Бывшего британского премьера Маргарет Тэтчер сейчас многие называют провидцем. Ведь еще в 90-е годы, сразу после своей отставки, «железная леди» сделала поразительно точные прогнозы о будущем еврозоны, формировании «бюджетного союза» и усилении роли Германии в Европе. Она предсказывала, что в новом веке Соединенные Штаты могут осуществить несколько интервенций с плохо продуманными целями и утратить «моральное лидерство». Кроме того, Тэтчер уверяла, что со временем американцы начнут сдавать своих союзников, а режим Муамара Каддафи падет в результате народного восстания.
«Вавилонская башня» Евросоюза
В 1990 году в результате внутрипартийного заговора Тэтчер вынуждена была уйти в отставку. Причиной недовольства консерваторов стало ее критическое отношение к идее «европейского сверхгосударства». «Железная леди» настаивала на том, что Британия не должна участвовать в «опасных» проектах, которые инициируют «брюссельские еврократы». И, покинув резиденцию на Даунинг-стрит, она возглавила так называемую брюггскую группу британских законодателей, которая выступала против политического союза с континентальной Европой.
В 1992 году был подписан Маастрихтский договор, учреждающий Европейский союз, и Тэтчер всю свою энергию бросила на то, чтобы сорвать его ратификацию. В знаменитой гаагской речи об «архитектуре Европы» она провозгласила, что европейские федералисты пытаются строить будущее, напрочь при этом застряв во вчерашнем дне. «Они совершают серьезную интеллектуальную ошибку, — заявила Тэтчер, — выбрав модель централизованной бюрократии, в то время как времена искусственно сконструированных мегагосударств прошли».
Модель, которую противопоставляла им Тэтчер, пользуется сейчас огромной популярностью среди европейских прагматиков. «Обязательно ли участие всех без исключения членов сообщества в каждой новой европейской инициативе? — вопрошала она на заседании Глобальной коллегии в Гааге. — Вполне может случиться так, что после расширения лишь часть из них захочет перейти к следующему этапу интеграции. Мы должны стремиться к многовариантной Европе, в которой группы стран, такие, например, как Шенгенская группа, будут находиться на различных уровнях кооперации и интеграции. Конечно, подобная структура лишена аккуратности миллиметровой бумаги. Однако она сможет вобрать в себя все многообразие посткоммунистической Европы». Хрестоматийной стала фраза, сказанная «железной леди» в Гааге о том, что федералисты мечтают построить новую Вавилонскую башню, только в отличие от библейских строителей, которые по крайней мере говорили на одном языке, не всегда хорошо друг друга понимают».
По сути, Тэтчер была главным вдохновителем «антифедералистской кампании» в ЕЭС (Европейское экономическое сообщество — организация — предшественник ЕС) и пыталась убедить американцев в том, что дальнейшая европейская интеграция противоречит их интересам. «Передавая часть своего суверенитета наднациональным структурам, — заявила она, выступая в Чикаго в Совете по международным отношениям в июне 1991 года, — мы предаем жизненно важные интересы страны и рискуем оказаться в ситуации, когда законы, принятые британским парламентом, превратятся в никому не нужные бумажки». К тому же, по словам Тэтчер, пропасть в доходах, которая существует между странами новой и старой Европы, «может привести к появлению второй Берлинской стены, связанной уже не с идеологическими различиями, а с имущественным расслоением».
Тэтчер резко критиковала недальновидную политику своего преемника Джона Мейджора, который пошел на поводу у еврократов и подписал Маастрихтский договор, «наивно полагая, что Британия сможет занять место в сердце Европы». И хотя ему удалось закрепить за Лондоном право не участвовать в проекте единой европейской валюты и общих социальных проектах, баронесса была уверена, что теперь Брюссель легко сможет навязать британцам свою волю. Чтобы этого не произошло, Тэтчер предложила использовать право вето в случае «принципиальной угрозы национальным интересам» (через двадцать лет торийский премьер Дэвид Камерон вспомнит об этом предложении).
