Как-то на заре современного искусства в России я обедала с арт-дилером из Америки, обычным эмигрантом из-под Жмеринки, и брала уроки жизни.
— Кого выберем в качестве обезьяны? – вальяжно раскинувшись в кресле, раскуривая ароматную сигару, спросил он.
Гримасы тупости заиграли на моем лице. Он засмеялся и объяснил: «Обезьяны – так боссы называют дур, которые мечтают оказаться на обложках глянца».
Помня тот опыт постижения мудрости, наблюдая за выходом в тираж участниц Pussy Riot, я была уверена: боссы сдадут девок. Так, впрочем, и поступил галерист и политолог Марат Гельман. Напрасно девки грозили сквозь решетку поддержкой сверху, мол, есть босс, кто из обезьянника извлечет их прямо на берега Таити, а вас всех, менты поганые, пересажает. Что-то извлечения не последовало. Что-то акция под кодовым названием «ХХС» начала пробуксовывать и что еще хуже, «идиоты» — выражаясь языком Тер-Оганьяна — то есть мы, обычные русские люди, призвали поставить крест на выходки бесноватых.
14 марта у здания Московского городского суда выстроились защитники Pussy Riot. Ну выстроились, ну устроили еще один флэшмоб, ну поиграли с терпением и гневом оскорбленного русского народа и забыли. Впервой что ли?! Так нет, вдруг в интернете появляется запись Екатерины Деготь. Екатерина Деготь встретилась с гражданской активисткой Таисией Круговых и записала историю о том, как добрых защитников милых «девочек» Pussy Riot избивали злые дядьки и самый ужасный «Александр Босых, член президиума объединения «Родина — Конгресс русских общин», человек, близкий к вице-премьеру Дмитрию Рогозину, и известный своей агрессивностью боевик».
Эта запись примечательна (для меня, во всяком случае) двумя обстоятельствами.
Первое. Таисия Круговых – не вполне здоровая девушка. И тот «босс», кто втянул ее в проект «современное искусство», даже не циничен.
Второе. Екатерина Дёготь. Эта дама, известная арт-критик, специалист по искусству ХХ-ХХ1 века, куратор громких выставок современного искусства.
Одна из них проходила в Мраморном дворце Петербурга. Были представлены полотна «перестроечных» художников и «некрореализм», здесь на полотнах нарисованные человекоподобные существа, на черных мохнатых чертей смахивающие, извергали кал. Да… сам Мраморный дворец (филиал Русского Музея) стоял не отреставрированным, серо-голубая краска на стенах облупилась, посыпалась… Было странно смотреть в дворцовые окна на могучую Неву – тяжелый лед только начинал вскрываться – на золотой шпиль Петропавловского собора, вспоминать зачем-то: «С Гумилевым вдвоем/ Вдоль замерзшей Невы, как по берегу Леты/ Мы спокойно, классически просто идем/ Как попарно когда-то ходили поэты»… и потом обернуться, чтобы увидеть это….
Это – от куратора и знатока современного искусства Екатерины Деготь.
Это – к чему, собственно говоря, и пришли гумилевы-ивановы.
В углах пустынных залов Мраморного Дворца сидели безучастно как-то смотрительницы. Если с ними разговоришься, то узнаешь: «эта выставка пугает не только их, смотрительниц, но и посетителей». Экспозицию сопровождали рекламные проспекты. Можно было прочитать слова о том, что представленные художники – аристократы, что ими интересовался сам Энди Уорхол, что сам Энди Уорхол нашел в них дух свободы и демократии, что они боролись с советской властью и свели в могилу нескольких генсеков… Что-то такое написала для выставки именитый арт-критик, куратор выставки Екатерина Деготь.
И вдруг сегодня сама Екатерина Деготь спускается с высот королевства критики, с облаков члена-корреспондента Российской академии художеств до записи слов гражданской активистки Таисии Круговой для OPENSPACE.RU! Неужто босс заставил? перевести современное искусство на другую орбиту? (Марина Алексинская)
Приводим запись Екатерины Деготь рассказа Таисии Круговых, молодого фотографа и видеохудожника, победителя конкурса видео о выборах «Око за Око» OPENSPACE.RU
«Мы стояли в одиночных пикетах, как полагается, по одному на расстоянии тридцати метров.
Первыми пришли нашисты, их легко было узнать по уровню интеллекта. Кроме того, я их уже видела раньше. Они шли, как всегда, с двумя камерами, задавали мерзкие провокационные вопросы. Например, как мы относимся к оргиям и когда будет следующая (только гораздо более грязное слово употребляли). Там среди них есть один самый мерзкий, кто паразитирует на Pussy Riot, он себя называет Dick Riot и ходит в черной шапке такой же. Один из комиссаров «Наших» называет себя «независимым журналистом». Он сразу начал меня оскорблять как женщину.
Потом, когда уже меня избили, его тоже задержали под горячую руку. Он сидел там в автозаке уже без шапки. Жалкий такой, очень боялся, просил меня подтвердить, что он не нападал, не обижал меня, просил даже прощения. Я подтвердила, и его отпустили.
