https://www.funkybird.ru/policymaker

Религиозные организации, как часть политической системы

Религиозные конфессии и организации являются значимым институтом политической системы общества.

Вторым по значимости после государства институтом политической системы общества, безусловно, являются религиозные конфессии и организации. Хотя, в современной учебной российской политологической литературе данный факт подлежит всяческому замалчивания, подчёркнутому игнорированию и своеобразному «табуированию». В данной литературе мы можем найти большое количество материала о других негосударственных институтах политической системы общества: политических партиях, общественных организациях, корпорациях, тайных обществах и даже группах влияния; но вот упоминание о религиозных конфессиях и организациях в качестве весомого института политической системы общества, мы не встретим, практически, нигде. В лучшем случае найдем несколько строк, в которых упоминается о них как о разновидностях общественно-политических организациях, без раскрытия их сущности и роли в общественно-политических процессах.

Причина такого подхода кроется, конечно же, не только в последствиях и «наследии» долгое время господствующего в России агрессивно атеистического режима, но и в навязываемых нам Западом процессах секуляризации (1), а также привнесённых к нам с Запада и, активно продвигаемых секулярных идеологических концепциях, значительно укоренившихся в системе российских общественно-политических и гуманитарных наук.

Что характерно, в обоснование «правильности» подобного подхода со стороны его апологетов, часто звучат слова о том, что, в соответствии с Конституцией РФ Российская Федерация есть государство светское и, что, дескать, религиозным конфессиям и организациям не место в политике.

Ущербность подобных аргументов, конечно же, очевидна. Во-первых, в связи с тем, что принцип светскости государства, отнюдь не означает его атеистичности и принципиальной враждебности, укреплению и констатации факта влияния религиозных конфессий и организаций, в том числе и на политические процессы. Во-вторых, игнорирование влияния традиционных религиозных конфессий и организаций на политические процессы, в силу господства в современных общественно-политических и гуманитарных науках различных «секулярных» идеологем, приводит к отрицанию и игнорированию огромного количества фактов, свидетельствующих об обратном, а значит — к искажению объективной истины. В-третьих, отрицать факт влияния традиционных религиозных конфессий и организаций на политическую жизнь общества, значит — отвергнуть весь исторический опыт развития российского общества и государства (с ведущей ролью в нём Русской Православной Церкви с которой не могут быть сравнимы ни какие политические партии, общественные организации и корпорации), а также богатое наследие русской политологической школы.

Поэтому, используя обширное наследие русской политологической школы, необходимо приложить все усилия к восстановлению исторической справедливости и возрождению в системе общественно-политических и гуманитарных наук традиции рассмотрения религиозных конфессий и организаций, как особо значимого после государства, института политической системы общества.

И в этом ключе нельзя, конечно же, проигнорировать работы таких выдающихся русских мыслителей-политологов, как К.П. Победоносцев и Б.Н. Чичерин, Л.А. Тихомиров, которые уделяли большое внимание изучению данного института, обозначая его, как «Церковь», что было вполне естественно и органично для дореволюционной России и тогдашнего состояния научного знания в системе общественно-политических и гуманитарных наук.

Размышляя о специфике положения Церкви, как значимого института политической системы общества, они рассматривали его, прежде всего, сквозь призму взаимоотношения Церкви с государством, отмечая его двойственную природу, — «как нравственно-религиозного и как юридического союза» (2), что, конечно же, является крайне актуальным и для настоящего времени.

По мнению К.П. Победоносцева, одним из знаменательных явлений современного ему общества являлась «борьба церковных начал с государственными», основным источником которой являлась «искусственно создаваемая теория отношений между государством и церковью». (3).

