Реинтеграция с Украиной очевидно необходима России в ее восстановительных работах на континенте после катастрофы 1991 года. Без этого шага невозможно остановить процессы деградации, запущенные на всем постсоветском пространстве крахом СССР.
Демократизация, ставшая механизмом разрушения СССР и создания межнационального конфликта на его территории, противопоставила не только весьма далекие в культурном отношении народы, но и полностью совместимые — русский, украинский, белорусский.
Идеологическая «ценность» независимости постулировалась и не обсуждалась. Дробление государства негласно предлагалось как реальный способ обогащения людей при власти, как начало приватизации. Значит, чем больше государств, тем больше новых сверхбогатых. Их это устроило. Для народов сочинили сказку о роге изобилия — свободном рынке. Плюс было предложено не кормить соседей за свой счет. России — не кормить Украину. Украине — Россию. Доходчивость этой пропаганды превзошла все достижения доктора Геббельса — и по масштабам лжи, и по степени доверия к ней.
Сегодня уже сильно подержанная, но все та же примитивная идеология используется либеральной инфраструктурой российской власти, чтобы, не дай бог, не вернулся во внешнюю политику России украинский вопрос. Но объективно эта идеология уже устарела. Из этого нам и следует исходить.
Свободный выбор Украины: Отказ от независимости К слову, сама Украина фактически оставила всякие политические идеи о независимости уже к 2004 году. Как на уровне власти, так и на уровне населения. В качестве альтернативы самоопределения украинскому избирателю были предложены два варианта: просить Европу и США о скорейшей интеграции в ЕС, НАТО и глобальный американский порядок или искать союза политического и экономического с Россией. Страна разделилась.
Украине навязали Ющенко, который начал открыто конструировать полномасштабный политический межнациональный конфликт между русскими и украинцами. Направлено это действие было на создание военного и визового барьера между Россией и Украиной и на углубление конфликта запада и востока (юго-востока) самой Украины. Экономическая программа Ющенко заключалась в отдаче страны на разграбление «миллионерам, которые победили миллиардеров» (как сами себя называли «оранжевые победители»).
Реванш Януковича в 2010-м — строго под знаменами и лозунгами 2004-го — не сделал Украину суверенной. Страна по-прежнему находится под американским внешним управлением, олигархия активно выкачивает национальный ресурс, евроинтеграция заключается в полном и практически одностороннем открытии украинского рынка Евросоюзу. Общеидеологической доминантой является уныние.
Выгодно ли это России? Выгодно ли это самой Украине? Вопросы риторические. Однако ответить на последний вопрос сама Украина уже вряд ли в состоянии. Ей не хватит на это политической субъектности. Что-либо делать в этом отношении может только Россия. Но она пока медлит.
Первые двенадцать лет Путина — будем называть их так для удобства — как-то интегрировали Белоруссию и Казахстан. И никак — Украину. Вторые «двенадцать» должны эту задачу решить. Потому что и сама постановка задачи как внешнеполитической, и тем более ее решение являются залогом восстановления суверенитета русской цивилизации, ее выживания, а также исторического выживания всех народов, в нее входящих (в ней и с ней живущих). В том числе и украинского. Пока эта задача Россией не поставлена, можно смело утверждать, что Россия не вернулась еще на тот уровень исторической ответственности, который подразумевает реальный суверенитет и реалистичную модель выживания в глобальном кризисе. Украина же не имеет никакого действительного национального самоопределения (не стоит считать таковым западноукраинскую пропаганду) и пойдет в фарватере той политической воли, которая будет ей предъявлена.
Пока такая воля только одна — американская, проводимая по двум каналам: напрямую и через Европейский союз. Это притом что вожделенная украинцами (или их половиной) евроинтеграция не состоится не только потому, что Украину и раньше никто не собирался интегрировать. Европейский союз трещит по швам. Трещит по швам евросоциализм. США все меньше способны выполнять функцию реальной власти и вооруженной силы для стабилизации псевдогосударства — ЕС (которое само не обладает ни тем ни другим).
И тем не менее евроинтеграция — главный официальный вектор украинской политики. Тут в отличие от российского направления прилагаются реальные усилия. Украинская «многовекторность», являвшаяся имитацией независимости, осталась в прошлом вместе с Леонидом Кучмой. Хотя бы поэтому и мы не можем и не должны придерживаться «нейтральной» позиции, то есть попросту ничего не делать.
