С точки зрения государства значимость символа трудно переоценить. Не в последнюю очередь потому, что символ универсален. Универсален в том смысле, что один и тот же символ вы можете использовать не только для внутреннего употребления, но и в пропаганде, направленной вовне. Причём эти две грани или две ипостаси одного и того же символа могут не только не совпадать, но даже и противоречить одна другой, символ может быть «чёрно-белым», двуполюсным, один конец со знаком плюс, а другой со знаком минус и, благодаря этой разнице значений, возникает что-то вроде энергии, и вы получаете возможность этой энергией пользоваться. Важно тут только одно — символ должен быть вашим, он должен отражать некие события вашей жизни и он должен рашифровываться вашим культурным кодом. Символ (любой) должен складываться из атрибутов вашей, а не чужой реальности.
Именно в этом и состоит важность «национальной» культуры. Существует очень большой соблазн воспользоваться чужой символикой и иногда этот соблазн непреодолим в силу бедности культуры какого-то конкретного общества, просто напросто вынужденого пользоваться заёмными, «чужими» символами, расшифровать которые при помощи собственного культурного кода не представляется возможным. Если называть вещи своими именами, то получается так, что вы начинаете встраивать в свою реальность куски реальности, хозяевами которой являетесь не вы.
Хорошим и в высшей степени доходчивым примером происходящего может послужить известная библейская история о том, как Лаван заключил договор с Иаковом. И умный Иаков, который уже успел выслужить себе нелюбимую жену как нагрузку к любимой, в качестве платы за свою службу попросил скот пёстрой окраски. Скупой Лаван с радостью согласился, так как на Востоке скот в смысле окраса преимущественно однороден, овцы, как правило, белые, а козы — чёрные, пеструшки попадаются чрезвычайно редко. Однако хитрый Иаков знал, что мелкий рогатый скот очень впечатлителен к внешним, «визуальным» раздражителям и устлал дно поилок ветками со свежесодранной корой и стадо, приходя на водопой и там же и случаясь, таращилось не на новые ворота, а на мельтешащую до ряби в глазах пестроту в поилках и, в результате этого, косяком пошли не чисто белые и не гладко чёрные, а разноцветные ягнята с козлятами.
Примерно тот же эффект имеет и чересполосица своих и чужих культурных символов.
«Не пей, Иванушка, козлёночком станешь.»
Козлёночком, конечно, в переносном смысле, но данный пример позволяет понять, что происходит, когда слабая культура начинает пользоваться заёмными символами культуры куда более «продвинутой». Обращаю ваше внимание на то, что дать этому однозначную оценку нельзя по той причине, что любая культура нуждается в собственном «национальном мифе» и, хочет она того или нет, но при «выстраивании» мифа она просто напросто вынуждена брать в долг чужие образы. Выходов из этой ситуации два — либо «гетто», либо культурная экспансия в попытке подавить даже и ту культуру, которой вы сами же когда-то, «в начале роста», и воспользовались.
По понятным даже и ребёнку причинам второй путь куда как предпочтительнее. Хотя бы потому, что, доминируя культурно, вы, а не кто-то другой, будете определять не только границы собственных возможностей, но и границы возможностей того, кто пытается спрятаться за стенами «гетто».
Где-то повыше я уже упоминал о том, что тот, кто «культурнее», тот и воюет лучше. Происходит так потому, что культурное доминирование позволяет вам гораздо лучше (гораздо «глубже») понимать реальность. И по другому и быть не может, ведь это вы её и строите. И то, что стороннему взгляду кажется хаотичным развалом, для вас никаким беспорядком не является, а вовсе наоборот. Вы прекрасно знаете где складирован кирпич, где находится цемент, куда будет завтра передвинут кран, когда вам подвезут трубы и куда вы через час перебросите бригаду землекопов, а куда штукатуров. И самое главное — вам известен план, вы знаете с чего вы начали и чем всё закончится, у вас в голове уже существует стройное здание, которое когда-нибудь будет выситься там, где сегодня несчастный прохожий, ругаясь сквозь зубы, прыгает в грязи с камушка на камушек.
Вьетнам мы взялись рассматривать недаром. Это достаточно простой пример, позволяющий понять очень сложные вещи. А война это очень сложно. Очень-очень. Сложно настолько, что очень немногие могут понять, что это такое. Так вот культура даёт вам возможность если и не разобраться в этой сложности, то хотя бы узнать о её существовании. А знание — сила. Потому, что, узнав, вы захотите (не все, конечно, не все, но кто-то обязательно захочет) разобраться в узнанном, а, начав разбираться, вы обнаружите, что для этого надо «вырасти», надо стать «культурнее».
Смотрите — когда «Вьетнам» (Вьетнам как Вторая Индокитайская Война и всё, что было с нею связано) ещё не стал «Вьетнамом», государство США думало о «Вьетнаме» сразу две мысли, государство прикидывало как ему во Вьетнаме воевать. «Мыслями» были два плана, две войны, которые можно визуализировать в виде двух людей — госсекретаря Дина Раска и министра обороны Роберта МакНамары.
«The War According to Rusk» и «The War According to McNamara».
Цель войны была осознана однозначно. Вьетнам с точки зрения интересов США представлял собою очень важный в стратегическом отношении элемент выстраиваемой американцами в районе Тихого Океана геополитической конструкции.
