С руководителем федерального агентства по делам молодежи из Перми мы улетали одним рейсом. Василий Якеменко сидел за столиком в кафе аэропорта «Большое Савино» и ждал, когда объявят посадку. Если это он, то почему сидит один? Подошла поближе — и правда, Якеменко.
— Зачем вы приехали на Пермский форум?
— Это связано с моим желанием попробовать себя в новом проекте. Приехал на форум послушать тех, кто недоволен существующим положением вещей. Я наделся встретить конструктивные предложения, позволяющие использовать появившуюся в обществе энергию. Ответа у участников форума нет. У меня сложилось впечатление, что как никто не понимал людей, выходивших на площади, из тех, кто хочет этими людьми руководить, так никто и не понимает.
— С кем вы разговаривали на форуме?
— Я не разговаривал ни с кем, я был на пленарном заседании, посмотрел работу нескольких секций, среди которых медиа, культура, политика. Мне хотелось понять, как можно конвертировать энергию людей, выходивших на Болотную, во что-то важное и полезное для страны.
— Вы чувствуете эту энергию как враждебную для себя лично или как дружественную?
— Ни то и ни другое. Болотная — это очень разнонаправленные силы.
— Слышали шепот за вашей спиной: «Смотри-смотри, это же Якеменко, кто его позвал? Не я! Не я!»?
— Олег Чиркунов как губернатор может сидеть за моим столом на Селигере и пользоваться моим гостеприимством. Его право сформировать свое собственное мнение о том, что это за площадка. Я не понимаю, почему я не могу приехать к нему на его форум. Если я иду по форуму, и за спиной стоит шепот, то мне жаль, что у людей нет в жизни ничего более важного, чем соседство с Якеменко. Это было бы грустной новостью для организаторов Форума. Но я уверен, что это не так.
— Думаете, что сможете начать новую карьеру после вашей работы с «Нашими» и Росмолодежью?
— Что вы понимаете под новой карьерой?
— Стать федеральным политиком на любой другой должности.
— У меня есть какие-то проблемы, которые я не замечаю?
— Похоже, что есть
— Даже в этом случае выход есть. Может быть, вам этот пример покажется не вполне корректным, но я помню, какое отношение в обществе было к Ксении Собчак лет семь назад, что не мешает ей сегодня прекрасно себя чувствовать в любой аудитории. Я далек от мысли сравнивать свою карьеру с такой замечательной карьерой, как у Ксении Собчак, но ее история показывает, что всякие проблемы имеют решение. И люди меняют свое отношение.
— Ксению, в отличие от вас, никогда не подозревали в совершении уголовных преступлений.
— Я бы не хотел, чтобы меня подозревали в том, в чем подозревали Ксению.
— То есть лучше, когда вас подозревают в покушении на Кашина, чем в сексуальном скандале?
— Нет, нет, еще раз. Все мои скандалы хороши тем, что ни в одном из них нет ничего, кроме предположений сильно заинтересованных в этих скандалах лиц. А фактов там нет. Ведь верно? Фактов-то нет нигде. Ведь правильно? — как говорил один из героев «Золотого теленка».
— Хотя с вами тоже были сексуальные скандалы. Про палатку Якеменко, например.
— Простите, где факты? Вы видели переписку? Нет, это все не факты. Вот когда вы сядете, покажете мне доказательства и зададите вопрос: «А что ты скажешь теперь?» — вот тогда мы будем это обсуждать. И тогда я буду об этом говорить. Но фактов у вас нет, и говорить не о чем.
— Репутация — это не факты, Василий, в этом-то и обида, фактов нет, но и репутации нет.
— Обидно кому? Вам обидно за мою репутацию?
— Мне нет. Возможно, вы не совершали того, в чем вас подозревают, у вас на руках выигранные суды, но репутация у вас паршивая.
— Моя репутация — это то, что я делаю, и это те судебные решения, которые описывают понятными обществу словами, кто прав. Если при этом какой-то части интернет-сообщества, привыкшей считать, что они и есть все общество, приятно думать, что у меня проблемы, то пусть продолжают так думать. Как говорится, на здоровье.