«Власть бюрократов для бюрократов»
Сейчас большинство европейских комментаторов поражаются, насколько точны были прогнозы «железной леди», ведь события в ЕС развиваются по сценарию, нарисованному ей в начале 90-х. «Положение Маастрихтского договора о том, что «государство-член не отвечает по обязательствам другого государства, — писала она в «Таймс» в 1993 году, — вряд ли просуществует долго. На территории евро будет не только единая валюта, там будет единый бухгалтерский баланс. Шаг в этом направлении уже сделан в так называемом Пакте стабильности, успешно навязываемом Германией в качестве условия приема экономически слаборазвитых стран в зону евро. Рано или поздно европейские государства договорятся о гармонизации систем налогообложения, делегируют право принятия фискальных решений руководству ЕС, и национальные правительства неизбежно превратятся в некое подобие «местных органов власти».
Что касается перспектив единой европейской валюты, Тэтчер предсказывала, что ее ждет «экономический, политический и социальный провал, последствия которого невозможно себе представить». И даже если весь западный мир займется спасением евро, из этого ничего не выйдет, поскольку «в основе валютного союза изначально лежат порочные идеи».
Тэтчер была убеждена, что у Британии должен быть свой, «особый» путь. При этом она ссылалась на генерала де Голля, который «прекрасно понимал, по ее словам, что британская экономика и геополитические интересы уникальны и кардинальным образом отличаются от европейских». Но, продолжала она, в современной Европе «отстаивать национальные интересы — это значит прослыть еретиком. Ведь евроинквизиция только и ждет, чтобы разжечь свои костры».
В Британии, конечно, было много фанатов единой Европы. Однако Тэтчер объясняла это тем, что «европейская идея словно хамелеон. Она может видоизменяться в зависимости от ваших пристрастий. Если вы набожны, она для вас олицетворение христианского мира. Если вы либерал, она принимает вид философии просветителей. Если вы человек правых взглядов, она служит доказательством варварства отсталых континентов, если левых — она воплощает в себе интернационализм и торжество прав человека. Однако за множеством масок на самом деле кроется пустота».
В 1999 году в своей книге «Искусство управления государством» Тэтчер назвала европейскую интеграцию «величайшим безрассудством современной эпохи», а присоединение Британии к ЕС — «политической ошибкой, которая может привести к трагическим последствиям». «Репутация Европы на международной арене незавидна, — писала она. — Это колосс на глиняных ногах, чьи отчаянные попытки добиться серьезного отношения вызывают смех. У нее слабая валюта и инертная, негибкая экономика, в значительной степени опирающаяся на скрытый протекционизм. Европейское население стареет и сокращается, а вооруженные силы, за исключением разве что британских, абсолютно неэффективны».
Тэтчер сетовала на то, что в ЕС постоянно растет число решений, принимаемых квалифицированным большинством голосов, критиковала бесцеремонное вмешательство Брюсселя во внутреннюю политику государств-членов, «самодовольных еврократов, которые проедают огромные суммы денег», закулисные игры, сопровождавшие назначение новых европейских чиновников. «Стоит взглянуть, — писала она, — на европейские директивы, циркуляры, отчеты и коммюнике и становится ясно, что Европа — это, по сути, синоним бюрократии.
Это правительство бюрократов для бюрократов. Ошеломляет даже не абсолютная численность чиновничества ЕС — она составляет примерно 30 тысяч человек. Поражает, что все европейские структуры, планы и программы существуют только ради них самих».
«Легальная социалистическая революция»
В 2003 году Тэтчер активно участвовала в предвыборной кампании в Британии и призывала своих коллег из Консервативной партии пересмотреть европейскую стратегию, настаивая на выходе из таких проектов, как общая сельскохозяйственная и общая внешняя политика ЕС. Она предложила внести поправку в Закон о европейских сообществах, которая устанавливает «примат решений британского парламента над всеми законами Европейского союза».
Тэтчер критиковала социалистическую природу проекта европейской конституции, разработанного Конвентом о будущем ЕС, утверждая, что хартия основных прав способствует распространению таких принципов, как право на стачку. «Это право, — утверждала она, — никогда не составляло часть британского закона, даже при самых одиозных социалистических правительствах. И поэтому хартия противоречит нашему трудовому законодательству, которое делало британскую экономику конкурентоспособной».
