Великая французская революция (Французская буржуазная революция, фр. Révolution française) считается праматерью всех социалистических революций, то есть именно ей мы обязаны нашим советским прошлым. И что характерно, многие её ключевые моменты чудесным образом походят на события в России начала XX века
Всё началось с атмосферы, которая окутывала Францию XVIII века. Король тратил украденое у простого люда бабло на пьянки и придворных шлюх, а дворяне с попами-католиками вторили ему. В стране год за годом происходили экономические кризисы, бушевала безработица и массовый голод, пик которого как раз приходился на весну-лето 1789 года. В стране процветали пережитки феодализма и сословного строя: дворяне смотрели на всех остальных как на говно, а все остальные сословия люто, бешено ненавидели дворян. Во внешних делах Франция скатывалась в пропасть — например, благополучно проиграла Северную Америку Англии. В итоге из пафосной империи она превратилась в подобие России начала 1917-го, только ещё отсталее и грязнее, с коррупцией, бюрократизмом и парой деревень в Африке.
Вы спросите, чем же занимался в это время король? На этот вопрос лучше всего ответит Людовик XV, а вернее его фаворитка маркиза де Помпадур: однажды, когда ему намекнули, что если продолжать бухать и кутить, то казна может и опустеть, его любовница выдала мем: «После нас хоть потоп!». Потоп обошел его, но не его внука — Людовика XVI. С этим номер не прошёл — после векового кутежа двор сожрал всё бабло.
И не удивительно. Пока в стране был кризис, пока госдолг рос так, что его не успевали подсчитывать, пока народ тоннами подыхал от беспросветной нужды, королевский двор (примерно 1500 человек) проявлял чудеса расточительства. Особенно в этом преуспевала женушка короля — Мария-Антуанета, не случайно прозванная «мадемуазель Дефицит». Да и сам Людовик не скупился в затратах: на деньги, потраченные в честь его коронации, можно было скупить половину Франции со всеми её жителями. Вообще, король и королева были очень даже интересными личностями, подобных раздолбаев ещё поискать надо. Кроме абсолютного неумения держать бухгалтерию государства (ведь казна — это вам не зарплата инженера, за раз не потратится), они ещё обладали прямо таки вселенским пофигизмом. Приближенные к королю министры за много лет до революции предупреждали, просили, требовали хоть что-нибудь изменить, поменять, сэкономить, но сладкая парочка дружно клала болт на все советы. Чего уж там до чаяний простого народа. Людвиг до самой смерти так и не поймет, что же побудило его «добрых французов» к революции. Непонимание королевским двором творившейся в стране обстановки, очень хорошо показывает фраза Марии-Антуанеты в отношение бедноты: Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные!
А ведь на этого монарха так надеялся народ, особенно его передовые классы: буржуазия и интеллигенция. Они верили, что при нём наконец закончится царство беззакония: хотя бы отменят многие сословные и феодальные привилегии, введут нормальные законы и поправят экономику. Однако с первых же дней им пришлось разочароваться — Людовик оказался обыкновенным политическим паразитом, намеревавшимся спокойно закончить свой век на чужой спине. Он лишь ухудшил, то что уже нельзя было ухудшить. Даже по всем приметам было видно, что правление Людовика не будет хорошим. Например, страшная давка во время раздачи подарков народу на его коронации, закончившейся множеством жертв. В народных бедах обвиняли также и Марию-Антуанету — «проклятую австриячку», которая, по многочисленным версиям, запудрила мозги доброму королю и правила вместо него. Такой оборот дел многим не нравился и в обществе началось бурление крамольных идей. Как это близко в российской истории, а конкретно к ситуации 1917 года, к Николаю II и его жене-немке!
На момент начала волнений выяснилось, что североамериканские колонии Великобритании устроили небольшой баттхёрт своему доброму королю и зажили по гнусным демократическим законам. Более того, поскольку в той войнушке Франция умудрилась сыграть за Соединённые Штаты Америки, было доподлинно известно, что там не едят детей, экономика не скатилась в пропасть, а всё относительно цивильно.
