https://www.funkybird.ru/policymaker

Где взять новых лидеров?

Вопрос появления новых лидеров, новой политической элиты, по мнению многих, весьма актуален в России, где сейчас наблюдается большой общественный подъем. Люди выходят на улицу, выражая свое недоверие нынешней власти. Но явного лидера, человека, способного вмешаться в существующий расклад сил, на трибунах не появляется. О механизме смены элит в интервью Радио Свобода размышляет президент фонда «Индем» Георгий Сатаров – один из тех, кто воочию наблюдал подобные процессы двадцать лет назад, при распаде СССР.

– Могли бы вы сформулировать, откуда появляются новые лидеры?

– Формулировка чрезвычайно проста: отовсюду. Возьмем какой-нибудь хрестоматийный образец — например, великую Французскую революцию. На любых стадиях этой революции, от самого ее начала до постепенного перерождения в империю, среди властного истеблишмента всегда были представители самых разных социальных групп. В том числе – и это тоже существенно – дореволюционного истеблишмента, например, Талейран. Последний, кстати, чрезвычайно интересный типаж, он удерживался во власти на всех стадиях, став одним из высших руководителей уже имперской наполеоновской Франции. И это далеко не единичный случай. Некоторые из маршалов Франции, ставшие, в том числе, королями имперской Европы, были людьми чрезвычайно низкого происхождения. На груди у некоторых из них было вытатуировано «Смерть тиранам», а они сами потом превращались в тиранов, а тираны превращались в тираноборцев и так далее. Так что это вполне закономерно: не бывает стопроцентно чистой смены революционной элиты на контрэлиту.

– С появлением новых лидеров старым приходится каким-то образом контактировать с ними. Например, Алексей Навальный, который прежде не входил в политическую элиту, недавно встречался с весьма влиятельными людьми бизнеса. Это что – часть «взаимного обнюхивания», или что-то другое?

– Симбиоз, который образуется из старой и новой элиты, – вполне естественное явление, в некотором смысле, именно он является оптимальным путем развития этих процессов. Я помню, как создавалась Межрегиональная депутатская группа, как формировались ее лидеры. В нее, естественно, вошел Борис Николаевич Ельцин. Тогда все новые люди – представители политической элиты, пришедшие из лабораторий, с профессорских кафедр и так далее, сделали ставку на Бориса Николаевича. Причем абсолютно сознательно! Именно как на представителя старой элиты – они понимали, что этот человек, давно укоренившийся во власти, будет полезен. Это нормальный политический расчет. Точно так же представители старой элиты ищут свою выгоду от сотрудничества с представителями новой элиты.

– В России сейчас появляются идеи существенного переустройства политической жизни. Например, визвестной беседе между Навальным и Чхартишвили последний высказался за введение в России парламентской республики. Я правильно понимаю, что это форма поиска новых политиков в условиях, когда вертикальная структура не связана напрямую с избирателями?

– В принципе, демократия основана на горизонтальных отношениях как базовых, но это не имеет никакого отношения к выбору между парламентской и президентской республикой. Россия нуждается не в этом выборе, а в переходе от вертикальных отношений к горизонтальным, в том числе и между властью и обществом. Здесь ключевую позицию занимает суд, а не та или иная политическая система, не выбор между парламентской и президентской республиками. Возьмем, к примеру, Соединенные Штаты, где базовые отношения между властью и обществом ярко выражено горизонтальные. Конституция США была скопирована многими латиноамериканскими странами, но у них ничего не получилось, потому что эти горизонтальные отношения не были укоренены в социуме, не было сильного гражданского общества, а это важно. Поэтому главное в России сейчас — создать сильное гражданское общество.

– Насколько быстро может происходить переход от одной элиты к другой? Насколько быстро, скажем, Гайдар из ученого, экономиста стал политиком – причем одним из самых значимых в стране?

– Три-четыре года – если брать опыт Егора Тимуровича, мой собственный опыт. Три-четыре года – это максимальная оценка.