Президент РФ предпочел поехать в Минск и Астану, к своим союзникам.
Владимир Путин совершит первый рабочий визит в Минск. Об этом сообщила служба протокола администрации президента. Визит запланирован на 31 мая. Кроме того, Путин согласился принять приглашение Нурсултана Назарбаева посетить еще и Казахстан. С Астаной возможны два варианта. Либо российский лидер отправится туда 25 мая, в день 20-летия договора между нами и казахами о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. Либо заедет в Казахстан в рамках поездки в Белоруссию.
Так или иначе, первый визит Путина получается символическим. Саммиту G8 и встрече с Бараком Обамой российский лидер предпочел Александра Лукашенко. И хотя Обама поспешил заверить, что не в обиде, но встречу в премьером Дмитрием Медведевым (которого Путин отправляет вместо себя на «восьмерку») Барак Обама согласился провести только в урезанном формате: без беседы тет-а-тет в Овальном кабинете, без обсуждения проблемы евроПРО и перспектив экономического развития. (Как переживет это Медведев, которого в первое знакомство с Обамой и в Макдональдсе гамбургером накормили, и со Шварценеггером майками поменяться позволили, и айфон подарили, – страшно подумать…)
Впрочем, есть альтернативная версия случившегося. По мнению директора российских и азиатских программ «Института мировой безопасности» в Вашингтоне Николая Злобина, драмы в отношениях США-Россия нет. «Во-первых, Путин решил не ехать не конкретно к Обаме, а на встречу «Большой восьмерки». Во-вторых, эта встреча было отложена, а не отменена, и отложена на месяц до встречи G20 в Мексике. В-третьих, я не сомневаюсь, что эта встреча была перенесена по взаимной договоренности и никто никого не подставлял. Эта встреча, в том виде и в то время, в которое она была запланирована сейчас, была крайне неудобна как Кремлю, так и американскому Белому дому… тем не менее, ситуация создавалась не самая лучшая», – заявил Злобин.
Означает ли все это, что Россия плавно меняет вектор внешней политики, рассуждает замдиректора Института стран СНГ Владимир Жарихин.
«СП»: – Владимир Леонидович, что хочет показать Путин визитом в Минск?
– Те, у кого первые внешнеполитические действия Путина вызвали удивление, недостаточно внимательно читали его последнюю программную статью, посвященную внешней политике. В начале своего первого президентства Путин ставил вопрос о создании общего, единого пространства от Ванкувера до Владивостока, то есть, включая США и Канаду. В последней же статье он заявил о создании общего пространства уже только от Лиссабона до Владивостока. Это означает, что Путин списал Соединенные Штаты в качестве возможного партнера в создании единого экономического и, возможно, политического пространства.
Путин ограничился Европой и Азией, потому что еще во времена первого президентства несколько раз получил по носу (фигурально), пытаясь наладить союзнические отношения с США. По сути, во «внешнеполитической» статье говорится, что Россия будет стараться расколоть атлантическое единство, и сформировать общее экономическое пространство исключительно в рамках Евразии. Это Европа, плюс Россия, плюс – в определенной степени – Китай.
Этот вектор во многом идет поперек интересов США. Поэтому неудивительно, что Путин предпочел не ехать в Кэмп-Дэвид, а поехать в Минск и Астану, к своим союзникам.
«СП»: – И Штаты, судя по формату встречи Медведев-Обама, маршрутом Путина недовольны?
– Главная задача Путина – создание конгломерата Европа плюс Россия. Все остальные формальные игры имеют для него второстепенное значение.
«СП»: – Есть Россия, Казахстан, Белоруссия, есть единое экономическое пространство на их территории. Что здесь в этом союзе для Путина – статус России как объединяющего геополитического центра или реальный экономический интерес?
– Этот союз, на мой взгляд, создан не от хорошей жизни. Дело в том, что глобализация в мире пошла по пути формирования достаточно замкнутых крупных экономических конгломератов. Ни в один из них Россию не берут – Украину, кстати, тоже. Поэтому есть два варианта: либо создавать плохонький, но свой конгломерат, и пытаться пристроить его к более крупным. Либо проваливаться в зазор между образующимися на наших глазах экономическими монстрами, становясь для них источником сырья и дешевых трудовых ресурсов.
Путин выбрал вариант создания слабенького, но своего конгломерата. Создание Таможенного союза – первый шаг на этом пути, пусть и слабый. Поэтому, кстати, у Путина есть желание подключить к процессу интеграции Украину – достаточно сильного партнера.