Тем временем, чтобы хоть как-нибудь погасить долги (а иначе новых балов не видать), король созвал Генеральные штаты, дабы ввести новые налоги. До этого подобные проблемы решал другой орган власти, состоящем сплошь из аристократов, налогов не плативщих. Так как в планах было обналожить их тоже, такой орган не годился. Штаты же, которые до этого вообще не созывались аж 200 лет, вроде бы подходили
По идее должно было получиться — выборы проходили по хитрой схеме: по одному голосу с каждого сословия. Сословий было три (дворяне, духовенство и все остальные), причем первые два вроде бы считались верными королю. Верность закончилась там, где начались деньги — аристократы, которым, если честно, король уже надоел, слушать его не хотели и попытались спихнуть налоги на третье сословие. Естественно, что последние должны были остаться в дураках. И видя, что нет сил уже терпеть, третье сословие гордо заявило, мол все эти штаты фуфло, мы представляем интересы более 95% населения, и отпочковались от них, назвавшись Национальным собранием (позже Учредительным собранием, а потом ещё много раз поменяли название). Затем они принялись менять законы и уравнивать всех в правах (хотя бы основных).
Казалось бы, немыслимое дело в монархическом государстве и королю следовало бы загубить гидру в самом её начале, как это сделали его предки во времена Жакерии. Но Людовик XVI на все вести из Парижа томно отмахивался холеной ручкой и отправлялся делать реверансы в своем Версале.
Когда Учредительное собрание стало понимать, что к их словам относятся как к лепету младенца и скоро их вообще спихнут из правительства, ими было принято роковое решение призвать в помощь народ. Никакого плана и в помине не было, всё случилось спонтанно и необъяснимо.
12 июля 1789 года Париж узнал о том, что их любимого министра Неккера, с которым связывали надежды на выход Франции из тяжелого социально-экономического и политического кризиса, попросили освободить теплое местечко. От такой вести началось масштабное недовольство, в ходе которого некто Камиль Демулен, взобравшись на стол в Учредительном собрании, аки на броневичок, крикнул: Граждане! Я только что прибыл из Версаля. Неккер получил отставку. Возможно ли большее глумление над нами? У патриотов остается только одно средство — это прибегнуть к оружию. Итак, граждане, к оружию! И НАЧАЛОСЬ!
Кстати, Камиль Демулен был по профессии журнализд, что символизирует, кто стоит за всеми холиварами. Правда, когда ему тут же предложили возглавить восстание, он заявил, что отказывается от роли вождя и предпочитает быть солдатом Отечества:
«Свобода! Свобода! Она парит над нашими головами! Она увлекает меня в свой священный полет. Вперед к победе!.. Смотрите на меня, притаившиеся шпионы! Это я, Камиль Демулен, призываю Париж к восстанию! Я не боюсь ничего!.. Братья! Мы будем свободны!..» — гражданин Камиль Д.
Пару дней после этого, ораторы готовили народ к действиям. И вот, утром 14 июля 1789 года, захватив из попавшего под руку Дома Инвалидов пушки, несметные толпы народа, с ружьями, пиками, молотами, топорами и дубинами, наводнили улицы Парижа, прилежащие к Бастилии — главной политической тюрьме Парижа. Комендант крепости и его помощники были в ужасе: с королем не связаться, солдаты заодно с толпой, а люди все прибывают и прибывают. К полудню было решено расстреливать их из пушек. Но разве это могло остановить людей, уже почувствовавших на губах сладкий привкус надвигавшейся свободы…
Гарнизон понял, что сопротивление бессмысленно, и около пяти часов сдался. Благо охранял он всего 4 узников. Пятый, небезизвестный маркиз Альфонс Донасье Франсуа де Сад, был накануне переведен зловещими силами французской карательной психиатрии в Шарантон. Впрочем, и оттуда он вскоре выбрался, как жерства старого режима, чтобы поучаствать в Революции, попутно удовлетворив свое маленькое хобби.
В последующие недели революция стала шагать по Франции с невиданной скоростью. Чернь стала устраивать во всех городах и весях погромы, да такие, что позже о минувших волнениях начала года благородные сословия будут вспоминать с ностальгией. Толпа устраививала жуткие самосуды над аристократами, например, однажды беременной женщине посреди улицы взрезали живот и вырывали ребёнка. Началась эпоха под названием «Великий страх» (Grande Peur). Под лозунгами «Хлеба! Смерть скупщикам!» восставшие захватывали хлеб, громили ратуши (по-нашему — приходские избы) и жгли хранившиеся там документы и книги повинностей. И горе тому помещику, что попадался в руки восставшего раба!
