https://www.funkybird.ru/policymaker

Давидис: если сотни тысяч наиболее активных, толковых людей…

7 февраля заявители московского шествия и митинга 4 февраля вызваны в полицию. Об этом появились сообщения в средствах массовой информации. С нами один из заявителей Сергей Давидис. Что это за вызов в полицию? В какой форме он был сделан?

— Что это за вызов в полицию? В какой форме он был сделан?

— Как мне известно, не только мне, но и другим, по крайней мере, нескольким заявителям позвонили из полиции по телефону, пригласили сегодня явиться туда для составления протокола об административном нарушении по статье, предусматривающей наказание «за нарушение порядка проведения публичного мероприятия». А нарушение, на их взгляд, выразилось в том, что шествие по Якиманке началось несколько раньше, чем это было записано в согласованном с нами документе.

— Несколько раньше – это сколько?

— Минут на 40, наверное. Собственно говоря, тут много мелких юридических вопросов, которые содержательного значения не имеют. Шествие как некое организованное действие началось, скорее, вовремя. Но часть пришедших на мероприятие людей, на холоде не желая стоять и дожидаться, пока выстроятся колонны – а на это был выделен час с 12 до 13 часов – отправилась просто по маршруту. Поскольку полиция никаких мер не предпринимала для того, чтобы разделить по времени этап формирования колонн и собственно шествия, естественно, люди как захотели, так и пошли. Никакой возможности воспрепятствовать этому у организаторов не было, да в общем и беды в этом никакой нет, поскольку улица все равно перекрыта, движения по ней не было, поэтому никому никаких трудностей это не составило, не создало. Поэтому, мне кажется, это чисто надуманные претензии.

— Действительно, 4 февраля в Москве было около -20°. Поэтому совершенно понятно стремление людей, собирающихся на месте сбора, как можно быстрее отправиться в шествие, чтобы согреть себя хотя бы шагом. Это шествие и последовавший митинг 4 февраля прошли практически образцово: никаких инцидентов не было, все прошло мирно, создавая России, между прочим, имидж цивилизованной демократической страны, где люди могут выйти на улицу, заявить свои требования, желания и мирно разойтись. И вдруг какие-то вызовы в полицию. Вы видите какой-то смысл в этом, может быть, и не очень важном событии?

— Тут можно только гадать. То ли в связи с тем, что обозначив грандиозное количество участников на так называемом «путинге» на Поклонной горе, многократно превышающее заявленное, полиция декларировала намерение выписать штраф его организаторам и сочла, что было бы нехорошо выписывать какое-то наказание только им, и для симметрии нужно найти, к чему придраться и у нас. Поскольку наше число, наоборот, занизили, и по этому поводу придраться они не могут, то придумали уж совсем диковинное. То ли просто такая охранительская логика, что надо найти, к чему придраться. Я затрудняюсь сказать. Смысла в этом я не вижу абсолютно никакого.

— Если смысла в этом в вызове в полицию нет, по крайней мере, на первый взгляд, то он вновь привлекает наше внимание к шествию, митингу 4 февраля, а, соответственно, и к предшествовавшим митингам в декабре на Болотной и на проспекте Сахарова, то есть, к мирному и широкомасштабному движению русского гражданского общества, когда множество людей исключительно разнообразных политических, религиозных и иных мнений и ориентаций выходят вместе выразить какую-то общую мысль. Как вам представляются перспективы этого движения в самое ближайшее время?

— В самое ближайшее – достаточно понятно: движение не сводится только к митингам. Практической реализацией его является наблюдение на выборах.

И сейчас уже понятно, что в Москве, например, практически все избирательные участки будут закрыты комплектом из нескольких наблюдателей – трех-четырех. Таким образом, достаточно сложно будет фальсифицировать выборы в Москве без скандала, по крайней мере. То есть, конечно, им и скандал сойти может.

Это важный элемент протестного движения: те люди, которые выходят на митинги, хотят практическими делами добиться честности или, по крайней мере, попытаться добиться честности на выборах.