В соответствии с данной теорией: «Политическая наука построила строго выработанное учение о решительном отделении церкви и государства, учение, вследствие коего, по закону не допускающему двойственного разделения центральных сил, церковь непременно оказывается на деле учреждением, подчиненным государству». (4). При этом церковь «представляется не чем иным, как учреждением, удовлетворяющим одной из признанных государством потребностей населения — потребности религиозной, и новейшее государство обращается к ней с правом своей авторизации, своего надзора и контроля, не заботясь о веровании. Для государства как для верховного учреждения политического такая теория привлекательна, потому что обещает ему полную автономию, решительное устранение всякого, даже духовного, противодействия и упрощение всех операций церковной его политики». (5).

Критически осмысливая положения данной теории, К.П. Победоносцев утверждал, что: «государство безверное есть не что иное, как утопия невозможная к осуществлению, ибо безверие есть прямое отрицание государства. Религия, и именно христианство, есть духовная основа всякого права в государственном и гражданском быту и всякой истинной культуры. Вот почему мы видим, что политические партии самые враждебные общественному порядку партии, радикально отрицающие государство, провозглашают впереди всего, что религия есть одно лишь личное, частное дело, один лишь личный и частный интерес». (6).

Анализируя исторические примеры и системы взаимоотношений государства и церкви, К.П. Победоносцевым были выделены три системы взаимоотношений, в соответствии с которыми эти отношения исторически себя проявили в западноевропейской истории.

Первая система, «самая древняя и известная — система установленной или государственной церкви. Государство признаёт одно вероисповедание из числа всех истинным вероисповеданием и одну церковь исключительно поддерживает и покровительствует, к предосуждению всех остальных церквей и вероисповеданий. Это предосуждение означает вообще, что все остальные церкви не признаются истинными или вполне истинными; но практически выражается оно в неодинаковой форме, со множеством разнообразных оттенков и от непризнания и отчуждения доходит иногда до преследования. Во всяком случае, при действии этой системы чужие исповедания подвергаются некоторому, более или менее значительному умалению в чести, в праве и преимуществе, сравнительно со своим, с господствующим исповеданием. Этой системе следуют ныне за немногими исключениями, все европейские государства». (7).

Вторая система предполагает одинаково беспристрастное отношение государства ко всем вероисповеданиям: «вне всякого покровительства, равно как и вне всякого предосуждения, ни одной церкви не признавая ни своей, ни чужою, и предоставляя каждой ведать и устраивать свои дела и обряды как угодно. Это система равенства церквей, или по новейшей формуле изобретённой Кавуром, система «свободной церкви в свободном государстве», любимая система нынешней партии либералов в мире. Она принята прежде всего и полнее всего осуществляется в Североамериканских Соединённых Штатах, а в последнее время допущена английским законодательством относительно Ирландии. На бумаге и в теории система эта представляется простейшею и совершеннейшею: поборники её верят и утверждают, что рано или поздно она будет введена повсюду, как единственное средство к верному и справедливому разрешению отношений меду государством и церковью». (8).

В основе этой теоретически отвлечённой системы, по мнению К.П. Победоносцева, лежит «не начало веры, а начало религиозного индифферентизма, или равнодушия к вере» (9). Эта система «поставлена в необходимую связь с учениями, проповедующими нередко не терпимость и уважение к вере, но явное или подразумеваемое пренебрежение к вере, как к пройденному моменту психического развития в жизни личной и национальной. В отвлеченном построении этой системы, составляющей плод новейшего рационализма, церковь представляется тоже отвлеченно построенным политическим учреждением с известною целью или частным обществом, для известной цели устроенным, подобно другим, признанным в государстве, корпорациям. Сознание этой самой цели представляется тоже отвлеченным, ибо на нем отражаются многообразные оттенки связанных с тем или другим учением представлений о вере, начиная с отвлеченного уважения к вере как к высшему моменту психической жизни до фанатического презрения к верованию как к низшему моменту и к началу вреда и разложения». (10).