Кстати, после штурма и победы революции ненавистную всем тюрьму разнесли на кирпичики и сравняли с землёй. Кирпичики можно ещё найти по музеям и на антресолях у антикваров. Учредительное собрание вконец распоясалось!
Король же тем временем признал, вернее был заставлен признать, существование Учредительного собрания. Теперь его мнения уже никто и не спрашивал, он тихонько сидел под троном и на ситуацию не влиял. Собрание же, поняв свою безнаказанность, принялось творить такие вещи, что аж дух захватывало! Собственно, уже к августу были отменены многие феодальные повинности и церковная десятина, установлено равенство всех в уплате налогов (хотя, крестьяне так и остались обязаны платить подушную) и в праве занимать должности. Позже собрание написало Декларацию прав человека и гражданина, отменив сословия и привилегии. Документ оказался настолько шокирующим, что иные саботьеры еще долго удивленно чесали бороды и обсуждали такие невероятные вещи как свобода личности и прочие чудеса природы.
Собрание же совсем разошлось и принялось щекотать попов и дворян за мягкое место, отобрав у них землю и продав её тем попам и дворянам, которые были за революцию. Позже стали создавать капитализм, отменив все ограничения на торговлю и цеха. И немалого при том добились
Но написать все эти документы — одно, а принять — совсем другое. Для этого требовалась самоличная подпись короля, ибо он всё же до сих пор считался главным в стране. Ах да, где он? А он продолжал зависать на версальских танцульках, плюя с высокой башни на послов от собрания. Но в собрании не дураки сидят, а с передовыми людьми так не обращаются. Эй народ, а ну вперед!!!
Чтобы силой заставить Людовика XVI санкционировать декреты и Декларацию, 5 октября того же года состоялся поход бедноты на Версаль к резиденции короля, состоявший в основном из женщин, а также солдат и гвардейцев (не напоминает ли это тебе, монами, памятные события 23 февраля 1917 года?). Король на встречу не явился и сбежал на очередной дискач в Тюильри, тем самым окончательно подорвав у людей «миф о добром короле». А вот Мария-Антуанетта пред тем как самой исчезнуть всё-таки вышла на балкон и, нимало не смущаясь направленных на неё мушкетов, чуть-чуть помахала делегатам ручкой. Хотя этим всё и закончилось, толпа оценила мужество королевы и малость поутихла.
Когда же до Людовика дошла мысль о том, что его время понемногу заканчивается и пора бы хоть что-нибудь предпринять, время было уже бездарно потрачено — реальная власть уже оказалась в руках других людей. Оставался только один выход — валить в эмиграцию, благо там было кому его пожалеть. Но как только этот юродивый в короне дошел до границы, первый же почтовый (!) разъезд отправил в родимое гнездо под охрану от самого же себя.
Революционное правительство отреагировало сразу. Буквально через неделю, 3 сентября 1791 года, размашисто перекрестившись, оно показало миру своё детище — Конституцию. Мир ахнул.
Собственно говоря, ничего нового они не сделали и не написали (прообразом ей служила конституция США 1787 г.). Казалось бы, чего уж там: ну создали они однопалатный парламент, ну уравняли всех в правах, ну установили конституционную монархию, ну и что? Однако весь европейский курятник всполошился. Немыслимое дело — какие-то оборванцы грозятся покуситься на божественную монархию!!! Ну, то есть, на Францию всем было покласть с высокой колокольни, но что, если собственный народишко заразится опасными мыслями и тоже захочет пошатать их трон? В королевских дворах Старого Света спешно стали собирать армии и муштровать солдат — монархи желали собственноручно растоптать злополучный документ в грязи. Национальное собрание (или как его там) в полном составе ухмылялось и раздумывало, как на всей кутерьме подзаработать.
