Британский журналист считает, что в Сирии, как и на всем Ближнем Востоке, нет «хороших парней».
От редакции: Ситуация в Сирии все более выглядит угрожающей с точки зрения масштабной информационной кампании осуждения режима Башара Асада, который демонстрируется urbi et orbi. Смотрим на заголовки новостей: страны ЕС готовят новые санкции против Дамаска, Италия и Франция отзывают своих послов в Сирии, к ним присоединяются и страны Лиги арабских государств (ЛАГ), США призывают Москву «не верить Асаду».
В противовес этому, вчера, 7 февраля, министр иностранных дел РФ Сергей Лавров и глава Службы внешней разведки (СВР) России Михаил Фрадков в спешном порядке посетили Дамаск и встретились с главой сирийского государства, президентом Башаром Асадом. Ему было передано послание российского руководства, встреча, по словам Сергея Лаврова, была «своевременной и полезной», и в ближайшие дни будет готов «проект новой конституции. Работа завершена, теперь будут объявлены сроки референдума по этому важному документу для Сирии».
Но создается такое впечатление, что подобное, мирное, развитие событий в конструктивном русле пока (уже?) не устраивает никого, кроме России. Что же происходит в Сирии? Мы задали этот вопрос одному из ведущих западных экспертов по ближневосточной политике, известнейшему журналисту Роберту Фиску. Славу Роберту Фиску принесли его репортажи из Бейрута, в которых он освещал ход событий в Ливане на протяжении тридцати лет. В качестве постоянного ближневосточного корреспондента газеты Independent он является знаковой фигурой в изучении проблематики региона. Слово — Роберту Фиску.
***
— Уважаемый господин Фиск, на Ваш взгляд, возможно ли мирное разрешение сирийского конфликта? Считаете ли Вы, что сирийская оппозиция стремится к национальному примирению?
— Они должны стремиться к национальному примирению! Но проблема в том, что ни одно из предложений, выдвинутых правительством Башара Асада, не было пока выполнено: например, новая конституция — мы ее так и не увидели. Я сказал в интервью сирийскому телевидению, и сирийцы, кстати, выпустили это интервью в эфир целиком, не цензурируя, что у Башара Асада остается все меньше и меньше времени на преобразования, и это факт. Вопрос, который я поставил в статье в моей газете «Индепендент» несколько дней назад — если режим Асада выживет, какой Сирией ему придется управлять в будущем?
— Считаете ли Вы, что Москва могла бы помочь усадить оппозицию и режим за стол переговоров? Можно ли предположить, что Россия занимает особое положение в процессе сирийского урегулирования?
— Москва, несомненно, говорит с оппозицией. Я ездил в Турцию перед Рождеством. Я встречался с представителями сирийской оппозиции, и они в тот момент вели переговоры с российскими властями, причем на очень широком уровне. Идея была в том, что оппозиция и правительство Сирии, по крайней мере, Башар Асад (не будем говорить о всей партии БААС), должны искать именно мирного разрешения конфликта. Но смогут ли русские добиться этого — я не знаю. Одно предельно ясно:Россия в сирийском вопросе не будет следовать американской, западной линии Объединенных Наций, и не будет поддерживать дополнительные санкции, осуждение режима Башара Асада.
Я был также в Москве несколько недель назад, и мне стало абсолютно ясно, что чувствуют русские: когда они позволили НАТО установить зоны запрета полетов в Ливии, они были обмануты. Им почему-то казалось, что это не должно означать свержение режима Каддафи, но, в действительности, именно свержение Каддафи было целью НАТО. Русские не хотят снова принимать во внимание логику западных держав. Поэтому если в Сирии и будет мир, то Россия будет работать в этом направлении больше, чем кто-либо другой. Смогут ли в Москве добиться мира? Я не знаю. Сегодня я разговаривал со своей сирийской подругой, она только что получила сообщение о том, что днем ранее дед ее друга, 85-летний старик, был застрелен насмерть снайпером в городе Хомс. Такие события влияют на людей не только в самой Сирии, но и во всем остальном арабском мире. Москва-то явно готова разговаривать и с Асадом, и с оппозицией. А вот может ли или готов ли Башар Асад участвовать в переговорах с оппозицией, и готова ли оппозиция говорить с Асадом? Это вопрос открытый.
