Впервые за несколько лет саммит Россия–ЕС мог стать интересным событием. Но не стал.
Скажу сразу, что интрига совсем не была связана с российскими выборами и послевыборными протестами. Эти вещи брюссельская бюрократия как раз всеми силами хотела бы не заметить – отвлекают от работы с документами. Удобнее «внимательно следить» и накапливать «озабоченность». А в это время фигуры верхнего уровня, та же леди Эштон, к примеру, будут как заведенные твердить о не использованном до конца потенциале двусторонних отношений.
На прошлой неделе в Брюсселе, в присутствии одного еврокомиссара – Россия, правда, в его компетенцию входит косвенно, но за страны общего соседства он отвечает напрямую – я задал вопрос: почему, когда несколько сот человек за участие в протестах оказываются в тюрьме в Белоруссии, ЕС замораживает отношения с этой страной, а Кремлю аналогичные действия ничего не стоят, и он остается в ранге стратегического партнера Евросоюза. Ответа, естественно, не последовало, да его никто и не ждал. Накануне саммита лицо ЕС в какой-то степени спас Европарламент, но ни для кого не секрет, что влияние резолюций этого органа на окончательные решения не слишком значительно.
Появления динамики в отношениях можно было ожидать по другим причинам. Во-первых, в прошлом месяце было наконец-то согласовано вступление России в ВТО, чего ЕС хотел и добивался довольно долго, и на последней стадии переговоров даже взял на себя задачу додавить Грузию, чтобы та, не да бог, не применила вето. Ведь многочисленные «Партнерства ради модернизации», о которых Россия договорилась со странами ЕС за прошедшие два года, особым содержанием не отличаются. «Партнерство» вряд ли может быть успешным там, где нет предмета сотрудничества, то есть российской модернизации. А тут появилась возможность забыть о них и вернуться к делу действительно серьезному – переговорам о новом рамочном соглашении, которые формально застряли именно из-за отсутствия прогресса по вопросу о ВТО.
Во-вторых, ЕС мог бы попытаться как-то прореагировать на заметную активизацию политики Москвы в регионе общего соседства. На фоне покупки «Газпромом» «Белтрансгаза» и информации о якобы готовящейся Киевом сдаче украинской газотранспортной системы можно было ожидать попытки обозначить европейские интересы.
В-третьих, саммит пришелся на председательство Польши в Евросоюзе. В целом усилия, предпринимаемые в последние годы Варшавой и лично польским министром иностранных дел Радославом Сикорским с тем, чтобы превратить Польшу чуть ли не в главного в Евросоюзе лоббиста беспроблемных отношений с Москвой, вызывают много вопросов. Но успех данного конкретного мероприятия был стране-председателю необходим несомненно. Трудно позиционировать себя как главного актора ЕС на новом Востоке Европы, если все, что ты можешь пробить, – это двустороннее соглашение с Москвой о малом пограничном движении в Калининграде. В особенности, на фоне проблем с теми же Украиной и Белоруссией.
Тем не менее, прорыва не произошло. Дежурная риторика – ну, может, с небольшой поправкой на внутрироссийскую ситуацию. (Ну, хоть не на овощи, как в прошлый раз.) И никаких инициатив, которые меняли ли бы ситуацию качественно.
На «совместных шагах по переходу к безвизовому режиму» можно, конечно, остановиться отдельно, но можно и не останавливаться. То есть сам по себе документ добротный и содержащий перечень стандартных мер, которые разумно реализовать в России для повышения собственной безопасности, улучшения охраны границ и снижения разного рода рисков. Без всякого одолжения ЕС и тем более мониторинга с его стороны. Но, как говорил профессор Преображенский, это не «окончательная бумажка». Ее выполнение всего лишь «создало бы условия для постепенного перехода к ситуации, в которой станет возможным начало переговорного процесса, результатом которого в долгосрочной перспективе станет новая фаза визовой либерализации и в конечном итоге отмена виз». По счастью, это не цитата из документа, а только сконструированный автором образчик брюссельского новояза. Но сути это не меняет. Безвизового режима в обозримой перспективе не будет. Как не будет никаких «общих пространств» в экономике, культуре и сфере безопасности, о которых договорились еще в 2003 г. Общая атмосфера, если угодно – психология и философия отношений не те.
Фундаментальный вопрос заключается в том, почему не те. Почему на российско-еэсовском фронте ничего не происходит. Почему ни позитивные, ни негативные раздражители ничего не меняют в дискуссии, идущей годами вокруг словосимволов «энергетика», «ценности», «общее соседство». Почему ЕС до нуля понизил уровень амбиций в своей российской политике. Почему под словами «бизнес как обычно» сегодня принято понимать примитивный обмен энергоносителей на колбасу и предметы роскоши, а отсутствие открытого конфликта воспринимать как успех.
А ответ столь же простой, сколь и неприятный. От России уже не ждут ничего – ни особенно хорошего, ни особенно плохого. Хорошего ждали слишком долго – всех этих инвестиционных перспектив, внутренней трансформации, стабильности, наконец. Известное «плохое» отступает. В 2001 г., по данным Евростата, 48% совокупного импорта газа нынешними 27 членов ЕС приходилось на Россию, а в 2009 – уже только 34%. Тенденция с тех пор не изменилась, и даже Герхард Шредер не в состоянии напугать европейцев мифической угрозой переориентации российского газового экспорта на Азию. Не верят. А разговоры о неизвестном «плохом» – потенциальных социальных катаклизмах – хотя и начались, но пока еще едва слышны. Так что и по этой линии Россия – не приоритет. Что и хорошо, и плохо одновременно.
Накануне думских выборов влиятельный Европейский Совет по внешней политике опубликовал доклад «Как иметь дело с пост-БРИКовской Россией», в котором Россию концептуально выводят за скобки того динамично развивающегося мира, который ассоциируется с Китаем и другими возникающими в Азии и Латинской Америке центрами силы. Аналитики, естественно, рекомендуют сотрудничать с Россией, но перечень областей взаимодействия настолько невелик, что легко может быть применен ко многим развивающимся странам. Одновременно, к слову, предложено сделать Россию одной из тем европейско-китайского диалога. Вот там стороны точно обменяются «озабоченностями» насчет бывшей сверхдержавы.
Корень проблемы в том, что в середине прошлого десятилетия российское руководство сделало выбор, причем, со своей точки зрения, вполне логичный. Оно отказалось от политики интеграции с Европой, от курса, который не вел, конечно, к вступлению в ЕС, но все-таки потребовал бы принятия общих ценностей и правил. Отказалось во многом именно из-за того, что демократическая трансформация России стала бы прямой угрозой властным позициям правящей элиты, поскольку европейская политическая система основана в том числе на сменяемости лидеров.
Поэтому Кремль, по-видимому, не слишком расстраивается из-за того, что отношения с Европейским Союзом подменены саммитами и парадными ужинами. ЕС выдает российским лидерам карт-бланш на внутреннюю политику, с радостью принимает уходящее из страны материальное и интеллектуальное богатство, но параллельно теряет интерес к будущему самой России, ее развитию. Тем, кого такое положение дел не устраивает, придется ждать – или добиваться – перемен в государстве.