Не думайте, что все реформы, проводимые в годы революции, вели к непременному и скорому процветанию государства. Правительство было всё ещё по уши в долгах, на улицах продолжали бегать голодные беспризорники-гавроши, а доходов, в отличие от расходов, всё не предвиделось. Что делает в таких случаях умное правительство? Вытаскивает из закромов все золотые запасы, национализирует крупные предприятия и недвижимость, затем устраивает массовые расстрелы особо активных — да-да, революция в первую очередь пожирает собственных детей. Но французы думали иначе — они развязали войну. По типу «пойдём, ништяков нахапаем». В данном случае меч был направлен на давнего противника — Священную Римскую Империю. Профит был гарантирован: у дряхлой империи не было никаких шансов, зато денег предостаточно. Плюс решалась напряженка с революционными кадрами, наводнявшими улицы Парижа. Из боевых хомячков была создана Национальная гвардия и тут же отправилась в поход.
Людовик, в котором уже начинали пробуждаться зайчатки разума, войну неожиданно поддержал. Шестнадцатый все ещё лелеял мечту о Старой Доброй Франции и даже подготовил для этого не такой уж хитрый, но всё же довольно коварный план. Мол, сейчас эти недоумки войну объявят, против них ополчится вся Европа, разнесет их в пух и прах, доберется до Парижа и тогда прощайте друзья-революционеры! Даже на время согласился с революцией, нацепив себе на шляпу трехцветную кокарду (сейчас госфлаг Франции). Но плохо он оценивал свой народ. Сначала пруссаки, конечно, едва не заняли Париж, зато потом разбили и пруссаков, и к ним примкнувших. Но это было уже потом — а пока хитрый план Людовика обернулся против него самого.
Но всё это будет чуть позже. Пока что Национальная гвардия подвергалась избиению хорошо вооруженными и хорошо снабженными войсками других монархий. Народ бежал с фронта. И вот, когда в Париже набралась критическая масса недовольных, те начали искать виновного. Ну конечно же, это был король — хотя на тот момент его значимость была не выше соломенного пугала в огороде, но ведь надо всё на кого-то свалить! И вот 10 августа 1792 года толпа повстанцев, называющих себя санкюлотами, набросилась на резиденцию короля. Охранявшая последнего гвардия, предусмотрительно набранная из швейцарцев, открыла по ним огонь, но была перебита до последнего человека. Из-за пережитого ужаса Людовик, находившийся в то время в Париже, отказался от власти, а Национальное собрание, для пущего пафоса переименованное в Конвент, с тех пор не мог и шагу ступить без ведома народных масс.
А народ тем временем лютовал и бесился. В стране стал назревать самый настоящий террор — т. н. «Сентябрьские убийства». Все тюрьмы были разгромлены, а находившиеся там аристократы обезглавлены. Было отрублено около 20 тысяч голов, но народу было всё мало — требовалась самая главная. Людовик должен умереть!
Конвент (уже Национальный) благоразумно решил, что подобная птица нам не нужна, и, по велению народа, незадачливый монарх был единодушно приговорен к гильотинированию по обвинению в измене Родине и узурпации власти™. Приговор должен был быть исполнен в течении 24 часов.
На удивление, приговоренный, с которым в последнее время вообще творилось что-то странное, сию весть воспринял спокойно. Так же пафосно и благородно он вел себя и в основную часть торжества, стараясь не упасть лицом в грязь перед народом (народу было пофиг, зато европейские монархи устно поддержали и потом ещё долго вспоминали душку Людовика): запретил себя вязать веревками, держался достойно и даже пытался шутить, поинтересовавшись у палача о судьбе экспедиции Лаперуза. Но сколь верёвочке не виться… Короче, в 9 часов 10 минут утра 21 января 1793 года на площади Революции под улюлюканье толпы голова монарха была сброшена в корзину для капусты. А через пару месяцев за ним последовала его верная спутница — Мария-Антуанетта.
Подозревали ли революционные деятеля, наблюдавшие за казнью, что довольно скоро тот же самый палач опустит лезвие гильотины уже на их головы? Революция собирает жатву
Увы, но построить демократию так и не удалось. И причина понятна — всегда, когда выпиливается главное лицо государства и освобождается место под солнцем, члены верхушки впадают в дикий дарвинизм (выживает сильнейший), самозабвенно пожирают друг друга, позабыв про реформы, народ и управление текущими проблемами. А ведь как всё хорошо начиналось! Короля нет, олигархов почти всех поубивали, всюду свобода и равенство. Казалось бы, приближаемся к золотому веку.
День за днем в Конвенте велись ожесточенные дискуссии по поводу как нам обустроить Францию.
