Законодательное собрание Краснодарского края 21 марта рассмотрит вопрос о наделении губернаторскими полномочиями Александра Ткачева. Его кандидатура 11 марта была внесена Дмитрием Медведевым на утверждение депутатов. Мало у кого возникают сомнения в том, что действующий глава региона подтвердит свои полномочия. Отныне он будет также исполнять обязанности специального представителя президента России по отношениям с Абхазией. Укрепит ли это назначение позиции Москвы в частично признанной республике или, напротив, создаст серьезные проблемы?
На первый взгляд, кубанский губернатор — это всего лишь один из руководителей субъектов РФ. Но в действительности положение Краснодарского края таково, что фигура его главы в нынешних условиях приобретает значение, выходящее за рамки отдельной территории. Этот регион России имеет третий показатель по численности населения после Москвы и Московской области (около 5,5 миллиона человек). Краснодарский край включает в себя территорию черноморского побережья, оставшуюся России после распада Советского Союза. Здесь расположены крупные курортные центры международного значения — Сочи и Новороссийск. В Новороссийске также заканчиваются нефтяные и газовые трубопроводы из Азербайджана и Казахстана. Новороссийский и Туапсинский порты занимают первое и третье место в стране по грузообороту.
Краснодарский край непосредственно граничит с Абхазией, частично признанной республикой, пользующейся военно-политическим покровительством России. И большинство жизненно важных для Абхазии вопросов, таких, как интеграция в общероссийский рынок, транспортная логистика, решение широкого спектра социальных проблем (от выдачи российских загранпаспортов до оформления пенсий и пособий для жителей республики) решаются именно в Краснодарском крае. И, конечно же, территория, на которой регулярно проводят свои отпуска и рабочие встречи первые лица государства, дает губернатору высокий неформальный статус, отличающий его от других коллег по региональному управленческому корпусу.
В 2014 году Ткачев будет принимать зимнюю Олимпиаду в Сочи. Следует при этом отметить, что крупнейшее спортивное событие четырехлетия будет иметь немаловажное политическое значение для Владимира Путина. Этот проект он рассматривает, как зримое доказательство успеха своего курса по преодолению «хаоса 90-х»и укреплению позиций России в мире. Другой вопрос, насколько такое представление соответствует действительности. Но при любом раскладе праздник олимпийского спорта становится важным символом российской власти. И в этом проекте роль кубанского губернатора невозможно недооценивать.
Представить себе удачную реализацию олимпийского проекта без подключения абхазской инфраструктуры вряд ли возможно. Еще с советских времен интеграция курортных комплексов Абхазии и Большого Сочи была очень высока. И хотя многие связи были разрушены грузино-абхазским конфликтом, последующей блокадой республики и отсутствием ее официального признания, их восстановление представляется логичным и обоснованным. И к этому есть интерес и у российской, и у абхазской стороны.
Однако дьявол, как известно, кроется в деталях. Так, выстраивая отношения с Абхазией, надо иметь в виду такой немаловажный фактор, как асимметрия восприятия. То, что для России выглядит, как второстепенное и третьестепенное событие, то в маленькой частично признанной республике, не преодолевшей до конца международную изоляцию, зачастую рассматривается, как значимый вызов. И, принимая во внимание этот сюжет, решение российской власти о назначении спецпредставителя не кажется безупречным кадровым ходом.
Во-первых, Александр Ткачев на абхазском направлении имеет далеко не блестящий «послужной список». В 2004 году во время президентской избирательной кампании он принимал самое активное участие в попытках Кремля реализовать операцию «преемник». Речь тогда шла о массированном использовании административного ресурса для обеспечения победы тогдашнего главы абхазского правительства Рауля Хаджимбы. Именно его назвал своим преемником первый президент Абхазии Владислав Ардзинба. Однако на выборах победил отнюдь не тот кандидат, на которого ставил Кремль, а его оппонент Сергей Багапш. В условиях внутриполитического кризиса в республике он позиционировал себя не как посредник и миротворец, а как жесткий политик, недовольный исходом голосования. Так, во время переговоров штабов Багапша и Хаджимбы кубанский губернатор заявлял, что если стороны не смогут найти компромисс, он готов инициировать закрытие границы и прекращение выплаты пенсий жителям Абхазии. К счастью, стороны смогли прийти к согласию и экстремальные меры не потребовались. Более того, впоследствии Ткачев многократно встречался и успешно взаимодействовал с Багапшем, при котором Абхазия получила первое признание своей государственности. Однако неприятный осадок от той истории остается до сих пор. И нет никакой уверенности в том, что «силовой стиль» Ткачева не будет снова востребован.