Но, в общем, после «Наших» появились в какой-то момент мужчина и женщина. Они стали поливать нас всех водой, воды у них было много бутылок в сумке. При этом говорили: нет, нет, не волнуйтесь, эта вода святая.
При просьбе не окроплять они продолжали. Брызгали в лицо. Я теперь понимаю, что это тоже было насилие.
Потом появились эти парни, и я поняла, что сейчас будут бить. Я огляделась — может, кто защитит. Рядом стояло трое фотографов, они сразу же отошли, сказали: извини, мы снимаем.
Тут окропляющий говорит: не волнуйтесь, атеистов мы тоже спасаем, если они окропленные, так что на вас не нападут. И быстренько так отошел в сторону. Он уже знал, что я атеистка, я ему уже задала к этому моменту разные вопросы — про говорящего змея, про Адама и Еву. Верит ли он, что змеи могут говорить. Пыталась понять, насколько он верующий, точнее, соотношение рационального и иррационального у него. Но на элементарные вопросы о происхождении человека эти люди обычно затрудняются отвечать.
Потом ИТАР—ТАСС разместило новость, назвало имя этого окропляющего, и он утверждал, что после окропления я забесновалась и стала нападать на людей. Вообще мне показалось, что они с нападавшими были как бы из одного отдела. Но пришли они с разных сторон.
И вот я увидела, что идет толпа какая-то вместе с журналистами. Они приблизились к человеку, который стоял в пикете ближайшим ко мне. Вырвали у него плакат «Свободу Толокно», бросили плакат на землю и стали на нем скакать, а парня назвали жидом. Он в драку не полез, только говорил с ними.
Выглядели они немного как футбольные фанаты — камуфляжные куртки, кроссовки и шапочки. Я тогда еще порывалась пойти за парня заступаться, но я знаю, что насилие — это не метод. И я никак не могла решиться, у меня еще громадный плакат был в руках, я не знала, что с ним сделать.
И вот они двинулись ко мне, все камеры стояли вокруг, и этот, который впоследствии оказался Босых, начал тянуть плакат на себя, я не отдавала. Он ударил меня в лицо кулаком, я отлетела на асфальт… Не могу сказать, что я стояла у забора и меня били, я все-таки инстинктивно пыталась защищаться, хотя это совсем не мои методы. Я просто поняла, что сейчас дальше все это пойдет и весь пикет превратится в кровавое месиво скоро.
Слова при этом он произносил только нецензурные, самое приличное — это что я либеральная гнида, остальное я даже повторить не могу.
Милиция стояла вокруг и не подходила, их было человек пятьдесят, они никого не останавливали.
Потом я поднялась с земли и, ничего не понимая, пошла на огромного амбала в камуфляже, он сорвал с меня шапку, и этот Босых начал мне мазать волосы клеем «Момент». Я в этот момент повернулась и его ударила — и тут же получила мощный… нокаут, наверно, это называется. Потом выяснилось, что он боксер, этот Босых, у него сила есть давить либеральных гнид. Хотя я не уверена, что я либеральная.
У него еще дихлофос с собой был, как впоследствии оказалось. И целая упаковка этих «Моментов». И он бы их пустил в ход, но тут за меня вступился один парень, сорвал шапку с того мужика. Потом подошли трое… у этого парня сейчас отбита почка, он у врача.
В общем, потом я очухалась, а то как-то было все в тумане: кулаки летают, за волосы хватают… При этом это все снималось на камеры. Там четыре телеканала было. И милиция съемке никак не препятствовала.
Потом все это закончилось, я очутилась одна, они, видимо, пошли дальше, но больше никого не били. Я стала ходить и спрашивать у милиционеров, которые тут же стояли, почему они его не задерживают, никто на меня не реагировал. Потом один милиционер все-таки согласился со мной пойти поискать нападавшего. Пошли по улице, я увидела этого парня, говорю — он. Ну, они нас двоих посадили в автозак. Босых не сопротивлялся. Он еще об этом пишет в ЖЖ как о героизме своем, что он сам сдался. В этот момент милиционеры вроде бы мне сочувствовали, но я потом поняла, что это такая двойная игра.
Меня посадили в автозак, спросили: будешь писать заявление? Я говорю: буду. Мне дали бумагу, а у меня руки ужасно трясутся, еще от холода, потому что я там с семи утра стояла, и вообще у меня здоровье, скажем так, не очень. И вот я трясущейся рукой пишу на него заявление. Еще в этом автозаке был первый парень, на которого напали, его сначала арестовали за незаконный якобы пикет, но потом переквалифицировали в свидетеля. И вот мы втроем поехали в отделение и там давали показания. Босых сказал, что это я на него накинулась, что я неадекватная, наркоманка, поливал меня грязью.
Появились сотрудники центра «Э», трое, все в черном. Не знаю, кто их вызвал, видимо, кто-то дал неправильную информацию, что задержана еще одна участница группы Pussy Riot. Этот экстремист — ну то есть сотрудник управления по противодействию экстремизму, но вполне подходит его экстремистом называть — мне сказал, что я подозреваюсь по делу, но так как бы вскользь.