Третья система подразумевает воздержание государства «от всякого предпочтения или покровительства тому или другому вероисповеданию или верованию, только ограничивает или устраняет вовсе такие верования, которые признаёт положительно ложными или вредными для общества. Система эта основана на том предположении, что несравненно легче и удобнее рассудить какое верование ложно, чем определить, какая вера истинна. Такой системы держится великобританское правительство в ост-индских владениях». (11).

В истории, как отмечал К.П. Победоносцев, возможно наблюдать примеры соединения первой системы с третьей (т.е. «признание одного вероисповедания господствующим с терпимостью для всех прочих и с устранением вредных верований» (12)), а также и второй системы с третьей (на примере отношения правительства США к мормонскому вероучению).

На взгляд К.П. Победоносцева: «Все эти системы действуют на практике в разных государствах, ни одна из них нигде не представляется бесспорною: напротив, именно в настоящую пору, повсюду, действующая система составляет предмет горячих пререканий и споров, и повсюду идёт речь об изменении и преобразовании принятой системы». (13).

Б.Н. Чичерин, в отличие от К.П. Победоносцева, выделял не три, а четыре возможных системы, определяющие взаимоотношения и положение церкви в государстве. Это: «1) теократия, или подчинение государства церкви; 2) господствующая церковь; 3) признанные церкви; 4) церкви терпимые. Различные системы могут существовать совместно, в отношении к разным вероисповеданиям». (14).

«Теократия», — на взгляд Б.Н. Чичерина, — «есть общественное устройство, в котором религия владычествует в гражданской области. Здесь является сознание высшего порядка, которому должны подчиняться люди; но этот порядок основан не на единстве общественного тела, а на религиозном учении, обязательном как для правителей, так и для подданных». (15).

Теократия характерна для большинства религий древнего мира, а также ислама, «который, хотя и позднейшего происхождения, но является лишь повторением старых теократических типов», обнимая «человека всецело, не ограничиваясь одними верховными нравственными началами, не определяя и всю внешнюю жизнь людей» (16). «Теократия противоречит существу христианства, которое касается только внутреннего человека, предоставляя внешнюю область светским властям и отношениям. Христианство имеет в виду цель небесную, а не земную; оно действует убеждением, а не принуждением. Истинная область его есть церковь, а не государство. Поэтому в христианском мире теократическое начало всегда было неполное или водворялось в силу особенных условий». (17).

Для системы взаимоотношений церкви и государства, которую Б.Н. Чичерин обозначил, как «господствующую церковь», характерен принцип в соответствии с которым: ««государство оказывает преимущественное покровительство одной только церкви, получающей высшее политическое положение; остальные только признаны или терпимы, или даже вовсе не терпимы. Через это господствующая церковь прямо получает значение государственного установления. Оставаясь нравственно-религиозным союзом помимо государства, она, в качестве политической корпорации, вводится в состав государства, становится членом его организма и получает в нем привилегированное место. Основание то, что известное вероисповедание, исторически сросшееся с жизнью народа, признается существенным государственным интересом; в нем государство ищет нравственной опоры.

Привилегии, даруемые господствующей церкви, могут быть более или менее значительными. При совершенной нетерпимости они могут простираться до исключения всякого другого вероисповедания из государства. При меньшей степени нетерпимости стеснения могут касаться только сект, отделившихся от господствующей церкви, а потому более или менее ей враждебных. Привилегии могут состоять в ограничении гражданских и политических прав лиц, принадлежащих к другим исповеданиям». (18).

Для системы взаимоотношений церкви и государства, обозначенной Б.Н. Чичериным, как «признанные церкви», характерна ситуация, когда: «государство оказывает одинаковое покровительство всем церквам, признанным государственными корпорациями. Таково, например, положение церквей во Франции, где различные вероисповедания, католическое, протестантское, даже еврейское и магометанское, пользуются одинаковым покровительством и пособиями со стороны государства. Признанные церкви могут существовать и совместно с господствующей. Так, например, у нас господствующая церковь есть православная; но рядом с ней признаны католическая, протестантская, еврейская и магометанская, каждая с своим законным устройством и официальным положением. Признанные церкви составляют государственные корпорации так же, как и господствующая; но они не связываются исключительно с государством. Последнее становится от них независимым; оно видит в них существенный интерес известной части народонаселения, дает им защиту, пособия, права, даже участие в управлении, но не привилегированное положение. При равноправии церквей, гражданская область совершенно изъемлется из ведения церкви; это — общее поле для всех вероисповеданий». (19).