Проект конституции, который стал основой для принятого в 2009 году Лиссабонского договора, Тэтчер воспринимала как «легальную социалистическую революцию». В проекте провозглашалось, что «никто не может быть лишен своей собственности, за исключением тех случаев, когда это делается в общественных интересах и на условиях, предусмотренных законом». «Железная леди» утверждала, что это дословное повторение формулы из старой советской конституции, которая наделяла граждан правами, связанными с «некоторыми ограничениями, предусмотренными законом». Ассоциации с советской конституцией вызывало у Тэтчер и провозглашение ряда так называемых социальных прав, таких как право на бесплатное образование, медицину, право на труд и социальную безопасность.
Когда после цепи экономических кризисов в зоне евро, о которой баронесса предупреждала последние двадцать лет, Франция и Германия заговорили о «бюджетном союзе», для лидера консерваторов Дэвида Камерона, который в 2010 году занял премьерскую резиденцию на Даунинг-стрит, наступил решающий момент. В СМИ его назвали «моментом Тэтчер». Либо он должен был пойти на поводу у брюссельских еврократов, либо наложить вето на новый европейский договор. Что он и сделал, вызвав ликование в правоконсервативном, тэтчеристском лагере. Сама баронесса была уже, к сожалению, слишком больна, чтобы принять участие в триумфе британских антифедералистов. Но идеи ее восторжествовали. В эпоху европейского долгового кризиса практически все обозреватели начали воспевать «здравый смысл Тэтчер, которая не пошла на поводу у архитекторов единой европейской валюты и сохранила старый добрый фунт».
Призрак немецкого Гулливера
Многие оппоненты «железной леди» утверждали, что ее евроскептицизм на самом деле объясняется тем, что она закоренелый германофоб. Действительно, начиная с того момента, как был заключен Маастрихтский договор, который во многом стал попыткой навязать Европе рейнскую модель капитализма, Тэтчер стала пугать мир «возрождением германского рейха». Она была одним из самых яростных противников объединения Германии, в результате которого, по ее словам, «Берлин приобретет в Европе такое влияние, какое Гитлеру и не снилось». В декабре 1989 года за ужином на европейском саммите в Страсбурге Тэтчер, которая еще занимала тогда пост премьера, безапелляционно заявила своим коллегам: «Мы дважды разбили немцев и не хотели бы, чтобы они вновь возродили свою страну». «Я думаю, вы прекрасно помните, кто развязал обе мировые войны, — обратилась она к советскому лидеру Михаилу Горбачеву во время визита в Москву в июне 1990 года. — Для всех нас объединенная германская мощь в сердце Европы представляет огромную угрозу». Незадолго до отставки «железная леди» собрала в своей загородной резиденции в Чекерс ведущих британских политиков и историков, чтобы поговорить о том, «насколько опасны немцы». А в интервью немецкому журналу «Шпигель» она охарактеризовала канцлера Германии Гельмута Коля как «реваншиста, не признающего послевоенной границы с Польшей по Одеру-Нессе». Коль в ответ заявил, что Тэтчер в своей ненависти к немцам перещеголяла даже своего кумира Уинстона Черчилля.
Уже после отставки Тэтчер, когда Германия объединилась и стала фактическим лидером Европейского сообщества, «железная леди» продолжала запугивать всех непомерными немецкими амбициями. «Германия теперь слишком сильна, чтобы просто стать одним из европейских игроков, — объявила она в гаагской речи. — Ее устроит лишь роль лидера сообщества. Преобладание Берлина в Европе — уже неоспоримый факт. Никто из европейских лилипутов не способен перечить немецкому Гулливеру. И даже если немцы окажутся в меньшинстве, они все равно всегда сумеют настоять на своем. Поэтому большинство здравомыслящих политиков понимают, что для современной Европы сдерживание Германии является главной проблемой». Через 20 лет становится очевидно, что Тэтчер была права. Немцы, как и предсказывала баронесса, играют сейчас в ЕС лидирующую роль, и даже те эксперты, которых никак не обвинишь в германофобии, признают, что Европа стоит на пороге «четвертого рейха».
«Железный ястреб»
После отставки Тэтчер сохранила тесные отношения с представителями американского истеблишмента и вплоть до своей болезни оставалась политиком, к мнению которого прислушивались в Вашингтоне. В 90-е годы она предлагала США выстраивать свою политику исходя из национальных интересов и повысить уровень военных расходов на тот случай, если американским войскам придется одновременно воевать в нескольких горячих точках.
