Бывший спикер Совета Федерации, ныне – один из пяти кандидатов в предвыборной президентской гонке, лидер «Справедливой России» Сергей Миронов говорит, что ему вполне комфортно в думском кабинете вице-спикера – разве что минералов не хватает. Скорее всего, Путин победит в первом туре, уверен Миронов, но поддержать его как кандидата политик точно не готов.
– Почему вы приняли решение выдвинуть именно свою кандидатуру? Еще несколько месяцев назад обсуждалось, что партия может выдвинуть в президенты Оксану Дмитриеву, и вы сами не исключали такого варианта. Что повлияло на окончательное решение?
– Мы заранее решили, что будем определяться с кандидатом после думских выборов. У нас были социологические опросы, мы знали, что получаем где-то близко к 15%, что мы улучшим свой рейтинг. Я возглавлял список на выборах в Госдуму, я понимал, что президентская гонка будет горячей, это будет серьезная драка, и я считал, что ставить Оксану Генриховну, женщину, говоря «Оксана, участвуй!», будет неправильным. Это одно. Второе. Оксана популярный политик и ее хорошо знают в Петербурге, там ее популярность даже превышает мою, и еще ее знают в Москве, и все. У нас есть социология известности политиков партии СР. Конечно, я лидирую с большим отрывом от всех – и от Оксаны, и от Гудкова, и от Левичева. И в этой связи совершенно очевидно нужно было решать, чтобы на выборы шел лидер партии. И перед съездом у нас было заседание Центрального Совета, мы все это обсудили, и Оксана поддержала нашу кандидатуру, и Гудков поддержал.
– То, что ваш штаб возглавил не политик или технолог, а актриса Римма Маркова, – это был ответ на Говорухина в путинском штабе?
– Конечно! Безусловно, у нас есть штаб, который работает профессионально, есть штабисты, по сути начальник штаба – Николай Левичев. А Римма Васильевна работает с доверенными лицами, лицо кампании, будет в роликах. И, конечно, это был ответ – да, у вас есть Говорухин, а у нас есть Маркова.
– Ваш электорат всегда воспринимался как электорат коммунистов, долго вы считались «спойлером» для КПРФ. Судя по вашим предвыборным роликам, вы ориентируетесь на пенсионеров. Чем ваши избиратели отличаются от избирателей Зюганова? Что вы и ваша партия можете предложить такого, что не могут предложить коммунисты?
– Избиратель партии «Справедливая Россия» – это думающие совестливые люди. И пускай на меня коммунисты не обижаются, но совестливые есть и те, кто голосуют за коммунистов, и те, кто за нас. А думающие – за нас. Они не хотят возвращения к прошлому, понимают, что будущее за социал-демократией. Это и техническая интеллигенция, и молодежь, и пенсионеры, и военные, и творческая интеллигенция. В целом, у нас люди средне-специального и высшего образования, люди со средним – больше за коммунистов.
Мы не скроем, какой позитивный эффект наши ролики сыграли в том, как бабушки пенсию не получают, как молоко не могут купить, на прошлой кампании, – и решили продолжить эту серию. Скоро выйдут еще и рисованные, мультипликационные ролики. И будет еще один ролик в бане. В бане будут женщины, но женщины узнаваемые. Лена Драпеко, например. Они будут в простынях и в чалме из полотенца, у них будет интересный диалог в бане. У нас в штабе мнения разделились: кто-то считал, что не нужен такой ролик, кто-то – что нужен.
– Вы недавно озвучили предложение объединиться с коммунистами, и Геннадий Зюганов сказал, что уже обсудил с вами эту идею. Каков был итог обсуждения?
– Если быть точным, то я сказал, что исторически объединение КПРФ и СР неизбежно. Но Геннадий Андреевич всегда реагирует следующим образом: «Пускай приходят к нам, и мы примем вашего брата». Так не пойдет. Я считаю, что объединение должно быть на платформе социал-демократии. Когда Геннадий Андреевич поймет это, придет время неизбежного.
– Вы долго назывались соратником и даже другом Путина, а теперь вы, судя по вашей же партийной газете, «соперник Путина номер один». Как складываются у вас личные отношения с Владимиром Путиным в последнее время? Когда вы в последний раз беседовали?