Телефон у меня, кстати говоря, теперь стали вдвойне слушать — не доходят сообщения часами, это признак прослушки.
Потом этот сотрудник центра «Э» забрал Босых в отдельную комнату и о чем-то с ним беседовал, причем очень дружелюбно.
До того как эти эшники приехали, я думала, что милиция на моей стороне, но потом поняла, что обманывалась. Им, может, просто жалко меня было, у меня был синяк, грязь на спине, руки тряслись. У меня была белая ленточка против Путина, и каждый мент мне говорил: ты что, сумасшедшая, сними сейчас же. Типа так по-отечески. Менты вообще были нормальные, но какие-то очень уж диалектичные. Мне сочувствовали, но в то же время и с этим парнем, Босых, общались дружески. Сашком его называли. А эшников они как бы слегка боятся.
Меня повезли в травмопункт, Босых потребовал, чтоб меня проверили на алкоголь и наркотики. Я могла отказаться от этой процедуры как заявитель, но я поехала, я наркотики не употребляю и отнюдь не была пьяна.
В травмопункте врач сказал, что у меня сотрясение мозга и ушибы мягких тканей. Ксерокопию заключения мне отказались давать.
Обследование на наркотики было самым ужасным опытом. Две абсолютно хамские врачихи по-настоящему надо мной издевались, назвали меня олигофренкой из-за того, что у меня руки тряслись, когда я расписывалась. Потом послали меня делать анализ мочи, и мент, который меня привез, стоял и на это все смотрел, а двери там в туалете не закрываются. Следил, чтобы я мочу водой не разбавила.
Босых проверяли только на алкоголь, он сам попросил себе эту процедуру. Он вообще вел себя спокойно и уверенно, у него постоянно звонил телефон, и он все время говорил ментам, что скоро приедет Конгресс русских общин сюда и чтоб лучше с ним не связывались. И что он работает на Рогозина — я не поняла, пресс-секретарем или вроде того. Звонил еще своим друзьям и говорил: приезжайте, подавайте на нее тоже. Что якобы я сама на него напала. Звонил и говорил, что шеф (Рогозин) за него заступится, но что такую бомбу ради этой гниды рвать не стоит, это не тот уровень. Менты не знали, кто такой Рогозин, а центр «Э» знал и после этих слов как раз его увел в отдельную комнату. Этот представитель КРО действительно приехал, в черном, с бородкой и с крестом, по-моему.
Босых, кстати, когда по телефону говорил — может, нарочно, чтобы я слышала, — сказал, что не понял, почему меня никто не защищал. Типа: почему она сама дралась? Какая-то баба дерется. Такой его был комментарий. Это был его единственный мостик ко мне за все время, что-то человеческое.
Потом они захотели у меня взять отпечатки пальцев, но к этому моменту приехал мой друг, он меня научил все документы фиксировать на фотоаппарат и следил, чтобы все процедуры соблюдались. Вообще я поняла, что со всех документов надо требовать копии, особенно с документа о том, что они приняли ваше заявление. А вот паспорт иметь совершенно не обязательно, у них и так есть база данных, и есть ли сам паспорт, никакого значения не имеет. А отпечатки пальцев они не имеют права снимать, пока человек в чем-то не обвиняется, но они всегда это делают разными обманными путями. Иногда насильно. Экстремист меня тащил постоянно за локоть в комнату.
Там еще был эфэсбэшник, насколько я поняла. Парень-свидетель мне сразу сказал, кто ФСБ, а кто эшники, не знаю, как он определил.
Эти Босых и компания, как я поняла, такие бездельники, им нечем заняться, и вот они выполняют заказ сверху. У меня есть подружка, которая увидела этого Босых на видео со мной и вспомнила, что встречала его на Арбате, где он публично выступал с антисемитскими заявлениями. Он не сумасшедший, но просто гопник, полный ненависти и, главное, невежества. Его цель — чтобы
православие было православным, межполовые отношения — межполовыми, ну и так далее. Он давит геев и лесбиянок, меня в своем ЖЖ называет лесбиянкой. Это, по-моему, те же люди, которые были на гей-прайде и избили Костюченко. За один день в Фейсбуке ко мне добавилось несколько новых друзей — трансвеститы, трансгендеры, квир-сообщество, они показали мне фото этого всего. Это совсем бесправные люди, вот Надя (Толокно. — OS) борется за их права.
Я сейчас больше всего думаю — как это можно изменить? Насилие на насилие — это не метод. Но как с ними разговаривать? Все ведь началось с того, что я с окропляющими попыталась поговорить…
Я теперь поняла, что можно быть не только видеооператором, можно быть еще гражданским активистом. На 90 процентах всех акций я была только наблюдающей. А сейчас я поняла, что если бы все те 30 телеоператоров, что вокруг меня были, отставили камеры в сторону и встали на мою защиту, все было бы по-другому».