Срач стоял неимоверный. Участвовали в нем следующие:
Жирондисты — крупные промышленники, заводчики, купцы, бывшие аристократы, сумевшие вовремя переметнуться куда надо — одним словом буржуи. После разгрома благородных приватизировали себе все их богатства и потому совершенно не хотели перемен. Лидеры — Верньо, Бриссо, Ролан — все как один непревзойденные демагоги. В Конвенте они занимали места в самом низу.
Якобинцы ( Монтанье) в основном бедняцкая интеллигенция и народные представители. Кто-кто, а вот они-то перемен очень хотели, так как им ничего не досталось.
Так как якобинцам при разработке какого-нибудь закона всё время мешали жирондисты, якобинцы бесились, но терпели. Но когда открылось, что генералы из Жиронды, командовавшие войсками (война, кстати, в течении ещё 20 лет так и не закончится) подкуплены иностранными агентами и специально проигрывают сражение за сражением, якобинцы плюнули на напрасную демагогию в Конвенте и организовали (стук барабанов!!!) Революционный Комитет! Вначале он работал только против жирондистов, но это только в начале.
И заработала гильотина. Увы, вместо улучшения жизни народа якобинцы стали уничтожать демократические завоевания, устроив красный террор («меньше народу — больше кислороду», «нет человека — нет проблемы» и т. д.).
Страна вернулась к дореволюционным временам, а революция стала бессмысленной, ибо устраивали её для разгрома коррупции, а получили полнейшее обнищание страны и ту самую коррупцию в стократном размере. Этакое устранение коррупции ради коррупции.
Или так — революция стала бессмысленной, ибо строили революцию ради демократии, а получили военный коммунизм переросший в режим жуликов и воров.
А теперь, давайте на минутку отвлечемся от суровых событий, творившихся в Париже, и займёмся историческим анализом.
Как уже говорилось выше, революция во Франции невероятна похожа на революцию в России. Причины такого расклада понятны: 1) все революции проходят одинаково; 2) при создании новых революций опираются на опыт самой первой.
Но анализировать так интересно и увлекательно (хоть и бессмысленно), поэтому давайте рассмотрим все по пунктам:
Личности монархов. Людовик XVI до ужаса был похож на Николая II. Такой же характер, точно так же находился под каблуком своей жены, австрийской принцессы (жена Николая была немкой), которую народ также не любил за национальность и мотовство. Тот же пофигизм в государственных делах. Такая же привычка пускать всё на самотёк. Точно так же отстранял от власти более-менее толковых министров, а его братья-племянники воровали наглейшим образом и сталкивали страну в пропасть. Был у него и свой Столыпин — Тюрго. При коронации погибло пара тысяч голов, а король как и Николашка приказал продолжать банкет. Точно так же при надвигающейся катастрофе попробовал созвать парламент. Кончил, правда, не в подвале, а на городской площади. Да и вслед за ним отправилась только жена, а не вся семья.
Ход событий. Сравните сами: Бастилия — Февральская революция, Учредительное собрание — Временное правительство, вступление в войну — обещание вести боевые действия «до победного конца», штурм Тюрильи — штурм Зимнего, красно-белый террор в арифметической прогрессии — и тут же бело-красный террор, правда прогрессия уже геометрическая. Стоит также отметить такие события, как демонстрация женщин-работниц 23 февраля (8 марта) в Петербурге и Версальский поход, почти сплошь состоявший из женщин.
Репресии. Во имя революции выпиливалось огромное количество людей, уничтожались целые классы (дворянство, например), а кто успевал — уходил в эмиграцию. Для поиска врагов народа/революции создавались специальные органы власти (Кровавая Гебня), суровый меч которых вскоре настигал и самих революционеров.
Мировое отношение. Революцию, как в России, так и во Франции, мир не ждал. А как увидел — испугался как бы у самих такого же не случилось. Поэтому тут же началась интервенции против этих стран. И те, и другие, интервенцию отбили, а вскоре и сами всех победили. В обоих случаях правители окружающих стран сделали соответствующие оргвыводы и таки продвинулись в вопросах реформ на своих территориях.
