С. КОРЗУН — Дмитрия Мезенцева вопрос: «До каких пор будем поддерживать режим Башара Асада, когда бегут от него замминистры и генералы?». Ну, вообще, подвижки какие-то произошли в позиции России, хотя она по-прежнему не будет давать санкции на возможные там боевые действия, но, по крайней мере, не особенно сильно и препятствовать собирается.
Л. МЛЕЧИН — Ну, наши арабисты профессиональные всегда говорят, что это до выборов такая жёсткая позиция российского руководства по Сирии – не сдадим Сирию, не сдадим врагу родной Сирии – она только до выборов. Потому что Путину надо было продемонстрировать жёсткость, непреклонность в отношениях с Западом. После выборов позиция становится мягче. Дело состоит в том, что в принципе всё равно уже наше дело проиграно там, поскольку. Вы знаете, как? Можно в принципе остаться в одиночестве. Вот, стоишь один против всех, отстаиваешь правое дело…
С. КОРЗУН — С Китаем вместе, в общем-то, немаленькие страны.
Л. МЛЕЧИН — Можно остаться в одиночестве, если ты отстаиваешь правое дело, ты защищаешь друга достойного. Но какой же, извините, он достойный и какой он друг? Дружба состояла в том, что они сосали из нашей страны деньги и оружие. Башар Асад в 2006 году, что ли, приезжал – списали 10 миллиардов долларов. А ничего так здесь оставить было бы? 10 миллиардов долларов. А не отдавать им наружу выброшенные деньги. То есть это относительная дружба. И относительно достойно… Там военная диктатура. Первый военный переворот на Ближнем Востоке произошёл в Сирии в 1949 году. С тех пор там военная власть, жёсткая, диктаторский режим, наследственная монархия. Что мы защищаем? Нечего защищать. Другой вопрос всегда возникает. Ну, хорошо, сейчас этот режим слетит – кто придёт к власти? Исламисты придут к власти. А кто ещё может в жесткой атмосфере зародиться? Демократы-то там все подавлены. Откуда там возьмутся либеральные демократы? Откуда там вообще демократы возьмутся, когда 15 спецслужб. И всех их расстреливают, если не дай бог чего сказал. Конечно, исламисты.
Но чем дольше такой режим, тем хуже, тем более жёсткие исламисты. Вот, обратите внимание, всё-таки скажем… В Египте более мягкая была атмосфера, так? Там всё-таки какая-то демократия была. Там не пришли яркие исламисты к власти. А в Ливии бог знает что происходит, потому что там была диктатура. В Иордании режим помягче, там нету угрозы радикальных исламистов. А в Сирии – да, придут радикальные исламисты, которых год убивают и танками давят. Конечно, они придут к власти.
С. КОРЗУН — Алжир ещё для анализа примкните. Вот, ситуация, там же не было радикализма-то изначально. До каких-то выборов.
Л. МЛЕЧИН — До того момента, когда военные отменили результаты выборов. Да, исламисты сказали – ах так, значит, если мы не можем законным путём придти к власти, мы придём военным путём. Но что произошло в Алжире? Давайте обратим внимание. Когда стали проводиться демократические выборы, число голосующих за исламистов упало до 1%. До 1%. Там, где ещё недавно исламисты перерезали, казалось, кабульский галстук. Врывались в деревню, перерезали горло. Кабульский галстук. То есть борьба с исламизмом идёт не путём создания жёсткого автократического режима, а только путём создания демократии.
Вообще говоря, на Ближнем Востоке, Среднем Востоке, логично присутствовали идеи исповедующих ислам в политике. Таков ислам, в отличие от христианства. Он, ислам – это всё. Естественно, это и политический ислам. Логично. Но есть разница между умеренными мусульманами, умеренными исламистами, и радикалами. Жёсткий режим типа диктатуры Асадов, наследственной монархии Асадов, конечно, порождает только радикальных исламистов. Нам спасибо за помощь Асадам никогда не услышать.