Основная проблема нынешнего президента, сделавшая его правление куда менее успешным, чем могло бы быть, заключается в его ментальности.
Встреча президента Дмитрия Медведева со студентами МГУ на минувшей неделе, в Татьянин день, наверное, была его лучшим публичным выступлением. Или одним из лучших. Дмитрий Анатольевич не делал широковещательных заявлений, не предлагал, как часто бывало на других выступлениях, формул, вызывающих оторопь и изумление своей, скажем, экстравагантностью.
Вообще его прежние публичные выступления, начиная с какого-то момента, явно носили некий претенциозный характер, ассоциировались с неким «приподниманием на цыпочках», давали понять, что Медведеву слишком нравится быть президентом, носили избыток «драйва», постоянно вызывающего ощущение самовлюбленности. И при этом подобные выступления, как правило, содержали массу и терминологических, и фактологических неточностей, претендующих на афористичность.
На журфаке МГУ в минувшую пятницу этого не было. Перед аудиторией стоял отчасти усталый, отчасти сожалеющий о своей былой наивности человек, выступающий, как кажется, искренне и с явно проглядывающим пониманием того, что жизнь оказалась сложнее, чем ему думалось четыре года назад, сожалеющий о том, чего не удалось сделать.
Прежний Медведев часто вызывал чувство раздражения. Этот – скорее сочувствие, если не симпатию.
И вот именно на этом фоне становилось особенно заметным то, что, скорее всего, во многом мешало ему в его работе и раньше: своеобразная оторванность от жизни, непонимание многих ее реалий – при всей, казалось бы, увлеченности Медведева интернет-общением и его определенной свободы от дозированной сугубо должностной информации.
Дело даже не в тех некоторых политических двусмысленностях и не вполне корректных закамуфлированных выпадах Медведева в адрес Путина, которые он позволял себе ранее. Дело в мере понимания Медведевым того, что происходит за пределами блогосферы и «болотного стояния». Просто в реальной жизни. Точнее, дело, повторю, в его непонимании этой самой жизни.
Вот, например, президент отвечает на вопрос о цензуре в СМИ и самих СМИ. И среди прочего (и вполне разумного) заявляет, что проблема, дескать, в том, что у государства – слишком много средств массовой информации, тогда как у него, государства, должен быть один сильный канал, а остальные просто «нужно продать», чтобы СМИ в основном были у «бизнеса и общественных структур». Но сам же при этом говорит о том, что СМИ не должны контролироваться «олигархами», как это было в 90-е годы.
Так ведь если СМИ будут продаваться, Дмитрий Анатольевич, то продаваться они будут только тем, у кого есть на это деньги, – на то, чтобы купить и содержать СМИ. Т. е. в т. ч. опять-таки олигархам или тем, кто их обслуживает. И получится в итоге очень просто: имущие будут иметь (в прямом и переносном смыслах) СМИ, т. е. важнейший канал политического влияния. Неимущие – не будут. Имущие будут иметь возможность бороться за отстаивание своих прав и интересов. Неимущие такой возможности будут лишены (как лишены они ее и сегодня).
Медведев на словах, казалось бы, резонно исходит из того, что государство не должно подчинять СМИ своему влиянию и «лакировать действительность». И упоминает в связи с этим идею создания общественного телевидения и его существования на средства налогоплательщиков. Но непонятно отличие такого телевидения, если оно будет создано, от собственно государственного СМИ. Непонятно не в том смысле, что подобное общественное телевидение будет «не лучше» государственного, а в том смысле, почему государственное не может быть «не хуже» этого т. н. общественного. Собственно, как вообще может существовать нечто, в т. ч. телеканал, финансируемый налогоплательщиками, и при этом не быть государственным? Непонятно. Все, что финансируется налогоплательщиками, как раз и представляет собой государственную собственность. Должно представлять. В случае с общественным телевидением вопрос, с одной стороны, в том, какую политику проводит государство на государственном де-факто телеканале, и, с другой стороны, – в том, что канал такого рода должен быть не «негосударственным», а «неправительственным», точнее даже, «нечиновничьим». Потому что если правительство, по идее, представляет доминирующую политическую силу, то современное государство должно представлять все группы населения.
