Голодовка Олега Шеина в Астрахани является признаком того, что «большая политика» в России перестает быть политикой-лайт, каковой она являлась последние пару десятилетий.
Все началось осенью 1993 года, когда долгий конфликт между президентом и Верховным советом завершился кровавым столкновением в центре Москвы. Главным уроком, который российские политики извлекли из этой драмы, оказался следующий: не надо драматизировать политические и идеологические споры. Громкая риторика бывает полезна для электоральных кампаний и телевизионных выступлений, но в отсутствии избирателей можно и даже нужно быть прагматичными. Уже во Второй Думе (1995-1999 годы) коммунисты отряжали несколько десятков депутатов для того, чтобы обеспечить проведение бюджета через парламент. Красные губернаторы, избранные протестным электоратом в 1996 году, быстро становились «розовыми», умеренными и аккуратными в диалоге с Кремлем. А и.о. российского Ле Пена стал виртуозный шоумен Жириновский.
Такая политическая система была готова к тому, чтобы принять доминирование Владимира Путина (так же, как и любого другого лидера — будь вместо Путина Лужков или Лебедь, ситуация различалась бы только нюансами, пусть и немаловажными). Политики, отказавшиеся принять новые правила игры, оказались в явном меньшинстве и были вытеснены на глубокую периферию политической жизни. Некоторым из них был закрыт путь в парламент после ликвидации одномандатных округов — ни одна из уцелевших партий не решалась принимать их в свои ряды. Другие нашли пристанище в «эсеровских» рядах. К числу первых можно отнести, к примеру, Владимира Рыжкова, к числу вторых — Олега Шеина.
Прагматизм, доходящий до цинизма, привел к резкому падению авторитета парламента и партий. Недавно Левада-центр провел опрос, согласно которому лишь 33% респондентов поддержали облегчение регистрации политических партий и 35% высказались против. Для сравнения — за выборность губернаторов высказались 51% участников того же опроса (против — 23%). Когда речь идет о главах регионов, люди выступают за восстановление собственного права на выбор. Когда говорят о партиях — имеют в виду политиков, которые заняты собственными делами.
Надо сказать, что появление в России политики-лайт было не только негативным явлением. Ничего похожего на противостояние 1993 года больше не наблюдалось. В ходе парламентских процедур в трех первых Думах (Четвертая и Пятая были «не местом для дискуссий») нарабатывался опыт компромиссов, которые далеко не всегда носили циничный характер. Законотворческий процесс в Третьей Думе был вполне качественным — когда парламент перестал играть в отвязанный популизм и еще не превратился в сервильный придаток исполнительной власти. Но чем дальше, тем больше становилась очевидной аномальность «политики-понарошку» — тем более что политическая жизнь все больше заполнялась имитационными структурами — симулякрами.
Возвращение политики, происшедшее в конце прошлого года в результате массовых протестных акций, привело к росту востребованности искренности в политической жизни, от которой общество уже отвыкло. Голодовка Шеина и его товарищей — как раз шаг в этом направлении. Люди готовы рисковать здоровьем для того, чтобы добиться справедливости. Первоначально, похоже, ни власть, ни оппозиция не придали этому событию особого значения — было ощущение, что пройдет неделя, может быть, дней десять — и все закончится. Однако уже вскоре стало ясно, что речь идет не о пиаре, не о картонных декорациях, а о реальном риске, на который пошли астраханцы. Когда доктор Лиза публично высказала неблагоприятный прогноз состояния здоровья голодающих, астраханская история стала общероссийской.
Возвращение искренности приводит и к тому, что еще недавно вполне допустимое становится морально осуждаемым. Четыре года назад вряд ли серьезную дискуссию вызвал бы вопрос об участии звезд в агитации за власть на очередных выборах, президентских или парламентских. Это было абсолютно привычным делом, нормой. Сейчас же ожесточенные споры вызывает даже фигура Чулпан Хаматовой, снявшейся в пропутинском ролике (впрочем, «перехлесты» неудивительны — даже мать Терезу некоторые обвиняли в общении с гаитянским диктатором Дювалье, репутация которого была намного хуже путинской). Еще недавно тесный союз государства и церкви был чем-то само собой разумеющимся — а сейчас он стал одним из основных факторов, приведших в последние недели к быстрой десакрализации священноначалия в глазах наиболее активной части россиян — как раз той части общества, на которую всерьез пытался сделать ставку патриарх Кирилл.
Конец политики-лайт — это не только благо, но и серьезное испытание на зрелость для российского общества, в котором ощущается сильнейший дефицит демократических традиций. Уже в ближайшее время станет ясно, учло ли оно драматический опыт гражданского противостояния почти двадцатилетней давности. Сможет ли оно, уходя от одной крайности, не оказаться в плену другой — как это произошло в 17-м году, когда цинизм значительной части правившей бюрократии сменился фанатизмом революционеров, искренне веривших в свою миссию. Впрочем, есть основания полагать, что антиавторитарный консенсус оппозиции будет содействовать нахождению оптимального соотношения между политической искренностью и толерантностью, сильнейший дефицит которой ощущался не только в 17-м, но и в 93-м году.