Характеры действующих лиц Мирабо — демагог, единственный из умеренных кто поначалу имел какой-то авторитет среди народа, но в истории остался как «враг народа» (после его смерти вскрылась его переписка с королевой) в чем-то соответствует нашему Керенскому. Марат (Ленин) — самый главный радикал — вождь якобинцев (большевиков), издавал газету «друг народа» где изобличал «врагов народа». За свои постоянные призывы к продолжению революции и свержению Жирондистов (временного правительства) подвергся гонениям со стороны властей и ему приходилось прятаться среди простонародья (шалаш Ленина), в отличии от Ленина пережить нападение пламенной девушки контр-революционерки не смог, но что характерно итог после его смерти тот же, якобинцы начали мочить друг друга в борьбе за власть своего покойного предводителя. Дантон и его умеренное крыло в этой борьбе за власть соответствуют правой оппозиции во главе с Бухариным. Эбер и его «бешеные» похожи на левую оппозицию во главе с Троцким, среди бешеных доставляла фигура Анахарсиса Клоотца прозванный «рупором человечества», первый «революционер-интернационалист» (приехал на праздник революции из Германии), очень хотел привнести революции всему миру и своей родине, в дальнейшем у большевиков таких помощников «интернационалистов» из-за бугра будет хоть отбавляй. Что характерно в борьбе за власть и там и там побеждают центристы — Роберспьер и Сталин, всех оппозиционеров и там и там, объявляли «врагами народа», желающими погубить революцию, вплоть до просто обвинений в том что «бешеные»Троцкий хотели вернуть монархиюкапитализм, что характерно быдло и там и там эти обвинения проглотило и свято в них поверило (а кто не поверил тот тоже очутился на гильотине). Как правило термидорианцы и Наполеон тоже идентифицируются со Сталиным.
Общий финал СССР через 70 лет снова стал Россией, а вот Франция с начала революции 80 лет занималась практически одной революцией, по окончанию написанному выше Францией порулили в хронологическом порядке Наполеон (до 1814), Бурбоны (до 1830), герцог Орлеанский (до 1848), вторая республика (до 1854), вторая империя (до 1870) и третья республика положила конец параду правительств, просуществовав до ВМВ (ИЧСХ как раз 70 лет), смена каждого правительства сопровождалась репрессиями различной степени свирепости, сейчас во Франции пятая республика (четвёртой называлась парламентская республика 1945—1958 годов, до того как Де Голль навёл хоть какой-то порядок и принял новую конституцию).
Попытка разжечь по всему миру пожар революции. Идея экспорта пришла в буйные головы французов не случайно. Героически вышвырнув за пределы Франции всевозможных интервентов, желавших восстановить на троне короля, революционеры понимали, что если не начать наступление на противника, Францию рано или поздно измотают и задавят — у революции тупо кончатся солдаты, не говоря уже о винтовках, снарядах и еде. Против них ополчилась вся Европа. А из как бы союзников — только США, подбадривающие французов из-за океана письмами и немного прдоволствием. Именно тогда возникла идея создавать свою личную армию за счет народа соседей. Ну и конечно, руководство республики было не прочь поэкспроприировать у церкви и показнить ещё немножко благородных господ, но уже на чужом поле.
Но революция закончилась ничем. Норот побурогозил, сломал Бастилию, покилял друг друга, а что делать дальше — никто не представлял. Поэтому Революция с ее революционным зудом кое-как утихомирилась (см. Директорию). К власти пришёл один маленький человек, провозгласив себя пожизненным первым консулом, а затем Императором. Он отлично соображал, что полезного можно взять себе из прошедшего революционного бардака — например, всякие лозунги и идеи, для прикрытия своих завоеваний. Но с другой стороны, Наполеон в кои-то веки сделал что-то адекватное. Он успел спасти Францию от полного разгрома Европой (Итальянский и Швейцарский походы Суворова, например). Устранил коррумпированное правительство. И началась эпоха могущества! И стухла она через десять лет!
Но революционный запал не потух. Весь мир навсегда запомнил эту славную революцию и через много лет вспоминал о ней с благоговением, несмотря на её ошибки и недочеты. Ведь это был только первый пробный залп революционной Авроры! Подвиг этой Великой Революции ещё много, много, много раз попытаются повторить как в самой Франции, так и в других европейских и не только европейских странах. И в этой стране кстати тоже.
А не случись бы всего этого в том далёком и славном 1789 году, жили бы мы сейчас при царе-батюшке и не тужили. Или тужили…