https://www.funkybird.ru/policymaker

Народ-созидатель стал никчемным народом

Распад СССР нанес тяжелейший удар по самоидентификации России и ее народов, прежде всего — русского народа.

Государственно-политическая деструкция СССР кроме своих политических, геополитических и социально-экономических последствий имела и другое, не менее важное негативное значение: она нанесла удар и тяжелую травму общему национальному самосознанию и системе самоидентификации народа. Она разрушила смыслы, выступавшие интегратором страны.

Исторически сама российская самоидентификация преимущественно строилась в цивилизационно-смысловом, а не этнолингвистическом поле. В этой связи ее, кстати, неверно сравнивать с государственно-политическим и даже смысловым разрушением Российской империи за семьдесят лет перед этим. В той ситуации, с одной стороны, все же была сохранена территориальная целостность: утраченные в результате распада Российской империи Польша и Финляндия были все же достаточно особыми включениями в состав страны. Кроме того, все прежние изменения форматов существования и идентификации страны носили характер смены одной смысловой основы на иную, во многом — более сильную. Но в рамках этих форматных изменений не происходил отказ от смыслового начала как такового: одно сменялось на другое, но некое оставалось, и этот момент был неизменен.

Разрушение же СССР было и построено во многом на разрушении смысловой основы, и привело к тому, что можно назвать внепроектным существованием. Причем, если народам бывших союзных республик был предложен некий заменитель в виде идеи «национальной независимости», которая в общем плане тоже не была и не могла быть реально осуществленной, то для народов России даже симулятивное существование подобной идеи либо не имело мотивированных оснований, либо означало бы разрушение и дальнейший раздел уже и РФ по этнонациональным основаниям.

Собственно, границы практически всех республик СССР в качестве границ самостоятельных национальных государств были не обоснованы ничем, кроме старых административных границ в рамках СССР, игравших абсолютно иную роль. Но для РФ эти границы были обоснованы в еще меньшей степени. Россия теряла огромные территории, чье вхождение в собственно старую Россию не подвергалось сомнению: Юг и Восток Украины, часть Узбекистана, значительную часть Прибалтики с историческими городами, входившими в состав российских земель еще восемьсот лет назад, север Казахстана. В результате распада СССР русские, действительно, стали самым крупным в мире разделенным народом, десятки миллионов представителей которого оказались за пределами того, что теперь стало называться Россией. Причем в отличие от ситуации, когда колониальные империи теряли свои заморские провинции, где оставались их поселенцы и дети их поселенцев, русскоязычное население на территории постсоветских республик не состояло из представителей колонизирующей администрации и имущих классов, а являло собой костяк как раз трудящегося населения.

Народу России в результате распада СССР предлагалось не только изменить свою самоидентификацию в привязке к той или иной территории, но изменить идентификацию своей роли, заместив ощущение себя в качестве народа-просветителя и созидателя ощущением чуть ли не «народа-оккупанта, колонизатора и поработителя».
Отрицанию подвергалось само значение многовекового собирания земель и защиты населяющих их народов.

Реально, конечно, чуть ли не подавляющая часть народов, объединившихся вокруг триединства старых вятичей, полян и кривичей, то есть русских, украинцев и белорусов, объединялись по своей инициативе и своей воле. И объединялись они в поисках помощи и защиты. И русско-российско-советское сознание формировалось как сознание народа-освободителя.

Разрушение союзного государства означало постановку огромного вопроса относительно героики и позитивной оценки этого процесса и всех этих событий. Вопрос нависал даже над ролью СССР и советского народа в качестве народа-победителя в войне с фашизмом, народа, спасшего мир от порабощения.

Разрушение самоидентификации человека есть и разрушение его личности, и разрушение сознания, и разрушения его самого. Человек, который не может ответить на вопрос о том, кто он, не помнит своего имени, прошлого, не понимает зачем он находится в данном месте и зачем вообще живет, окружающими оправданно рассматривается как человек в лучшем случае подлежащий лечению, а при прочих равных становится объектом нечистоплотного использования теми, в чьих руках он оказался. Но то же самое происходит и с народом, лишенным и территориальной, и этически оценочной самоидентификации.

Раздел СССР означал пересмотр всех оценочно-ценностных составляющих национального самосознания его народов. На место исторической и национальной гордости, даже в тех случаях, когда это открыто не артикулировалось, по умолчанию ставилось требование открытого или молчаливого признания собственной вины за собственное существование, своей отрицательной роли в истории и к тому же своей никчемности. Миллионы людей объявлялись либо преступниками, либо участниками исторических преступлений, народом, шедшим по принципиально неверному пути, никчемным народом.

И одновременно с этим происходило разрушение историко-цивилизационных оснований существования этих людей и цивилизационно-смысловых осей собственной целостности и собственного бытия как явления исторической истории.

Утрата Прибалтики означала демонтаж и разрушение практически всего петровского вектора, имевшего следующие составные: возвращение России территорий, отнятых у нее в условиях немецко-шведской агрессии XII-XIII веков, соответственно — отказ от зоны во многом исторического возникновения прарусских народов и племен. Но в петровском векторе более существенны два другие начала: 1) идентификация России как морской державы и всего романтически-героического содержания этого начала; 2) европейская идентификация России, признание ее великой европейской державой.

Утрата Украины означала не только утрату понятных геополитических позиций, опять-таки связанных с географическими позициями в Европе, на Черном море, и остатков морской статусности, но и разрушение смысловой оси единства славянских, во всяком случае — восточно-славянских народов.

Утрата Закавказья не только открывала вопрос об удержании Кавказа и единства по потенциальной «волжской линии», но и перечеркивала смысловую ось образования и развития страны как объединения исторически православных народов.

Потеря среднеазиатских республик разрушала евразийскую статусность и претензии России. Не говоря о том, что эта зона, естественно, становилась и зоной экспансии южных конкурентов России (Китая, Ирана, Турции и всего исламского экспансионирующего вектора), и зоной международной наркотической экспансии, что вело к превращению России в мост наркотранспортировки.

Если народ России становился из народа-защитника, спасителя, просветителя и строителя народом-оккупантом, поработителем и носителем исторической вины, то на геоцивилизационно-идентификационном уровне страна из страны славянского, православного, евразийского единств, европейской и морской державы, восходящей в своей исторической преемственности к эпохе и цивилизации эллинизма через эллинистические оазисы Средней Азии и империю Александра Македонского, обращалась в нечто невнятное по своей идентификации. Не европейское и не славянское, не православное и не евразийское.

Страна возвращалась (точнее, ее вернули) в свое как пиитическое, так и образное состояние, которое было до походов в Среднюю Азию, до включения в состав России Закавказья и до воссоединения с Украиной, то есть в состояние первой половины XVII века, когда страна находилась в тяжелом обмороке после потрясений Смуты и задержалась в своем развитии чуть ли не на столетие, пока в ней не созрели силы для петровского рывка.

Демонтаж СССР, таким образом, оказался не только катастрофой социальной контрреволюции и распада советской политической модели, но катастрофой разрушения складывающейся веками цивилизационной и морально-оценочной самоидентификации, разрушением национального и цивилизационного самосознания.

На самом деле первое и внятное самоидентификационное определение было предложено для понимания современной России Владимиром Путиным, охарактеризовавшим ее как сохраненную территорию СССР.

Но сохраненные территории на то и являются сохраненными, что решают задачу не только удержания остатков, но и возврата утраченного и отнятого.