Интеграция как альтернатива большой войне Невозможно «обойти» интеграцию Украины как необходимый шаг на пути к изменению послевоенной расстановки сил на континенте. А двигать эту расстановку мы просто обязаны.
Западная Европа должна сделать исторические выводы из войн с Россией и перейти к тому или иному виду сотрудничества с ней. Отказ от виз, что означает отказ от военного противостояния, создание общего рынка, прежде всего инвестиционных товаров и технологий, создание общего гуманитарного пространства. Все эти задачи Россия должна решить для своего выживания… и для выживания Европейского континента. И все это немыслимо в рамках послевоенного мира и Западной Европы, возглавляемых США.
Интеграция Украины — первый шаг и программа-минимум для движения в этом направлении. Заняться этим — значит реально отказаться от движения в американском фарватере глобального мира. Пока мы не решались на это. Собственно, кто мы? На это пока не решался Путин. Больше в нашем государстве такими вопросами заниматься было просто некому.
Сказки о «модернизации» России вредны прежде всего потому, что вменяют нам псевдоэкспортную модель развития. Якобы мы начнем производить технологии и высокотехнологичные товары и будем экспортировать их вместо газа и нефти. И нам не будет стыдно за свою «сырьевую ориентацию». Надо, правда, помнить о том, что рынки для экспорта всегда завоевывают силой (как США), если не смешными ценами (как Китай). Смешные цены нам вряд ли доступны, учитывая цену нашего труда и цивилизационные привычки (отнюдь не азиатские). Так что если верить «в модернизацию и инновационную экономику», то нужно верить и в то, что мы выдавим США, Германию, Японию с их рынков. Это уже вопрос не просто внешней политики, а большой войны. При этом желательно не только получить рынки, но временно прекратить производство высокотехнологичной продукции теми, кто сегодня ее реально производит (и продает). Как нельзя лучше для этого подходит небольшая ядерная заварушка.
Может быть, все-таки по ходу дела «взять свои» на развитии внутреннего рынка и собственного производства? В этом отношении Украина — абсолютно необходимый ресурс такого подхода.
Но дело, подчеркнем еще раз, не в экономике. Украинский вопрос — вопрос геополитический и исторический. Отрыв Украины от России — американская задача, откровенно поставленная еще Бжезинским и по первому разу Америкой решенная. Она носит цивилизационный характер, как и наша обратная ей задача.
Отказаться от мифов «экономической» выгоды Итак, мы просто не могли себе позволить заняться украинским вопросом. Поэтому всячески его замыливали, трактуя в первую очередь как экономический. Либеральные правительственные круги и родственные им олигархи ставили этот вопрос в основном так: надо купить все привлекательные украинские активы задешево.
Кроме того, что при таком подходе частный интерес очевидно и неэквивалентно выдается за государственный, он еще и нереалистичен, то есть это не интерес, а просто жадность. Почему украинские олигархи должны отдать (именно отдать, иначе «неинтересно») то, что им самим совсем не мешает? Ясное дело — Россия должна заставить. Смешно? Но ведь серьезные люди ломали над этим головы.
Другой «экономический» концепт негативного свойства сужал пространство украинского вопроса до альтернативы: кому взаимное открытие рынков будет выгоднее — «нам» или «им»? Нетрудно обнаружить в такой постановке вопроса возвращение пещерной идеологии времен перестройки: давайте снова выясним, кто кого объедает. По всему получалось, что Украине открытие рынков будет выгоднее. А зачем тогда нам эта интеграция со всеми ее политическими издержками? Естественно, такой подход вовсе не системен и совсем не стратегичен.
«Геополитично» выглядел газовый вопрос, который и заменяет нам пока собственно политическую постановку вопроса украинского. Доколе будут воровать? Доколе будут шантажировать? Доколе будут пользоваться задарма, превращая дешевый российский газ в дешевые, но уже украинские сталь и минеральные удобрения, обеспечивая капиталы уже не наших, а украинских олигархов?