– Водораздел между мной и Владимиром Путиным прошел в 2007 году, когда он возглавил партию ЕР. Во-первых, я считаю, что президент вообще не должен возглавлять какую-либо партию. Во-вторых, партия ЕР – это консервативно-либеральная партия, а мы – антагонист – социал-демократическая. Я последовательно критиковал Путина за его бюджет, его меры по преодолению кризиса 2008 года, за его налоговую и пенсионную реформу. Сейчас приятно видеть, что многие мои идеи востребованы партией Владимира Путина. Теперь следующий момент: собственно, есть такая известная истина «Платон мне друг, но истина дороже». У нас с ним были и, может быть, сохранятся товарищеские отношения. До мая 2011 года мы с ним встречались довольно регулярно, на Совете безопасности, например, можно было подойти, поговорить.
Но за последние полгода у нас с ним было только три встречи, и больше встреч не было. Последняя прошла уже после думских выборов, сразу же, я попросил встречи с Путиным и Медведевым, я принес им документы, копии протоколов по Астрахани и Санкт-Петербургу, где видно, что там у нас украли голоса. И я настаивал на том, чтобы они дали свои команды пересчитать голоса. И тот, и другой сказали: «Ничего мы давать не будем, идите в суды». Вот мы пошли в суды, они тянутся, тянутся и непонятно как затянутся. В том числе по этому эпизоду видно, каковы наши отношения.
– Как Владимир Путин прокомментировал ваше выдвижение и ваши президентские амбиции?
– Естественно, я с ним это не согласовывал. Для него, по-моему, очевидно, что раз наша партия является оппозиционной ЕР, то будет выдвижение от нашей партии, и, зная мою позицию в том, что именно лидер должен участвовать, он понимал, что это буду я. Он это чувствовал, понимал, но окончательно узнал о моем выдвижении из сообщений со съезда.
– Как вы считаете, какова вероятность второго тура на выборах?
– Считаю, что исключать этого нельзя. Но у нас есть социология. Я думаю, что меньше всего Владимир Путин получит поддержку в Москве, дальше пойдут города-миллионники, где он также получит немного. Из этих городов-миллионников на последнем месте будет Санкт-Петербург. Он и там получит поддержку, но город проголосует иначе, чем остальная Россия. А вот другие города, малые города и большинство населенных пунктов поддерживают Путина. Если бы не было городов-миллионников, Путин выиграл бы в первом туре с вероятностью 100%. Но города-миллионники, конечно, могут свое слово сказать. И когда я говорю, что есть надежда, то это моя тактика – позиционировать себя, свою программу так, чтобы второй тур был.
– Представьте себе: случился второй тур, и вы в него не выходите. Кого из оставшихся кандидатов вы готовы поддержать?
– Давайте рассмотрим все возможные варианты. Я не призову голосовать за Путина, это точно. За Жириновского и Прохорова не призову голосовать ни при каких условиях, это полное безумие, это себя не уважать. Значит, если во втором туре оказывается кто-то из них, я не буду призывать голосовать ни за кого. Пускай решают без меня, без моих сторонников.
Остается Зюганов. Здесь я готов думать. Почему я сходу не готов его ни поддержать, ни сказать, что он в той же плеяде, что Прохоров и Жириновский? То, что он говорит, наиболее близко мне как одному из кандидатов. Но меня смущает то, что Геннадий Андреевич побоится выиграть у Путина и с большим удовольствием сдаст ему во втором туре все. Я не думаю, что он изменился с 1996 года, я же вижу, что сегодня он является очень удобной оппозицией для Путина и власти: его не боятся, его с любовью показывают по ТВ. Он не страшен, он громко кричит, но больше всего на свете он боится победить. Когда шли дебаты осенью и когда Соловьев прямым текстом спрашивал Зюганова, кого он сделает премьером, если выиграет президентскую кампанию, Геннадий Андреевич поплыл. Поплыл просто потому, что не думал о таком варианте развития событий.
После того, как я первым огласил мой вариант состава правительства, он понял что ему надо что-то делать. Но, так как он не хочет даже называть никого в качестве потенциального премьера, чтобы никого не обидеть, он придумал предложить объединить пост премьера и президента.
