До выборов президента России осталось всего ничего. Страна стоит на распутье. И правые, и левые зовут нас за собой. Все обещают сделать Россию процветающей страной. Мы решили посмотреть, как живут на земном шаре страны с левыми и правыми правительствами. Начали мы с Южной Америки , и Юго-Восточной Азии. Сегодня на очереди – старушка Европа.
О том, что реально представляет собой политический ландшафт Евросоюза сегодня, рассуждает политолог, эксперт немецкого фонда Bertelsmann Stiftung Корнелиус Охман.
«СП»: – Корнелиус, кто сегодня – правые или левые – определяют политическую повестку Европы?
– Сейчас в разных странах Евросоюза – Франции, Германии, Испании, Великобритании, Польше – у власти находятся правые партии. Однако они проводят политику, далекую от классической либеральной. Правые сегодня принимают решения, которые еще 10 лет назад принимали бы только социал-демократы.
Например, у Меркель и правого правительства христианских демократов совершенно социал-демократическая экономическая политика. Примерно ту же картину можно наблюдать в других странах ЕС.
Скажем там: я сегодня не вижу в Европе либеральной экономической политики. Посмотрите на поддержку Греции, на финансовую политику Евросоюза в целом. Все это – совершенно не либеральная политика, государственная помощь Греции ни на йоту не вписывается в идеи либеральной экономики. Причем решения о помощи принимают страны, от правительств которых 10 лет назад ожидали именно либеральных шагов в экономике.
Или возьмите Францию. Там на носу – президентские выборы. Чтобы получить поддержку избирателей, кандидат в президенты от партии социалистов Франсуа Олланд провозгласил в своей программе настолько откровенно левую политику, что от него отвернулись соседи — немецкие социал-демократы.
Нынешнее состояние политической карт Европы очень сложно оценивать с точки зрения деления политиков и партий на левых и правых. На всех сильно давит финансовый кризис, в результате правительства практически всех европейских стран проводят левую экономическую политику. Это тянется уже два-три года. Можно сказать, сегодня левые и правые совершенно не те, что были всего 10 лет назад.
«СП»: – Кто из нынешних партий оказался наиболее правыми и либеральными?
– Если смотреть с точки зрения экономики, либеральных позиций, как правило, придерживаются партии, недавно пришедшие к власти. Например, если посмотреть, что сейчас делает в Великобритании премьер Дэвид Кэмерон, можно еще говорить о либеральной политике. В Испании правые недавно выиграли парламентские выборы, и тоже провозгласили либеральную политику. Но посмотрим, надолго ли их хватит, и какими будут эти либеральные шаги через два-три года.
Во Франции пять лет назад, когда Николя Саркози стал президентом, тоже делали упор на либеральные реформы. Но либерализм во французской политике быстро закончился. Я бы сказал так: если европейская партия несколько лет подряд находится у власти, для нее первоочередную роль начинает играть практическая политика, а не теоретические концепции. Ей просто нужно сделать так, чтобы выиграть очередные выборы. И либерализм этому сегодня очень мешает.
На мой взгляд, в Европе мы не можем сейчас говорить о правой или левой политике. В кризис границы стираются. Да и экономика в таких условиях развивается совершенно по-другому, не так, как казалось десятилетие назад теоретикам.
«СП»: – Если посмотреть на послевоенную историю Европы, какие правительства оказывались наиболее результативными, левые или правые?
– Сложно сказать. В Германии после войны все крупные экономические реформы были сделаны партиями правого толка. В то же время общественные реформы делали социал-демократы. Если же возникала трудная ситуация, социально-экономический кризис, в Германии всегда возникала широкая партийная коалиция.
Во Франции, кстати, экономические реформы тоже всегда проводили правые партии, а внутренние конфликты гасили демократы. Впрочем, там это было немного по-другому, поскольку Франция – президентская республика, в отличие от Германии, и там все в гораздо большей степени зависит от решений одного человека – президента, а не от позиции партий.
В принципе, за 30-40 последних лет в Европе правые партии были у власти именно в периоды экономического развития, тогда как общественные реформы делали социал-демократы.
«СП»: – То есть, левые?
– Мы не можем сказать, что социал-демократы – это всегда левые. Конечно, в ряде случаев социал-демократов принято причислять к партиям левых взглядов, но мне кажется, это не совсем верно. Дело в том, что в Европе, в частности, в Германии, слово «левый» несет в себе оттенок практически ругательный.
«СП»: – В каких странах сейчас левые партии наиболее сильны?
– Сейчас левые в Европе слабы. Они потеряли власть практически во всех странах. Только во Франции кандидат от левых имеет какие-то шансы выиграть президентские выборы. В Италии левых оттеснили на задний план, в Великобритании тоже, в Испании левые только что проиграли парламентские выборы.