— Но те, кто ходят на Болотную, и те, с кем вы приехали договариваться сюда, к вам враждебно ведь относятся?
— Кто вам сказал, что люди, пришедшие на Болотную, ко мне враждебно относятся? Мне кажется, вы переоцениваете мою известность. Вы думаете, что те, кто приходил на Болотную, знают, кто я такой?
— Кто такие «Наши» — они точно знают.
— Возможно, они знают, кто такие «Наши», но мы же сейчас говорим о моей репутации.
— То есть вы надеетесь, что про вашу связь с движением забудут?
— Нет! Я этого не говорил. Никто ни про что не забудет, речь о другом. Вы — не вся Болотная. Вы много дописываете за меня, некоторые придумывают за меня, и это хорошо, вы хорошо работаете. Но это не всех интересует. Даже из тех, кто вышел на Болотную. И Вы ошибаетесь, когда думаете, что Болотная и Сахарова говорит с Вами на одном языке. В тот момент, когда в фонтане с Навальным осталось 500 человек вместо миллионов, которые в этот момент должны были идти на Кремль, многое стало ясней. Мне кажется странным, сколько внимания вы уделяете моей персоне, а не реальным делам в моей карьере, впрочем, это ваше право.
— Хорошо, давайте о реальных делах и вашей карьере. Чего бы вы хотели для себя в будущем?
— Я хочу перемен в нашей стране. И мне кажется, что сейчас они возможны как никогда.
— 12 лет Путина, откуда перемены?
— Путин осуществил самые глобальные перемены в жизни нашей страны. С этим невозможно спорить. Если вы не считаете появление вас как социальной группы переменами, победу над бедностью — переменами, либерализацию политической системы — переменами, то это не более чем нежелание признавать перемены. Вы решили за Путина, что перемен не будет, но это противоречит тому, что мы видим каждый день.
— Ага, все понятно. Какую роль вы можете исполнять в государстве во главе с Путиным, где будете ему полезны?
— Я не буду сейчас говорить о своих планах. Могу вам сказать одно: я знаю, что я буду делать.
— Нет окончательных договоренностей?
— Я просто не могу забегать вперед, я работаю в команде и уважаю тех людей, которые меня взяли на работу, и не буду до того, как они примут соответствующие решения, комментировать свое будущее. У меня есть понимание, чем бы я мог быть полезен и чем бы мне было по-настоящему интересно заниматься.
— У вас на столе лежит книга Фукуямы, кто посоветовал почитать?
— Мать!
Слушайте, это оскорбительно — по части «посоветовал почитать». Я, конечно, все понимаю (смеется). Но у меня уже не тот возраст, когда я хожу за советом, я, к сожалению, в том возрасте, когда у меня спрашивают, что почитать.
— Какие книги вы советуете читать?
— Есть ряд книг, которые стоит почитать молодым людям, приходящим в политику: Хоффера «Истинно верующий», Хантингтона «Столкновение цивилизаций», того же Фукуяму. Есть люди, которым нужно вдохновение, для них есть книги Тома Питерса, для тех, кто не понимает, почему у кого-то всё , а у него ничего — «Гении и аутсайдеры» Малькома Гладуэлла. Меня часто спрашивают, что почитать, это издержки моего присутствия в социальных сетях.
— При каких обстоятельствах вы познакомились с Сурковым?
— Я познакомился очень давно, в начале девяностых.
— Вы помните обстоятельства?
— Да, конечно.
— Расскажите!
— Нет.
— Почему?
— Потому что это неинтересно. Ничего, что могло бы вас заинтересовать. Деловая встреча, я был организатором, обсуждали финансы, был общий товарищ. Все.
— Вы когда-нибудь задумывались о том, что через какое-то время вас могут надолго посадить в тюрьму?
— Только за преступления, которые я не совершал.
— Вы морально готовы к тюрьме?
— Нет. Не готов. Думаю, что не готов. Я думал об этом, как и любой человек думает, когда едет за рулем. Я сам вожу машину и стараюсь быть аккуратным: не дай бог сбить человека.