Я пока не знаю, какое решение приму. Я публично спрошу у Зюганова, готов ли он побеждать Путина, не боится ли этого. Если он скажет, что пойдет до конца, я поддержу его. Но сейчас не сомневаюсь в том, что Геннадий Андреевич участвует в избирательной кампании просто для того, чтобы участвовать. Фактически, он спойлер кампании. И параллельно решает задачу раскрутки своей партии, идеологии, себя лично. Он вечно второй.
– Почему вы не вышли на Болотную площадь и на площадь Сахарова, хотя в протестном движении участвуют ваши депутаты? Как вы относитесь к тому, что там появляются ваши депутаты – например, семья Гудовых или Илья Пономарев?
– Во-первых, я считаю, что люди, которые выходят на Болотную, – это никакие не агенты закулисы или Госдепа, это граждане нашей страны, которые возмущены тем, что их обманули, их голоса украли. Безусловно, там есть разные люди и разные политики, преследующие разные цели. И есть такие политики, как Немцов, Рыжков, Каспаров, – мне с ними не по пути. Они хотят реванша после неуспеха в 90-х годах. Они хотят очередную неолиберальную революцию. Я социал-демократ, и когда я в последний момент увидел что ни Зюганов, ни Прохоров не идут на эти митинги, я тоже не пошел. Если бы Зюганов пошел на протестные митинги, я бы пошел тоже, чтобы не давать им повода охватить этот электорат. Но если бы я пошел, то участвовал бы в чужой игре.
Все требования Болотной я готов исполнить в качестве президента, я неоднократно об этом говорил. Но когда я вижу, что дело идет на раскачивание страны, когда на Болотной собираются рассерженные горожане, а на Поклонной – напуганные, которых пугают оранжевой революцией… И идет перетягивание каната… Это не то, что нам нужно сейчас. Раскол может далеко пойти со всеми вытекающими последствиями. Нам нужно принимать решения на холодную голову: какую страну мы строим, какое будущее нас ждет. В любом случае, каждый голос, отданный за меня, – это голос неотвратимости реформ.
Когда все кричат про честные выборы и про украденные голоса, нужно напомнить, что голоса украли у СР и у «Яблока», а у коммунистов и ЛДПР голоса не украли. В этой связи мы подаем заявку на шествие на 26 число в Санкт-Петербурге.
Мои депутаты ходят на митинги в частном порядке, и я думаю, что в свое время мы, в том числе, поговорим и на эту тему, по-товарищески, кто как себя позиционирует и какие цели преследует.
– С кем вам как спикеру Совета Федерации было комфортнее работать: с Путиным или с Медведевым?
– Я работал и с тем, и с тем на посту председателя СФ. Они оба мои земляки, обоих хорошо знаю. В личном плане комфортно было с обоими. Но и тот, и другой не воспринимали мои идеи и отвергали их, это вызывало у меня соответствующее отношение. Полной комфортности не было ни с тем, ни с другим.
– А как политическому деятелю, с кем лучше работается: с Сурковым или с Володиным?
– Точно ни тот, ни другой! Сурков хитрее, Володин прямолинейнее. Но оба ведут линию использования админресурса везде и вся.
– Вы уже встречались с Володиным после его назначения в администрацию?
– Мы с ним говорили по телефону по абсолютно конкретному вопросу – по судам в Петербурге. Я хотел понять их позицию, когда Дмитрий Анатольевич говорил «идите в суды». И когда началось затягивание процессов, я спросил у Володина, понимает ли Администрация Президента, что когда нас посылают в суды, и мы там не находим ничего, получается, что от нас тем самым просто отмахнулись, – и это означает выход на улицы еще множества людей? Володин ответил в своем ключе: что у нас судебная система независима и якобы суды сами по себе. Ну, я и не призывал оказывать давление на суд, я просто проинформировал.
– С Сурковым советуетесь по старой памяти?
– Звонил ему сегодня, по его прямой тематике: я получил письмо от наших геологов, у которых есть хорошая инновационная идея. Я позвонил Суркову и сказал, что есть письмо, мол, не затеряйте, я-то знаю, что идея хорошая. А по политике – у нас не те были отношения, чтобы я звонил ему советоваться.