В системе взаимоотношений церкви и государства, под наименованием «терпимые церкви»: «церковь теряет характер государственной корпорации; она остается частным союзом. Государство может допускать или не допускать подобные союзы. Мы видели, что свобода вероисповедания ограничивается требованиями нравственности и государственного порядка. Государство не обязано терпеть сект безнравственных или отрицающих государственную власть. Однако, за этими исключениями, всякое вероисповедание должно быть терпимо, в силу свободы совести.

Терпимость может быть оказана в больших или меньших размерах. Основание здесь двоякое: религиозные общины могут быть допущены или как товарищества, или как частные корпорации, то есть как настоящие церкви». (20).

Как видно из всего вышеизложенного, небольшое различие в классификации систем возможных моделей взаимоотношений церкви и государства у К.П. Победоносцева и Б.Н. Чичерина (представителей противоположных друг другу консервативного и либерального направлений русской политологической мысли), состоит лишь в том, что К.П. Победоносцев специально не выделял, а Б.Н. Чичерин выделял теократию, как отдельную систему. В остальном же, за исключением некоторых отличий в наименованиях-обозначениях систем типологии взаимоотношений Церкви и государства, они по своей сути и содержанию схожи.

Л.А. Тихомиров, рассматривая историю развития монархических форм государственности, выделил три типа отношений государства к религии:

«1. Превращение верховной государственной власти в центр религии. Тут происходят различные степени обожествления монарха. Наиболее типично такое отношение в языческих государствах. В христианских же оно проявляется в различных степенях так называемого цезаропапизма,

2. Полную противоположность этому типу государственно-религиозных отношений составляет подчинение государства церковным учреждениям. Сюда относятся различные формы жрецократии, иерократии, папоцезаризма. Здесь, в сущности, нет монархической власти.

3. Третий тип отношений составляет союз государства с Церковью, который достигается подчинением монарха религиозной идее и личной принадлежностью к церкви, при независимости его государственной верховной власти. Это можно назвать истинным выражением теократии (а не иерократии), то есть владычеством Бога в политике посредством царя. Богом (а не церковной властью) делегированного». (21).

Л.А. Тихомиров отмечал, что в истории христианских государств: «В исторической практике… возникло несколько форм взаимоотношений Церкви и государства. В римском католицизме возобладала идея подчинения государства церковной власти. В крайнем развитии этой идеи предполагается, что Папы имеют верховную власть над всем миром. Императоры и короли получают от Папы свои владения на данном праве как вассалы апостольского престола, так, что подчинены Папе не только в церковных, но и в светских делах. Светская же власть не имеет права вмешательства ни в какие духовные дела…. В протестантизме явилась обратная идея государственно-церковных отношений. Возникла она вследствие того, что, по учению Лютера, Церковь состоит из совершенно равных членов, без различия иерархических благодатных даров. Власть епископская принадлежит им коллективно. Священническая благодать принадлежит каждому христианину. Церковная власть принадлежит тому же обществу, которому принадлежит и государственная власть, так что если оно вручает эту власть Государю, то переносит на него и епископские права. Государь становится обладателем как политической, так и церковной власти….в Византии государственно-церковные отношения были построены на идее, не имеющей ничего общего с протестантскою, а именно на союзе Церкви и государства». (22).