— Я не про машину.
— Я об этом думал, но никогда всерьез. Я ведь про себя точно знаю, что ничего такого не делал, за что бы мог потом сесть в тюрьму.
— А если к власти придут ваши политические враги и посадят вас?
— Я никому не желаю оказаться в тюрьме и не буду желать, нельзя сводить счеты. Если к власти придут люди, использующие подобные инструменты, то это будет грустно. Сегодня политическая борьба в странах, располагающих значительными природными ресурсами, предполагает максимально возможные ограничения, которые бывают в жизни, вплоть до изъятия этой самой жизни, если ставки будут слишком высоки. И я ничего не выдумываю: последние 20 лет западный мир изымает жизнь там и немедленно, где считает это необходимым для дела «демократии».
— Вы думали о том, что вас могут убить?
— Нет, я не думал о том, что меня могут убить или посадить. Но я многое допускаю. Для меня важно то, чем я занимаюсь, я понимаю, что делаю и возможные варианты развития событий. Возможно, за свои убеждения мне придется платить ту цену, которая потребуется. Не хотелось бы, но это входит в контракт.
— Контракт с кем?
— Ни с кем, это выражение такое. В свое время мы пошли к эстонскому посольству и стояли там, хотя нас предупредили о том, что 10 лет никто не сможет выезжать в Европу. Нас внесут в черные списки И что мы должны были сказать? «Ах! Раз так, мы прощаем Эстонии оскорбление»? Так ничего никогда не будет.
— И что, вы 10 лет не были за границей?
— Да, я в черном списке, и еще десятки членов движения «Наши». И ни в одну страну Европы мы не можем поехать. Вы не знали? С 2007 года.
— Ох, да вы просто, как Лимонов, отчаянный.
— Лимонов — это самая высокая нота в нашем революционном движении. До Лимонова нам, к счастью, далеко.
— У вас есть личные враги?
— Нет, я не агрессивный человек. У меня нет личных врагов, даже в стане оппозиции. Нет и среди тех, кто ежедневно желает мне «ВКонтакте» разнообразных неприятностей. Я не считаю этих людей своими врагами, они, может быть, считают меня своим врагом. Это их право. У меня есть, как у мистера Фикса, план, и я могу сотрудничать со всеми, кто идет к тем же целям, как бы они ко мне ни относились.
— Кто виноват в том, что в России все не так идеально, как вы бы хотели?
— Искать виноватых нельзя. Это непродуктивно. Примерно понятно, что мешает жить по-человечески. Но ответ на этот вопрос — это отдельное интервью. Александр Аузан, например, считает, что нам необходим общественный договор, он об этом на форуме говорил, это звучит разумно. Я с ним согласен.
— Василий, ну нельзя топтать и сжигать портреты друзей Аузана, а потом с ним соглашаться, ну что это?
— А можно соглашаться с присутствием Гельмана на форуме после обезьяны в пиджаке с орденами героев? Оказывается, можно. Люди делают глупости, это не мешает им потом сесть и договариваться. Можно сказать — да, мы делали глупости, но, поскольку мы должны двигаться вперед, сегодня мы договариваемся. А я лично не топтал портреты.
— Вы лично нет, но дети, за которых вы отвечаете?
— Мое сотрудничество с движением «Наши» закончилось в 2007 году, а история, к которой вы обращаетесь, относится к 2010 году. И я хочу вам сказать, что дети имеют право совершать ошибки, и все люди имеют право совершать ошибки — они через анализ, как правило, своих ошибок развиваются. И в МК в том же месяце была моя статья, где я извинился за то, что я не делал, именно потому, что осознавал свою ответственность за поступки ребят из движения. И я извинился сразу же, а не через три года сегодня, но вы этой информацией не располагаете, потому что интересно только то, что они топтали, а не то, какую оценку я этому дал.
— Куда денутся с вашим уходом Маша Кислицина, Никита Томилин и многие другие, чья карьера связана с вами?
— С моей точки зрения, их ждет прекрасная общественно-политическая карьера. Они взрослые люди, им к тридцати.