Медведев никак не может понять, что демократическое государство – это в первую очередь инструмент на службе у народа, а не государственный аппарат, и делать оно должно то, чего от него требует народ, а не то, что нравится президенту или чего требует «блогосфера».
И здесь дело даже не в деталях организации финансирования управления и кадровой политики (хотя они важны), а в том, что Дмитрий Анатольевич не понимает, что государство может и должно действовать как своего рода посредник между различными политическими группами, поэтому возможно создание телеканала по таким правилам, что в основе его будет лежать допуск к эфиру и созданию передач всеми значимыми политическими силами страны. Но значимыми, а не скандалящими.
Медведеву в МГУ задали вопрос о стремлении многих молодых россиян уехать из страны из-за того, что они не видят для себя перспектив в России. И он в ответ сказал и о том, что со своей страной, вообще-то, нужно оставаться и тогда, когда ей плохо, а не только тогда, когда в ней хорошо жить, и о том, что свобода выезда – это то, о чем такие, как он, мечтали в прежние десятилетия (правда, он так и не понял, что очень многие сограждане об этом и раньше не мечтали, и сегодня достижением это не считают), и что в этом и есть завоевание: «Хотите уезжать – уезжайте». Завоевания завоеваниями, но нормальный руководитель государства, заинтересованный в будущем своей страны, не станет говорить молодежи: «Хотите уезжать – уезжайте». Насильно удерживать не станет, но и делать подобные беспечные заявления в духе «скатертью дорога» тоже.
При этом власть, по словам Медведева, многое делает для того, чтобы молодым специалистам в России было комфортно: «Мы стараемся делать по мере возможностей, по мере наших сил, по мере того, как создается новый бюджет, по мере возникновения экономических предпосылок для этого. Мы и гранты даем, и лаборатории новые создаем, и делаем массу других вещей». Чего ж, спрашивается, тогда молодые специалисты все уезжают и уезжают из России, если российская власть так о них заботится? Видимо, не замечают они этой «заботы», в отличие от власти.
И дело даже не в том, сколько в реальности этих грантов и лабораторий, о которых говорит президент, а в том, что адресными мерами такие вопросы в любом случае не решаются. И, судя по тому, что и сколько делает власть, она просто не понимает характер и масштабы проблемы. Потому что если власть назначает аспиранту стипендию в 1600 руб. – значит, она просто не понимает, что это – в лучшем случае стоимость проезда по такому городу, как Москва, в течение месяца. Или четыре килограмма мяса в месяц без каких-либо других продуктов питания. Или десять обедов в недорогой студенческой столовой.
Задача не в том, чтобы дать гранты лучшим, а в том, чтобы всем создать условия для профессиональной реализации. А для этого государство должно платить соответствующие зарплаты и создавать новые рабочие места – и в материальной, производственной сфере, и в сфере духовного производства. И для этого государство должно давать выпускникам вузов гарантии трудоустройства.