С другой стороны, уже намечено следующее публичное мероприятие в рамках серии протестных акций на 26 февраля. В какой форме – в форме митинга или какой-то иной форме – еще окончательно не решено. И очевидно, что какой-то пик, всплеск этих протестных акций придется на 5 марта и последующие дни, поскольку нет сомнений в том, как будут пытаться провести эти выборы. Уже сейчас достаточно хорошо известно, какое давление осуществляется на различные бюджетные организации, на комиссии разного уровня для того, чтобы гарантировать победу в первом туре. Поэтому очевидно, что нарушений будет много, и очевидно, что протест будет тоже велик. А дальше предсказывать достаточно сложно.

— Вы говорите о 5 марта. Напомним тем из наших читателей, которые не следят за клендарем, что 5 марта – это следующий день после президентских выборов в России. Вы говорите о наблюдении на этих президентских выборах в то время, как они выборами являются очень условно, поскольку многих политиков, представителей политических сил в российском обществе просто не допустили до этих выборов. Вам приходится следить за честностью на выборах, которые уже являются нечестными. Как вы примиряете одно с другим?

— Совершенно с вами согласен. Более того, эти выборы являются нечестными не только потому, что там Явлинского, например, не допустили.

Сам по себе избирательный закон – заведомо заградительный – позволяет регистрировать только тех, на кого дает согласие администрация президента. Вне сомнения, заградительный барьер очень серьезный, который не допускает многих. Вне сомнения, в ходе избирательной кампании вовсю односторонне используется административный ресурс в пользу кандидата партии власти, Владимира Путина. Совершенно очевидно, что есть явное неравенство в доступе к средствам массовой информации и т.д. и т.п. То есть, конечно, при любом исходе они не будут честными.

Но, тем не менее, наиболее яркой, наглядной формой нарушений является непосредственно фальсификация в день голосования. Более того, как мы видели на думских выборах, которые в этом смысле тоже были дефектными в силу ограничения зарегистрированных партий – даже, несмотря на все эти предыдущие ухищрения, партия власти все равно проигрывает. Ей пришлось пуститься во все тяжкие для того, чтобы даже 49% себе натянуть. Поэтому небессмысленным представляется наблюдение. То есть, за руку ловить на том, что наиболее заметно, все равно надо.

— О предстоящей очередной акции – она будет уже четвертой, если она будет такой же широкомасштабной, как три предыдущие – 26 февраля. Конкретно для чего будет проводиться эта акция? Какие еще требования надо высказывать? Почему надо в очередной раз выводить людей на улицы? Ведь вроде уже вывели один раз, уже вроде все сказали, зачем еще одна акция?

— С одной стороны, очевидно, что давление на власть может осуществляться, если говорить о мирных средствах давления, именно посредством массовых акций, в первую очередь. И если не было услышано требование общество с одного, второго, третьего раза, то прекращать усилия нельзя, наоборот, надо их увеличивать, привлекать новых людей для того, чтобы, все-таки, добиться результата. Иначе все проделанное будет впустую. Требования, я думаю, будут те же самые.

А, с другой стороны, за неделю до президентских выборов, важна мобилизующая роль мероприятия. Мобилизующая на конкретные действия в день голосования, на наблюдение, на распространение информации и на то, чтобы в случае весьма ожидаемых массовых нарушений и фальсификаций в день голосования, выйти 5 числа и в последующие дни с требованием разбирательства с этими нарушениями.

— Волею судьбы или своей волею, вы становитесь общественным деятелем, человеком, чьи слова должны взвешиваться, анализироваться. А лично по-человечески, какое главное чувство вы выносите из последнего митинга 4 февраля?

— Надежды. В первую очередь – надежды. Мы достаточно долго находились в ситуации, когда надежда не умирала, но теплилась слабым-слабым огоньком. Когда-то, где-то, конечно, в конце концов, победа должна была случиться, я имею в виду победу свободы, демократии, просто здравого смысла.

До сей поры я верил, что в конечном итоге в России, как в любой нормальной стране будет власть народа, будет демократия, будет ответственная власть, которая народу подчиняется, но когда это случится, было непонятно. В этом смысле, все печально, конечно, выглядело. Сейчас надежда есть на то, что все это достаточно скоро случится – в обозримой исторической перспективе. Потому что, если сотни тысяч людей этого захотели – наиболее активных, наиболее толковых – я думаю, никуда уже не деться.