Оптимальной формой взаимоотношения Церкви и государства Л.А. Тихомиров, считал их союзнические взаимоотношения, характерные, прежде всего, для православных монархий. Только там, на его взгляд «и возможно сохранение независимости религиозно-этического начала от государственного без разрыва между Церковью и государством». (23). И это и есть единственно верная и правильная идея, хотя: «фактическое её осуществление более всего зависит от степени искренности взаимоотношений, а это, в свою очередь, определяется глубиной и искренностью веры в народе и в представителях власти церковной и гражданской». (24).

Описывая активно проявляющиеся секулярные тенденции в жизни современных ему обществ, Л.А. Тихомиров отмечал, что: «Почти повсюду начинается прекращение союза государства с Церковью. Религиозные настроения народов ослабляются, и государства начинают отвергать для себя обязанность руководиться в своей деятельности принципами христианства. При таком положении вещей для Церкви становится уже бесцельно оставаться в подобии союза, который только связывает её, но ничего не даёт для её сознательной деятельности». (25).

Таким образом, возникает ещё одна система взаимоотношений Церкви и государства, характерная, прежде всего не для монархий, а для демократий. А именно: система отделения Церкви от государства. При такой системе взаимоотношений «государство не берет на себя излишней и непосильной обузы руководить религиозными отношениями. Оно снимает с себя всякую ответственность за действия Церкви, предоставляя следить за ними самим ее членам. Для государства остается тогда лишь следить за действиями Церкви с такой же точки зрения, как за деятельностью всякой другой корпорации, то есть пресекать в ней все нарушающее общие для всех граждан государственные законы, не делая никакого различия между нарушителями закона, будут ли это верующие или неверующие, духовные или светские». (26).

Однако, такая система взаимоотношений Церкви государства целесообразна в том случае «когда нация, которой держится государство, не имеет общего верования» (27). В случае, если подданные или граждане государства не принадлежат к одной церкви и являются не единоверными, на взгляд Л.А. Тихомирова, возможны два пути решения проблемы:

«1. Совершенно отрешить политику государства от связи с религией и устанавливать исповедную политику на каких-либо общих политических или философских основаниях.

2. Почерпнуть разумные способы государственного отношения к иноверцам из учения своей собственной веры.

Историческое решение исповедной политики, вообще говоря, держалось второго пути. Наиболее распространенное современное решение основано, напротив, на отделении церкви и веры от Государства, т. е. на стремлении поставить Государственные отношения вне связи с отношениями исповедными». (28).

«Но если», — по мнению Л.А. Тихомирова, — «отделение церкви от государства исходит из преднамеренной тенденции отрезать политические отношения от воздействия религиозно-этических, то это система крайне вредная для нации, для развития народа и общественных отношений». (29).

В настоящее время применительно к системе взаимоотношений государства и религиозных конфессий и организаций, употреблять понятие «Церковь» будет не совсем корректно, поскольку в системе религиоведческих дисциплин и, прежде всего, социологии религии, стало общепринятым выделять четыре типа религиозных организаций: церковь, секту, деноминацию, культ.

Церковь представляет собой тип крупной религиозной организации, объединяющей в своих рядах, как духовенство, так и мирян одного вероисповедания (или какой-либо его ветви (например, православия или католичества)), обладающей централизованным иерархическим правлением, общими основными положениями религиозного вероучения, канонического права, системой ценностей и правилами совершения культовых обрядов (30). Церковь, как правило, находится в позитивных отношениях с обществом и имеет большое количество последователей; не имеет постоянного и строго контролируемого членства. Принадлежность к церкви определяется скорее и часто традицией, фактом своего рождения в той или иной религиозной среде (когда на основе определённого обряда (например, Крещения), индивид автоматически включается в данную религиозную общность), а не свободным и сознательным выбором индивида.