Медведеву как раз среди прочего задали вопрос и об этом, сообщив, что активный и способный выпускник сегодня не может найти себе достойной работы или работы вообще, поскольку работодатели ориентируются не на его образование и способности, а на опыт работы. Медведев согласился: «Очень часто молодой специалист… Кстати, он может быть очень талантливый, такой, как Вы; тем не менее, его никто не знает. И когда он приходит куда-то устраиваться без протекции, без блата, без каких-либо других возможностей, на него смотрят и говорят: «Ты где-то еще несколько лет поболтайся, поработай, а потом приходи, может быть, мы тебя возьмем». Т. е. Дмитрий Анатольевич в курсе, что в руководимой им стране такая проблема существует. Но, помянув при этом советский опыт послевузовского распределения, президент «решил» проблему следующим образом: «Единственный выход из этой ситуации заключается в том, чтобы была возможность приходить на практику прямо в студенческий период». Мысль о том, что государство и вправе, и обязано обеспечивать и гарантировать трудоустройство тем, кого оно само выучило на государственные деньги, похоже, даже не приходит Медведеву в голову. Ему не приходит в голову, что социальное государство (а он раньше любил вспоминать, что по Конституции Россия – именно социальное государство) обязано обеспечить достойное трудоустройство каждому и тем более вступающему в жизнь человеку. Ему не приходит в голову и то, что если государство затратило деньги на обучение молодого специалиста, то нелепо после этого оставлять выпускника на улице и не думать, как его лучше использовать. Дмитрию Анатольевичу, похоже, не приходит в голову, что государство имеет право установить обязанность работодателей брать на работу определенное число именно выпускников без опыта и довершать, кстати, практической деятельностью их обучение. Не говоря уже о том, что желание работодателя изначально получить готового специалиста с опытом работы есть форма социального паразитизма. Да и вообще Медведев вряд ли задумывается о том, что в социальном государстве, в отличие от более ранних государственных форм, главное назначение бизнеса – это решение социальных проблем общества и в форме производства социально необходимых товаров, и в форме обеспечения эффективной социальной политики.
Можно было бы привести и другие примеры непонимания Медведевым реалий окружающей действительности. Но главное – это все же то, что основная проблема Медведева, сделавшая его правление куда менее успешным, чем могло бы быть, заключается в его ментальности.
С одной стороны, он слишком элитарен и оторван от интересов и проблем живых людей; с другой – именно в силу этой элитарности очень многого не понимает в реальной жизни, ее проблематике и устройстве; с третьей – он слишком погружен в то, что сегодня принято называть блогосферой. В какой-то момент он решил, что именно это и есть жизнь обычных людей, и не понял того, что блоги – это жизнь тех, у кого на это есть время, кто либо не слишком обременен необходимостью ходить на работу, либо имеет на работе много времени для того, чтобы заниматься не самой работой, а виртуальным интернет-существованием. Эти люди объявляют себя обществом, но у реального общества проблемы заметно отличны от проблем блогосферы. Да ведь и сам Медведев сказал касательно соотношения этой сферы с политикой: «Политическая жизнь несколько отлична от законов, по которым развиваются социальные сети или развивается, например, наше личное ощущение мира. Журналист или писатель все-таки несколько иначе воспринимает действительность».
Или еще одно его признание: «У меня еще самого несколько лет назад было ощущение, что интернет-СМИ и интернет-телевидение в какой-то момент начнут выдавливать обычные средства массовой информации и обычное телевидение. Но, откровенно говоря, этого пока не происходит в такой степени, потому что большая часть людей все-таки смотрит обычное телевидение». На деле же, приняв за общество тех, кто «живет в Интернете», Дмитрий Анатольевич оказался чужим для того «большинства, которое все-таки смотрит телевизор».
Обращает на себя внимание и такая (сказанная, кстати, с грустью и печалью) его фраза: «Когда я приехал из Петербурга в Москву, я был тоже довольно самоуверенный еще тогда молодой человек; мне было 35 лет, и меня назначили на высокую должность (видимо, речь идет о назначении на пост заместителя руководителя аппарата правительства РФ. – Прим. ред.). Я вот думал: я вот такой успешный, у меня и в бизнесе все было хорошо, и адвокат успешный, и преподаватель вроде бы неплохой; уж с этими, так сказать, всеми сложностями чиновничьей жизни я разберусь… Совсем другое дело. Я просто жестоко ошибался. Это – другой мир, очень тяжелый, очень сложный, консервативный, косный, в котором нужно уметь адаптироваться».
25 января Медведев не вызывал раздражения. Скорее – действительно сочувствие. И было видно, что он что-то понял. Вопрос в том, как много он еще не понял и сумеет ли понять в будущем.