Это видимость геополитики, точнее, геополитика здесь «обратная», негативная. Ведь инициатива в газовом кризисе всегда принадлежала украинской стороне, которая — в лице самых первых украинских олигархов, на этом самом газе выросших, — давно научилась манипулировать газовыми схемами в свою пользу, умеренно коррумпируя при этом российский «Газпром». Конечно, Северный и Южный потоки стоило затеять хотя бы ради того, чтобы убрать из газпромовской коррупции украинский фактор, но нетрудно заметить, что при интегрированной Украине сам газовый вопрос и ставился, и решался бы в совершенно ином ключе — и во внутренней политике, и во внешней. Обойдя Украину газом, мы сможем, наверное, давить на нее — опять-таки экономически. Но как такое давление преобразуется в политические эффекты? Заведомо нелинейно и, возможно, контрпродуктивно.
Неудивительно, что в вопросе цены мы сейчас сами будем искать компромисса с Украиной. Что толку требовать цену, которую покупатель не может заплатить? Это неизбежная граница всякой экономической деятельности, но никак не политики. Если мы все-таки решим, что «оно нам надо», — к чему это нас обяжет и какой образ действий придется освоить (или вспомнить)?
Разумеется, вопрос должен быть выведен из плоскости экономической, а значит, из ведения собственно экономических, то есть либеральных правительственных кругов. Невключение Украины в ЕЭП — в отличие от Белоруссии и Казахстана — результат именно их деятельности на фоне отсутствия российской политической позиции по Украине.
Отметим еще раз: формирование политической позиции в отношении Украины — это возвращение России в геополитику и в процесс исторического конституирования себя как хозяина восточной части континента. Так что мало нам не покажется. Но это же обстоятельство, собственно, и развязывает руки.
Европейский вектор: Объем вызовов Интеграционный характер будущей украинской политики России означает в этих рамках только одно: совершенно определенный отпор политике стравливания Украины с Россией, политике превращения Украины в управляемого извне врага России, в Анти-Россию. Мы должны быть вместе, чтобы не быть друг против друга. Обратное — часть американской политики не только по «сдерживанию» (то есть разрушению) России (и Украины), но и по созданию глобального хаоса как фона выхода США из дефолта, объяснения американскому избирателю приемлемых причин падения его уровня жизни, возможной реорганизации Америки.
Российско-украинский конфликт — это еще одна бомба под Европой (которая остается главным конкурентом США, несмотря на подъем Китая и Индии, которую США именно сдерживают… пока), в том же «контуре подрыва», что и евродефолт, конец евросоциализма, арабские революции, удар по Ирану, военное выступление Израиля и тому подобное. У сознательно, политически организуемого третьей стороной конфликта не может быть нейтральной альтернативы вроде «добрососедских отношений», за мифом о которых кроется продолжающееся разрушение имеющихся и все еще глубоких и многочисленных связей.
Реальная альтернатива навязанному конфликту только одна — интеграция. И это вызов нашей политической воле. Так что речь идет вовсе не об уговорах — заинтересованное большинство давно на все согласно, а уговаривать спикеров реального противника бессмысленно. Речь должна идти о программе адекватных политических действий России по возвращению в европейскую политику.
Вместе с падением СССР и после этого падения рухнули несколько принципов международной политики и права, а также были нарушены фундаментальные геополитические обещания. Эта ситуация не может быть возвращена к исходному состоянию. Значит, любое политическое действие должно проектироваться как ее развитие.
Во-первых, рухнул принцип нерушимости послевоенных границ. Начиная с того, что вместо двух Германий образовалась одна, что вовсе не является само собой разумеющимся фактом в разрезе хоть сколько-нибудь исторического рассмотрения германского вопроса. Ведь он всегда и состоял в этом: а к чему, собственно, приведет Европу объединение Германии? Дальше — больше: разрушение федеративной Югославии, одного из реальных победителей во Второй мировой войне (в число которых не входит Франция). Ну и, конечно, саморазрушение СССР.
Во-вторых, осуществлен реальный отказ от принципа территориальной целостности государств — субъектов международного права, зеркально связанный, но не тождественный отказу от принципа нерушимости послевоенных границ. В дополнение к самой возможности движения границ он означает возможность и необходимость вмешательства во внутренние дела государств, которые не в силах этому противостоять.
В-третьих, обязательств не расширять НАТО на Восток, не включать в него страны бывшего Варшавского договора вообще как бы ни было. Победителя не судят, победитель получает все. Вопрос в том, что будет дальше.