Секта представляет собой сравнительно небольшой по численности и предрасположенный к изоляционизму и замыканию в пределах своей общины, тип религиозной организации, характеризующийся негативным настроем к инакомыслящим и оппозиционностью к обществу и господствующей в обществе церкви; настроениями избранничества; претензиями на исключительность собственных доктрин, ценностей и роли; стремлением к нравственному самосовершенствованию; строгим соблюдением предписанных норм и установок; подчеркиванием равенства всех ее членов, часто, в сочетании с отсутствием деления на духовенство и мирян. Для сект характерно добровольное постоянно контролируемое членство. Большая часть членов той или иной секты включается в ее состав не по факту рождения, а примыкает к сектам в молодом и зрелом возрасте, часто отпадая от церкви на основе изменения вероучения и культа.

Деноминация являет собой промежуточный тип религиозной организации, способный соединять в себе черты церкви и секты, в зависимости от особенностей характера её образования и тенденций развития. Деноминация отличается от церкви меньшей степенью универсальности, в тоже время заимствуя у неё относительно высокую систему централизации и иерархический принцип управления, под руководством элиты религиозной общины. Подчеркивая свою избранность, в сочетании с претензией на исключительность собственных доктрин, ценностей и роли, деноминации демонстрируют отказ от изоляционистской позиции сект, практически участвуя в жизни общества, достигая компромисса со светской властью и церковью. Деноминации не претендуют, подобно церкви на охват своим влиянием всех членов общества, но и не замыкаются, подобно сектам внутри своей «избранной» религиозной группы (например, баптисты), признавая возможность духовного возрождения, а, следовательно, и спасения души для всех верующих. Как и в сектах, членство в деноминации основано на принципе добровольности, постоянстве и строгом контроле, хотя их деятельность и ограничена классовыми, национальными, расовыми или другими рамками.

Культ (харизматический культ) представляет собой тип малочисленной, крайне недолговечной, локальной, часто экстремистской, отличающейся эклектизмом, фанатизмом, мистицизмом вероучения религиозной организации, группы с неразвитой организационной структурой, во главе с харизматическим лидером. Культ создается вокруг конкретной харизматической личности, являющейся основателем и руководителем этой организации, объявляемой себя либо Богом, представителем Бога или какой-либо сверхъестественной силы (например, Сатаны). При наличии благоприятных обстоятельств культ может развиться в секту. Имея основные характеристики секты, культ имеет ряд существенных особенностей, связанных, прежде всего, с процессом его формирования. Последователями культа являются люди, отвергнувшие ценности окружающего их мира со схожим индивидуальным опытом и образом мысли, предписываемой манерой поведения. Им обычно не воспрещается поддерживать отношения с другими религиозными организациями или связывать себя обязательствами по отношению к другим религиям.

Обозначенная классификация существующих типов религиозных организаций является в значительной степени условной и основанной на опыте изучения развития христианской традиции, являющейся самой изученной в социологии религии и религиоведении. Понятие «церковь» не может быть применимо в описании типов религиозных организаций в остальных мировых религиях, поскольку они не образуют в своем развитии церковь в его классическом понимании. На примере анализа развития ислама, иудаизма и индуизма хорошо видно, что вне христианства очень сложно применять понятия церкви и деноминации, а также проводить четкое разграничение между ними и другими типами религиозных организаций и институтов. А вот, что можно сказать с большой уверенностью, так это то, что процессы образования тех или иных типов религиозных организаций, происходившие на протяжении всей человеческой истории в последнее время значительно активизировались (прежде всего, культов и сект). Но если традиционные для того или иного общества, культуры, нации или группы религии оказывают конструктивное влияние на процесс жизнедеятельности общества, то возникший в последнее время целый ряд религиозных новообразований, активно распространяющих свое влияние на молодое поколение на Западе и территории бывшего СССР, в значительной степени носит антиобщественный и антигосударственный характер. Речь в данном случае идёт о деятельности целого ряда религиозных организаций, в отношении характера деятельности которых постепенно входят в научный обиход термины «тоталитарная секта» и «деструктивный культ» (например, «АУМ Сенрике», различные сатанинские культы и секты).