Во-вторых, за время своей губернаторской практики Ткачев неоднократно оказывался в центре внимания в связи со скандалами по национальному вопросу. Показательно, что во время одного из своих выступлений по проблемам миграции кубанский губернатор заявил о том, что Краснодарский край — это «казачья земля» и все должны понимать, чьи здесь «правила игры». Отсюда и продвижение своеобразной идеологии «кубаноцентризма», при которой акцент делается на преподавании специальных курсов по «кубановедению» и усиленной пропаганде «покорителей Кавказа» безо всякого учета полиэтничного характера региона.
Вместо поиска путей скорейшей социальной интеграции этнических меньшинств в кубанский социум региональная власть создала из них образ врага. Итогом стала эмиграция в США представителей общины турок-месхетинцев. Между тем, турецкий фактор можно было с успехом использовать на грузинском направлении российской внешней политики. В 1999 году Грузия, вступив в Совет Европы, приняла на себя обязательство вернуть на историческую родину турок-месхетинцев, которые были депортированы из республики сталинским режимом в 1944 году. Однако процесс репатриации всячески тормозился. Предоставив туркам российское гражданство, Россия смогла бы переиграть Грузию в этом вопросе и создать для себя козыри на абхазском и югоосетинском направлении.
Увы, местническое сознание, партикуляризм и отсутствие общенационального мышления привели к совсем другим результатам. В частности, антиармянская риторика Ткачева не раз создавала сложности в отношениях России с ее стратегическим союзником Ереваном.
В феврале 2011 года в телепередаче известного журналиста Владимира Познера Ткачев признался, что на первых этапах своей губернаторской деятельности часто поддавался эмоциям и делал «глупости». Результатом такой «эмоциональной политики» стала репутация националиста, от которой абхазы вряд ли будут в большом восторге.
В-третьих, на восприятие Ткачева в качестве спецпредставителя по Абхазии повлияет и история попыток объединения края с Адыгеей в 2004-2006 гг. Географически Краснодарский край со всех сторон «окружает» этот субъект РФ, который до 1990 года входил в его состав в статусе автономной области. После выхода Адыгеи из состава края управленческие элиты и национальные движения адыгского мира (абхазы этнически близки адыгам) крайне негативно относились к любым планам по возвращению республики в состав Краснодарского края. И в ситуации с объединительными проектами Ткачев, принимавший их с определенными нюансами и оговорками, воспринимался как их горячий поклонник в силу своих «эмоциональных ошибок», допущенных при решении «турецкой», «курдской» или «армянской» проблем.
В-четвертых, введение поста спецпредставителя по Абхазии неизбежно ставит вопрос о координации кубанского губернатора с посольством России в Сухуми. С 25 октября 2008 года в республике работает опытный дипломат Семен Григорьев, имеющий за плечами опыт Афганистана, Центральной Азии и Ирана, а также взаимодействия с Абхазией и Южной Осетией по линии департамента СНГ МИД России. За это время у его команды сформировались свои представления о том, какая политика в этом регионе может быть наиболее оптимальной. Наверное, к работе посольства в целом и посла, в частности, могут быть нарекания. Например, разрешение имущественных проблем граждан России в Абхазии, мягко говоря, далеко от идеала. Однако при появлении нового чиновника, ответственного за абхазскую политику, неизбежно возникают проблемы конкуренции аппаратов и подходов к ситуации.
Все это может лишь затруднить быструю и адекватную реакцию на возникающие вызовы. К тому же подобное «раздвоение» будет создавать внутри абхазских элит ненужную конкуренцию за доступ к представителям российского государства. При этом позиция Москвы может утратить свою четкость и внятность.
Таким образом, признавая важность Абхазии для реализации олимпийского проекта и необходимость усиления интеграционных связей республики и Краснодарского края, нельзя не видеть важности этнополитической проблематики и особенностей национальной психологии. Игнорирование этих моментов, приносимых в жертву технократическим соображениям, может иметь не самые позитивные последствия для российских интересов на Кавказе. Уже давно пора понять, что национальные проблемы хотя и не измеряются в денежном выражении, но очень часто оказываются важнее, чем самые выверенные бизнес-планы.