Повторюсь, в период экономического кризиса у власти находятся правые. Так было всегда в послевоенной Европе, это же мы наблюдаем сейчас.
«СП»: – Можно ли говорить, сегодня правые и левые идеи испытывают кризис?
– Я бы не назвал это кризисом. Кризис, прежде всего, явление экономическое, он не связан с идеями – левыми или правыми. Другое дело, кризис связан с проблемами глобализации. Все европейские структуры сейчас меняются. В современном глобальном мире экономика гораздо сильнее влияет на политику, чем раньше.
Есть еще один, очень важный момент – перемены внутри европейского общества. Скажем, сегодня мобильные телефоны и интернет глобально изменили информационные возможности общества. Думаю, перемены такого рода и есть основа кризиса, но это не кризис идей левых и правых.
В Германии растут новые общественные структуры – например, партия пиратов, объединяющая молодежь, выступающую против ограничения свободы информации в интернете. Вскоре немцы будут выбирать президента, который впервые в истории не будет представителем ни одной политической партии. Все это приметы перемен, которые происходят в Европе.
«СП»: – Но партии традиционного толка – левые или правые – по-прежнему играют большую роль, чем новые партии?
– Да, конечно. В Германии две большие традиционные партии – это социал-демократы и христианские демократы. Это структуры, которым около 60 лет, и влияние у них больше, чем у других. Но растут и конкуренты – «зеленые», «пираты», либералы. В результате поддержка традиционных партий падает от выборов к выборам. Всякий раз они получают меньше и меньше голосов. 20 лет назад любая из этих партий могла ставить вопрос, получит ли она более 40% голосов избирателей, а сейчас планка упала до 30%. Это тоже пример, как меняется Европа.
Конечно, в Германии избирательная система совершенно другая, чем, скажем, во Франции. Если бы я сравнивал, на какую европейскую страну похоже политическое устройство России, я назвал бы именно Францию. Во всех других ведущих европейских странах влияние парламента гораздо выше, чем во Франции и России. Так вот, в европейских парламентских республиках перемены в политической жизни идут достаточно быстро, и их влияние год от года заметнее.
«СП»: – В Европе большие миграционные потоки, там много арабов, турок. Как находят свое выражение мигранты в европейской политике, они примыкают к существующим партиям или создают свои?
– Если говорить о Германии, мигранты есть во всех партиях, хотя больше всего их у «зеленых». Социал-демократы в последнее время тоже начали интегрировать мигрантов в партийные структуры. Меньше всего мигрантов у христианских демократов.
В Германии у мигрантов нет своей партии. Но мигранты занимают в некоторых партиях видные посты. Например, председатель «зеленых» Джем Оздемир – турок по происхождению, он попал в Германию он ребенком. Либералов (Свободную демократическую партию) сейчас представляет Филипп Рёслер – выходец из Вьетнама. Реслер был усыновлен парой из ФРГ после того, как потерял родителей. У социал-демократов несколько министров, прежде всего, женщин, имеют турецкие корни. С моей точки зрения, мигранты неплохо интегрируются в немецких политических партиях.
Если говорить о проблемах с мигрантами, их испытывают европейские страны, которые в прошлом отличались слишком либеральной миграционной политикой. Это Голландия, Швеция, Дания, которые в 1970-1980-е были фактически открыты для мигрантов. В итоге, рост числа приезжих значительно опережал темпы их интеграции в общество. Как результат, в этих странах укрепили позиции правые националисты. Такие есть, например, в Голландии – их партия получила около 15% голосов, и имеет определенное влияние на структуры власти. То же можно сказать о Дании. Я уже не говорю о Франции, где Марина Ле Пен – кандидат от французских националистов – имеет около 30% голосов поддержки. Поэтому можно сказать, что с национализмом в Европе большие проблемы.
«СП»: – И вы утверждаете, что причина всех этих процессов – глобализация?
– Да. В современном открытом мире мы не можем больше просто говорить о левых и правых. Думаю, линия разделения сегодня другая: это степень открытости политических партий. Есть партии открытые, а есть консервативные. Причем, консерваторы – не обязательно правые, есть и левые консервативные структуры. Думаю, сейчас Европа быстро меняется. И в рядах консерваторов – правых или левых – оказывается большее число пожилых людей, которые не понимают и не принимают перемен, ищут выхода из проблем, которые перемены несут с собой.
Но мир развивается, и мы не можем остановить этого процесса. Мы можем влиять на процесс, но мы им уже не управляем. Никто не знает, чем все это закончится.