«СП»: – С Украиной, наверное, сложно договориться…
– Ну, почему сложно?! Украинцам тоже надо определяться, они оказались в достаточно сложной ситуации. Раньше с одной стороны у них был Евросоюз (экономический конгломерат), с другой – отдельные страны СНГ. А сейчас и со стороны СНГ начинает формироваться реальный Таможенный союз. Вот украинцы и мечутся туда-сюда.
«СП»: – Учитывая их склонность к самостийности, метаться они могут довольно долго, разве нет?
– Да, конечно. Но эти метания уже привели к тому, что за российский газ Украина платит, как страны ЕС. А по мере того, как будет формироваться Таможенный союз, украинцам будет все сложнее удерживать нынешнюю планку внешнеторгового оборота с Россией – 45 млрд. долларов в год.
«СП»: – Наверное, большую часть этого товарооборота составляют деньги за транзит газа?
– Нет, совсем не так. Покупка газа, плюс деньги на транзит удерживается в рамах 7-10 млрд. долларов в год. Все остальное – это реальный товарооборот.
«СП»: – По вашей теории, Путин задвинул на задний план отношения со Штатами ради евразийства. Но у нас всегда получается, что мы либо развернуты на Запад, либо на Азию. От этого зависят модели нашего экономического и политического поведения. Мы никогда не умели балансировать на этих двух стульях. Сейчас что для нас важнее – Европа или Азия? Можно ли сказать, что отношения с Европой для Путина второстепенны?
– Отношения с Европой второстепенны, но только потому, что у Европы нет конструктивных предложений. Европейцам нужно решать собственные внутренние проблемы, у них нет повестки дня, которую бы они могли предложить для обсуждения Путину. В этом проблема. Это не Путин отворачивается, а Евросоюз замыкается сам на себя из-за внутренних проблем.
«СП»: – Путин создал Таможенный союз. Но вот Россия – член ВТО, а наши партнеры по союзу – нет. В этом нет противоречия?
– На самом деле, ВТО – большой миф. Практически все крупные страны состоят сегодня в ВТО, и многие из них правила торговой организации не соблюдает. Когда страны Восточной Европы вступали в Евросоюз, кто-то из них был членом ВТО, кто-то нет, и вступал в ЕС на особых условиях. На самом деле, это не столь принципиальный момент, как его часто изображают.
«СП»: – Если говорить о смене внешнеполитического вектора, ждет ли нас сближение с Индией и Китаем, создание «треугольника» Москва-Дели-Пекин?
– Это очень экзотический треугольник. Не надо забывать, что у Пекина с Дели есть неурегулированные территориальные отношения. Я бы такие треугольники не рассматривал всерьез.
«СП»: – Можно ли, подводя итог, сказать, что внешняя политика при Путине не претерпит радикальных изменений?
– Радикальных изменений действительно не будет. Более того, Путин прямо говорит, что Россия не заинтересована в том, чтобы где-либо в мире обострялись отношения. Это действительно так, нам лучше, чтобы везде в мире было тихо и спокойно, чтобы мы делали свои 4% ВВП в год, и потихоньку выползали из того места, где сейчас находимся.
Но, к сожалению, спокойная жизнь нам не грозит. Нам придется ситуационно реагировать – на проблемы Ближнего Востока, Кавказа, Ирана, Евросоюза. Все эти проблемы будут задевать нас, и задевают уже сегодня.
Другое мнение
Надежда Арбатова, директор научных программ Комитета «Россия в объединенной Европе»:
– Думаю, во внешней политике будут изменения. Условия, в которых Путин пришел к власти в 2000 году, и нынешние, кардинальным образом отличаются. В 2000-м ельцинское окружение – политическая элита, которая привела Путина к власти – четко уловила настроения в обществе. Общество хотело сильной руки после 1990-х, и Путин тогда был востребован обществом.
Сейчас ситуация другая. После известной сентябрьской рокировки и парламентских выборов возникло протестное движение. Пожалуй, самая динамичная часть нашего населения – молодежь – не хочет стагнации, возврата к старому.
Есть еще существенное различие. В 2000-м году Путин был востребован, как человек, который восстановит престиж России в международных отношениях. Который сможет это сделать не как Ельцин, – на основе односторонних уступок, – а на равных. И после 11 сентября Путин сделал шаг в сторону Запада.
К сожалению, Запад этого не оценил. В результате, сейчас у Путина нет таких иллюзий, он не думает, что может ввести Россию в западные союзы типа НАТО. Путин хочет восстановить лишь статус страны, но проблема статуса очень остро будет стоять для него, как для президента.
Проблема статуса – это проблема своего ареала обитания, своей интеграционной группировки, на которую Россия может положиться. Это укрепление России как самостоятельного центра силы, который будет проводить суверенную политику. Все эти моменты будут акцентированы во внешней политике при новом руководстве.