В существующей реальности единый Вьетнам может быть вассалом либо США, либо Китая. (Времена в начале шестидесятых прошлого столетия особой политкорректностью не отличались и термин «вассал» употреблялся в прямом его значении.). Исходя из этого Раск (он был очень умным человеком) считал, что нужных Америке целей можно добиться горячей войной, причём войной как можно более скоротечной и как можно более «жестокой». «Война по Раску» должна была быть главным образом «воздушной» и краеугольным камнем этой войны должна была стать «чрезмерная», «показательная» жестокость бомбардировок.
Раск предлагал «до основанья» разрушить всю инфраструктуру Вьетнама, оставить Вьетнам «на пепелище», причём сделать это разом, одномоментно. По его мнению вьетнамцы (как народ) должны были быть ввергнуты в состояние шока, они должны были обнаружить, что они беззащитны и что их можно брать «голыми руками», а ручки эти шаловливые могли быть только и исключительно соседскими, а соседом был Китай, а потому у Вьетнама просто не осталось бы другого выхода, как броситься в объятия Америки.
Вьетнам как задача и план Раска как очень простое решение этой задачи.
Раска немедленнно поддержал Объединённый Комитет Начальников Штабов. Генералов привлекала именно ясность цели и простота плана. Обращаю ваше внимание, что Дин Раск это Госдепартамент, а генералы это Пентагон, а министерства всегда конкуренты и почти никогда не союзники. Кроме того, генералы, поддержав Раска, фактически выступили против своего министра, МакНамары. А он, между тем, представил «встречный план». И опирался Роберт МакНамара (он был очень умным человеком) не на генералов, а на «яйцеголовых». А они считали, что Раск, по всей видимости, прав, и что очень может быть, что будет именно так, как он предполагает. Но при этом они нашли, что у плана Раска есть один недостаток и заключается этот недостаток в словах «может быть».
МакНамара и его «умники» пришли к выводу, что главное достоинство плана Раска вполне может превратиться в его главный недостаток именно по той причине, что Вьетнам будет ввергнут в «шок». И что находящийся в таком состоянии народ может принять иррациональное решение и вместо того, чтобы броситься к Америке, бросится к своему вековому врагу — Китаю.
Другими словами, простота плана Раска имела свою цену. Этой ценой был риск.
И МакНамара предложил свой план, Вьетнамская война должна была стать войной, которую нельзя выиграть и которую нельзя проиграть.
Подумайте над этим и сопоставьте с тем образом войны (любой войны), который существует в вашей голове. Война не как война, а война как «война, которую нельзя проиграть и которую нельзя выиграть.».
По МакНамаре вьетнамская война должна была стать войной, которая не только не была бы закончена «быстро», но она ещё и не должна была быть закончена «однозначно».
По МакНамаре вьетнамцев не следовало ставить перед необходимостью принимать спонтанное решение, их следовало к этому решению постепенно «подводить». Как и план Раска план МакНамары тоже имел свою цену. Только теперь ценой был не риск, а время и человеческие жертвы.
Поколебавшись, Америка («Америка» как «те, кто принимают решения») остановилась на плане МакНамары. Сработал ли он? Чтобы ответить на этот вопрос достаточно окинуть взглядом сегодняшнюю картину мира и на место Вьетнама в ней.
Есть тут и ещё одна интересность. Касается она места в тогдашних событиях СССР. Как-то мне задали недоумённый вопрос, мол, как же так, каким образом для США могло быть безраличным кто объединит Вьетнам, южане или коммунисты, если победа коммунистов (это слово можно поставить в кавычки, поскольку в Азии никаких коммунистов нет, но по причине очевидности я этого делать не буду) позволила СССР получить военно-морские базы, в частности Камрань, ставший самой большой военно-морской базой за пределами СССР.
Начнём с того, что Вьетнамская война была исключительно выгодна СССР и выгодна совсем не в смысле баз или поставок оружия, единый и достаточно сильный Вьетнам (опять же неважно кем именно объединённый) становился объективным союзником СССР в его противостоянии с Китаем.
Это тактика. Советская.
А вот стратегия. Американская.
Пока шла Холодная Война, с точки зрения США главной мишенью (сегодняшней) был СССР, а второстепенной (завтрашней) был Китай. Контролировать Вьетнам СССР не мог по геополитическим причинам, он мог только во Вьетнаме «присутствовать», СССР не мог Вьетнам «иметь», он мог Вьетнамом какое-то время «пользоваться», и коль скоро это «пользование» Вьетнам усиливало (какой при этом была господствующая во Вьетнаме идеология опять же не играло никакой роли) США сложившемуся положению были только рады, так как усиление Вьетнама происходило не за их счёт, а сильный Вьетнам мог угрожать только и только китайским интересам.
Как и в любой искусной игре в данном случае имелось и второе дно — то, что СССР усиливал Вьетнам, заставляло уже Китай искать какие-то пути противодействия «советскому социал-империализму» и китайцы начинали вести себя более агрессивно в зонах советского влияния в Африке, скажем. Или в Афганистане. Другими словами, в долгосрочной перспективе Вьетнам никак не мог стать «советским», а за временное пользование тем же Камранем СССР приходилось платить цену в виде ухудшения (хотя куда уж хуже) и дальнейшего обострения советско-китайских отношений, что заставляло уже Китай заигрывать со США, благоразумно забившими за собою роль «третьего радующегося».
Такова проекция мира, если смотреть на него через «глаз Шивы».