Впрочем, все это неново, мы просто вернулись к тому, что в XIX веке было нормой. Так что нужно перестать слушать (и самим рассказывать) сказки про мировой правовой и политический прогресс и исходить из реалий продолжающейся борьбы государств за ресурсы, людей, территорию и само право существовать на планете.
Обустраивая свою возрождаемую европейскую политическую позицию, которая только и может содержать в себе вектор позиции украинской (нет никакой «только украинской» политики России, и не может быть), Россия должна найти способ аннулировать, изменить, денонсировать и дезавуировать имевшие место в прошлом политические решения (как внутренние, так и внешние), имевшие территориальные последствия.
Для начала стоит рассмотреть два таких решения.
Во-первых, пакт Риббентропа — Молотова, столь раздражающий всевозможных борцов «за демократию» с историей. Во-вторых, решение Хрущева о передаче Крыма Украинской ССР как нарушающее многовековую преемственность политического статуса полуострова, предусматривающего контроль над ним со стороны России. Ведь история показала, что Советская Украина стала самостоятельным государством, а вовсе не административной частью другого государства, отождествляемого с Россией. Ну и чтобы все это не казалось пределом возможного, стоит произвести политическую реконструкцию ситуации с арендой Аляски Америкой в связи с истечением срока этой самой аренды. Последнее — чтобы было чем занять заокеанских товарищей вместо украинского (европейского) вопроса.
Каков бы ни был политический проект интеграции Украины, он должен учитывать, что сегодня это формально унитарное, но фактически нелегально федерализирующееся государство состоит из нелегитимно сшитых между собой частей. Отсутствие у этих частей правового и политического статуса, адекватного их истории, рождает не только конфликт такой Украины с Россией, но и внутриукраинский конфликт. К собственно Украине, какой она вошла в состав СССР, пришиты части других стран и часть России. Данный факт надо сделать элементом политического механизма интеграции, а не конфликта. Но сначала его нужно признать.
* * *
Выстраивая политическую позицию в отношении Украины, а значит, и механизм собственно политического взаимодействия с ней, необходимо отказаться от представления, что «у нас» на Украине в качестве решения вопроса должен быть «свой» президент или еще кто-нибудь «свой». Разумеется, агентов влияния из практической политики никто не исключает, но сами по себе, вне политической деятельности, они существовать (тем более работать) не могут. Посмотрите на Януковича, которого Путин поддерживал и в 2004-м, и потом. И что это нам дало?
Политическая деятельность по интеграции Украины должна быть — как и любая реальная политика — публичной, уверенной в своей правоте, институционализированной. Ее субъектом должно стать в конечном счете население Украины. Включая появление официально пророссийских партий и лидеров. Пока мы ждем, что они появятся сами. Но нужно, чтобы было достаточное количество украинских граждан, заинтересованных в интеграции.
Нам надо признать право на гражданство всех, рожденных и живших в Советской Украине, а доказательством считать наличие украинского паспорта — хоть внутреннего, хоть заграничного. Выдавать российский паспорт быстро и без бюрократии всем обратившимся. Разрешить украинским гражданам без ограничений проживать, пребывать в России неограниченный срок, работать и получать доход наравне с гражданами РФ. Разумеется, при обычной регистрации и уплате налогов. Открыть границу для людей (отменить паспортный контроль). Ничего, если заедет к нам кто из европейцев, въехавших на Украину без визы. Поймаем — накажем. Но одновременно додавливать отмену виз для нас. Пусть европейских правонарушителей будет побольше. Главное — при этом добиться от украинской стороны симметричных мер, во всяком случае в отношении работы и проживания, а в перспективе — и гражданства.
Оговоримся еще раз: речь идет не о рецептах, а о целях. Не можем решить таможенный вопрос, пусть пока остается таможня. Но без всего остального. Постепенно отомрет и она. Во всяком случае, граждан можно шмонать исключительно выборочно, по наводке. Ведь и между шенгенскими странами таможню никто не отменял. Просто зеленый таможенный коридор должен быть шире. Раз в сто.
И наконец главное. Украина — это ясно — сама не может и не сможет ответить на вопрос об устройстве жизнеспособной постсоциалистической социально-экономической модели. Понятно, что это не капитализм. А Россия обязана ответить на этот вопрос. Раз обязана, значит, ответит. И люди к нам потянутся. Этому процессу с самого начала нужно обеспечить правильную политическую поддержку.