Поэтому для обозначения данного института политической системы общества, целесообразнее будет применять термин «религиозные конфессии и организации», при этом понимая под религиозными конфессиями традиционные для данной страны религии (церкви и деноминации). Именно этот, на наш взгляд, «нейтральный» термин отображает всю внешнюю сторону многообразия религиозной жизни, которая сложилась в сложнейшую систему исторически традиционных религий и нетрадиционных вероучений.

Применительно к ситуации с религиозными объединениями в Российской Федерации, традиционными религиозными конфессиями следует признать традиционные для России религиозные конфессии (организации и объединения): православия, ислама, буддизма, иудаизма, а также другие традиционные для России конфессиональные религиозные объединения и организации (например, католичество).

Использование этого термина позволит снять и преодолеть некоторые нестыковки в научной типологии и классификации религиозных организаций и объединений, а также выйти за рамки сухого и поверхностного законодательного определения понятия религиозных организаций и объединений (содержащегося в Федеральном Законе от 26.09.1997 г. «О свободе совести и религиозных объединениях» (31)), и не отображающего все аспекты и многообразие религиозной жизни современного российского общества.

Самой крупной по численности среди традиционных конфессий России является Русская Православная Церковь Московского Патриархата, влияние которой в последнее время, в особенности после воссоединения с РПЦЗ и активизации её деятельности внутри страны, чрезвычайно возросло.

Второй по численности религиозной конфессией в России является ислам, не имеющий в РФ в настоящее время единого духовного центра. Спецификой ислама, как религии является то, что он не предполагает обязательность четкой духовной иерархии, характерной для ряда христианских церквей, а также наличия единого духовно-административного центра в масштабах государства. На территории РФ действуют два Духовных управления мусульман, Духовное управление мусульман Европейской части России и Сибири (г. Уфа), охватывающее все группы татар и башкир; Духовное управление мусульман Северного Кавказа (г. Махачкала) объединяет народности Дагестана, чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев, кабардинцев, адыгов, черкесов и абазинов. В последние годы наблюдалась борьба между Центральным Духовным управлением мусульман России и европейских стран СНГ и Советом муфтиев России за главенство над проживающей в России мусульманской общиной.

Иудаизм в своем распространении исторически ограничен численностью еврейских общин.

Ареал распространения буддизма, как ещё одной традиционной нехристианской конфессии, регионально локализован: буддизм традиционно исповедуется коренным населением ряда регионов (Калмыкии, Бурятии, Тувы).

Среди протестантских церквей в России самой крупной деноминацией является Церковь Евангельских христиан-баптистов; в нее входит свыше 500 тыс. взрослых членов, объединенных в 387 религиозных общества.

Судить о численности приверженцев традиционных религий и деноминаций в РФ очень сложно. «В общественной и политической жизни нашей страны в основном заметны лидеры «этнических» религий. Для политиков и религиозных лидеров представление о количестве верующих в современном обществе — это свидетельство о степени влияния христианских церквей, мусульманских и буддистских объединений и т.д. Прежде всего, цифры, которые часто упоминаются в прессе, формируют представление о силе и влиянии самих религиозных лидеров». (32). «При высоких показателях уровней религиозности, фиксируемых исследователями на основе самооценки респондентов, выявляется их несоответствие характеристикам религиозного сознания и поведения… Религиозность же тех, кто считает себя верующими, часто носит ситуативный характер, в ней проявляется скорее не устойчивая мировоззренческая позиция, а умонастроение, отличающееся значительной подвижностью. Нередко люди называют себя православными или мусульманами, воспринимая эти религии как существенный элемент культурной традиции того народа, к которому они принадлежат» (33). Иными словами, декларируя о своей принадлежности к определённой религиозной конфессии и традиции, человек вовсе не обязательно разделяет её вероучение, участвует в таинствах, обрядах, является членом религиозной общины. Фактически он обозначает свою принадлежность к той или иной группе, культурной среде и национальному образу жизни (русский — значит православный; башкир — значит мусульманин; еврей — значит иудей и т.д.), хотя соответствующая религия и имеет для его сознания особую, по сравнению с другими религиями, ценность.

