского реагирует на роман Достоевского и ведет по поводу него споры с самим Достоевским.
Трещина всё расширяется. Прыжки туда-сюда требуют всё больших усилий, а находится одной ногой здесь, другой там, не очень получается даже на шпагате и у самых длинноногих. Крайне неудобное положение. Но мышцы болят в паху, а крыша съезжает сильно выше.