И когда оппоненты спрашивали ее, сколько денег следует выделять на армию, Тэтчер отвечала: «Больше, чем сейчас, и, вероятно, намного больше, чем вы думаете». Баронесса предупреждала, что технологии сами по себе вряд ли позволят Америке сохранить позиции мирового гегемона, ведь технологическое превосходство может быть подорвано асимметричными угрозами со стороны противника. «История, — писала Тэтчер, — пестрит примерами богатых и передовых в техническом отношении цивилизаций, поверженных более примитивным противником, который находил и умело использовал их слабости».
Вместе с тем она предостерегла американскую администрацию от бесконечных экспериментов с государственным строительством. «Главное — уничтожить террористов, их покровителей и диктаторов-изгоев, — писала «железная леди», — стараясь избежать при этом полномасштабной интервенции с плохо проработанными целями. Ведь в таком случае Америка рискует распылить свои возможности и утратить моральное лидерство».
Правда, Тэтчер призывала к тому, чтобы Соединенные Штаты с помощью молниеносных военных операций избавились от таких одиозных правителей, как Саддам Хусейн, который «изображает из себя исламского мученика, являясь при этом обыкновенным палачом». Не оставляла она выбора и «сталинистам-вымогателям» из Северной Кореи, и «эмоционально неустойчивому ливийскому диктатору». Что поражает: Муаммару Каддафи Тэтчер предсказывала «бесславный конец в результате народного восстания». К тегеранской теократии она относилась более спокойно, утверждая, что не исламская революция, а иранский военный потенциал представляет для Запада реальную угрозу. И если ИРИ откажется от ядерных амбиций, Америка и Европа вполне могли бы учитывать региональные интересы этой державы.
Тэтчер предупреждала об опасностях, которые таит в себе философия, прикрывающаяся зонтиком «прав человека». По ее словам, эту философию полностью узурпировали новые левые, которые стали использовать ее в качестве инструмента для ограничения, а не распространения свободы. «Не исключено, — писала «железная леди», — что правозащитная фразеология вынудит западные державы сдать своих союзников, которые не раз доказывали им свою лояльность».
Ярким примером, утверждала она, является история чилийского президента Аугусто Пиночета. Когда в 1999 году он был арестован в Великобритании, Тэтчер стала главным вдохновителем кампании за его освобождение и впервые за долгое время появилась на закрытой конференции Консервативной партии в Блэкпуле, чтобы выступить с пламенной речью в защиту «чилийского друга». «Британия, — заявила она, — в неоплатном долгу перед генералом Пиночетом, который предоставил нам жизненно важную помощь во время фолклендского конфликта. И я надеюсь, что мы пока еще умеем хранить верность своим союзникам».
Теперь что касается России. Ельцинский режим баронесса называла коррумпированным и криминальным. Когда же в 2000 году президентское кресло занял Путин, Тэтчер восприняла это с энтузиазмом. Она заявила, что новый лидер не на словах, а на деле готов провести программу рыночных реформ: снизить налоги, создать условия для конкуренции. И цель его состоит уже не в том, чтобы выбить дополнительные кредиты из легковерного Запада, а в том, чтобы обеспечить реальный экономический рост. «После долгих лет беспорядка и развала, — писала Тэтчер, — Россия получила сильного и энергичного президента, который обладает способностью трезво оценивать международные события и эффективно реагировать на них».
* * *
«Некоторые умирают до своей смерти» — гласит суфийская мудрость. Маргарет Тэтчер не мыслила себя без кабинета на Даунинг-стрит. Она была убеждена, что именно ей выпала великая роль спасителя страны от экономического упадка и международного забвения. Один из членов ее кабинета Джим Прайор назвал это «комплексом Жанны д’Арк». А бывший редактор Sunday Times и биограф Тэтчер Хьюго Янг уверял, что она всю жизнь ощущала себя «миссионером» и даже призналась ему как-то, что «воспринимает себя как своего рода институт, без которого мир уже никогда не будет прежним». Рассказывают, что в 2006 году, встретившись с Горбачевым на благотворительном аукционе в Лондоне, Тэтчер спросила: «Михаил, а тебе бы еще хотелось порулить?» И когда бывший советский генсек ответил отрицательно, «железная леди» пожала плечами и произнесла задумчиво: «А я бы еще порулила».