Такую же ситуацию мы наблюдаем и в других традиционных конфессиях. Например, в иудаизме: где большинство еврейской общины России не считает себя иудеями (т.е. евреями не просто связанными с еврейской религиозно-культурной традицией и организациями её формирующими, но при этом и верящими в Бога). Социолог О.Е. Казьмина, исследуя конфессиональный состав населения Российской Федерации, отмечает, что определить реальную численность иудаистов, среди российских евреев нелегко, поскольку «значительная часть российских евреев не религиозна, хотя в последние годы уровень религиозности российских евреев заметно возрос» (34). Говорить о численности буддистов ещё сложнее, поскольку в буддизме отсутствует представление об обязательной для каждого почитателя Будды религиозной практике.

Обращаясь же, к проблеме взаимоотношений религиозных конфессий и организаций с государством в настоящее время, следует отметить, что значительное количество государств официально и демонстративно позиционируют себя как государства «светские», стремясь не связывать себя какими-либо обязательствами во взаимоотношениях с религиозными конфессиями и организациями, ограничивая определёнными сферами взаимодействие с ними и стараясь не вмешиваться во внутренние дела друг друга.

Такая позиция отнюдь не означает принципиальной враждебности государства к институту религии и стремления государства окончательно секуляризировать все сферы человеческой жизнедеятельности. Поэтому и неудивительно, что как в странах Запада, так и вне пределов распространения западноевропейской культуры можно встретить различные модели взаимоотношения государства и религиозных конфессий и организаций, о которых писали классики русской политологической школы. Как теократию (Ватикан и Исламская республика Иран), так и господствующую религиозную конфессию (Греция, Великобритания, Финляндия и Скандинавские страны), признаваемые (Испания, Италия) и терпимые (США, Франция) конфессии и религиозные организации, пользующиеся различного рода (в том числе и финансовой) поддержкой со стороны государства.

Выбор той или иной модели взаимоотношений между собой этих институтов зависит от исторической традиции их взаимодействий, характерных для той или иной страны и общества, а также от занимаемой позиции руководства государства и религиозных конфессий.

Для православной Российской империи до эпохи Синодального периода истории Русской Православной Церкви была характерна модель союза (симфонии) Церкви и государства, привнесённая к нам из Византии. В Синодальный период своей истории Русская Православная Церковь являлась, фактически, господствующей церковью, сочетающей лишь некоторые принципы концепции симфонии Церкви и государства со своим новым правовым статусом, низведённым к превращению её в особую часть государственной системы. В постсоветской России, Русская Православная Церковь, как и другие традиционные религиозные конфессии в условиях светского государства, существуя как отделённый и независимый от государства институт и корпорация, стремится взаимодействовать с государством в рамках разработанной ею концепции «соработничества» — сотрудничества Церкви и государства (применяя концепцию симфонии к новым для неё условиям).

В соответствии с «Основами социальной концепции Русской Православной Церкви»:

«Областями соработничества Церкви и государства в нынешний исторический период являются:

а) миротворчество на международном, межэтническом и гражданском уровнях, содействие взаимопониманию и сотрудничеству между людьми, народами и государствами;

б) забота о сохранении нравственности в обществе;

в) духовное, культурное, нравственное и патриотическое образование и воспитание;

г) дела милосердия и благотворительности, развитие совместных социальных программ;

д) охрана, восстановление и развитие исторического и культурного наследия, включая заботу об охране памятников истории и культуры;

е) диалог с органами государственной власти любых ветвей и уровней по вопросам, значимым для Церкви и общества, в том числе в связи с выработкой соответствующих законов, подзаконных актов, распоряжений и решений;

ж) попечение о воинах и сотрудниках правоохранительных учреждений, их духовно-нравственное воспитание;

з) труды по профилактике прав