— А что Вы думаете об оппозиционных группах в Сирии? Насколько они отличаются друг от друга? Отличаются ли их политические программы? Чего они хотят?
— О, они совершенно разные! Я встречался с представителями оппозиционных групп в Стамбуле. Некоторые считают, что необходимо военное свержение режима, другие считают, что смена власти должна быть мирной, некоторые говорят о «демократии западного типа» для Сирии — нет предела разнообразию этих позиций. Никакой единой позиции они не имеют, они раздроблены. И я не уверен, что сирийские оппозиционеры в Турции понимают, кем являются их соратники в оппозиции внутри Сирии. Потому что в Сирии, например, сейчас происходят ужасные убийства христиан, их совершает именно оппозиция, и это отвратительно. Я всегда говорил, что на Ближнем Востоке нет «хороших парней». То же самое касается и Сирии.
— А какую роль играет в сирийском конфликте Лига Арабских государств? Как Вы объясняете позицию Катара, который потребовал незамедлительного военного вторжения?
— Катар хочет быть Британской империей Ближнего Востока.
Это самая маленькая из арабских стран, но необычайно богатая, как Великобритания времен империи. Сейчас Катар хочет играть ведущую роль во всем. У него нет военного флота, но у него есть СМИ, есть «Аль-Джазира». В некотором смысле, телеканал «Аль-Джазира» с его огромной властью в медиапространстве является проектом внешней политики Катара
И сейчас мы видим, как Катар — маленькая, но очень богатая арабская страна, — использует свою власть над Лигой арабских государств. И этим они ужасно раздражают Саудовскую Аравию, потому что до этого Саудовская Аравия была большой страной, крупным производителем нефти. Она господствовала над беспомощной, жалкой, скучной Арабской Лигой, а тут вдруг появляется Катар и хочет играть эту роль вместо нее. Это очень интересная ситуация.
— В Вашем предыдущем интервью нашему порталу Вы сказали, что Иран, скорее всего, не будет поддерживать режим Асада, и будет сотрудничать с любым сирийским правительством, которое придет ему на смену. Вы по-прежнему придерживаетесь такой позиции?
— Иран — прагматичная страна, и всегда такой останется. Иран поддерживает режим Асада сейчас, и будет делать это, пока он продолжает существовать. Если режим будет заменен любым другим режимом, Иран постарается стать союзником этого нового правительства.
Иран в еще со времени Исламской революции аятоллы Хомейни 1979 года является прагматичной страной. Тегеран, конечно же, предпочитает сохранить режим Асада, потому что он алавит, а алавиты ближе к шиитам (Иран), чем к суннитам. Но это не означает, что они не постараются установить хорошие отношения с любым правителем, который придет ему на смену.
Кстати, мы все время обсуждаем возможность того, что Асад действительно уйдет. За пределами Ближнего Востока все говорят: «режим Асада скоро падет!», но, знаете, я так не думаю. Сейчас я нахожусь на расстоянии 2 часов езды на машине от Дамаска, и я не чувствую, что сирийский режим должен вот-вот рухнуть.
— А напряженность, возникшая в последнее время между Америкой и Ираном, имеет значение для сирийского конфликта?
— В том смысле, что, если Запад введет войска в Сирию, то сразу же в конфликт будут вовлечены Иран и силы, его поддерживающие. «Хезболла», ХАМАС и тому подобные организации. Но, знаете, у меня нет ощущения, что ситуация примет такой оборот. Американцы блефуют. Я не верю тому, что они говорят. Им не так уж и нужен Иран, но они очень беспокоятся, как бы Израиль не напал на Иран, они очень стараются убедить израильского лидера Беньямина Нетаньяху: «остынь! Не трогай Иран».
— На Ваш взгляд, может ли запад рассматривать ливийский сценарий для Сирии? Проанализировали ли западные лидеры ливийские события, поняли ли они, что все пошло не так, как планировалось?
— Лучший способ ответить на этот вопрос, это сказать банальность. Египет — не Тунис, Йемен — не Египет, Сирия — не Йемен. Каждая из этих стран, а это пост-колониальные страны, создает революцию, восстание, пробуждение, «весну» (назовите это, как хотите) на собственной индивидуальной основе. И я не думаю, что можно проводить между ними параллели. Сирия — это Сирия, и нужно судить о ней на основании того, чем она является.