Минобрнауки наконец утвердило проект образовательных стандартов для старших классов. Напомним, что этот документ полтора года назад стал поводом для самого крупного скандала в истории современной российской школы. Первый вариант проекта вызвал бурю возмущения. Гневное письмо подписали более двадцати тысяч преподавателей, ученых и деятелей культуры — такого не было еще никогда. Стандарт слегка доработали, страсти улеглись, и принятие новой версии прошло спокойно.
«В школе будут преподавать лишь обществознание, а все остальные предметы станут платными!», «Детям запретят читать Толстого и Достоевского!», «За уроки географии станут брать деньги!» — примерно такие панические прогнозы стали бродить среди родителей и части учителей, после того как появился первый вариант стандартов для старших классов.
Порой возмущение было связано лишь с неумением читать документы (этому советская школа учила плохо). Но по сути дискуссия о стандартах была очень значимой для общества, ведь впервые стало широко обсуждаться именно содержание среднего образования, а не его формально-финансовая сторона. До этого школа была «черным ящиком», куда на десять лет закладывают детей. Государство интересуется в первую очередь нормативной отчетностью и оптимизацией расходов, а родителей волнуют тройки и пятерки, а не то, за что они были поставлены.
Но содержание школьной программы касается всего общества и государства. Здесь возможны две крайние позиции. Первая — составить подробную учебную программу, единую для всех учеников всей страны. Грубо говоря, каждый учитель географии на третьем уроке в десятом классе обязательно должен рассказать про экономику Северной Европы, подчеркнув важность третичного сектора и использования залежей нефти на шельфе. Любое отклонение от темы считается криминалом.
Другая крайность — дать школам полную содержательную свободу. Захотелось — географию вообще отменили и вместо нее преподают японский язык или социальную антропологию. В этой схеме рамки задает только желание учителей, учеников и родителей, а также единый государственный экзамен.
— Первый вариант близок к тому, что было со школьной системой в советские времена, и предполагает чрезмерную унификацию. Второй — отсылает к модели 90-х годов и, резко увеличивая разнообразие школ, грозит вместе с тем деградацией школьной системе в целом, — объясняет Юрий Романов, замдекана исторического факультета МПГУ. — Средний же вариант как раз и предполагает наличие стандарта.
С ним согласна и преподаватель истории московской гимназии №1567, заслуженный учитель России Тамара Эйдельман:
— Стандарты безусловно необходимы, потому что без них невозможно выработать единые принципы и подходы к обучению, а это значит, что непонятно, как готовить к экзаменам.
В стандарте нет поурочной программы, есть лишь общие соображения о том, чему школьник должен научиться: «владение умением анализа текста с точки зрения наличия в нем явной и скрытой, основной и второстепенной информации», «сформированность представлений об основных понятиях, идеях и методах математического анализа» и т. д.
К этой части стандартов принципиальных претензий не было. Правда, смущала невнятность этих «владений умениями» и «сформированностей», которые нормальному человеку были не очень понятны.
Основные протесты вызвал тот факт, что все предметы в старших классах делились на вариативные и обязательные. Хочешь — выстраивай себе естественнонаучный профиль, в котором много химии и биологии, а литература сведена к минимуму. Чувствуешь себя гуманитарием — выбирай углубленную литературу, а естественные науки изучай в облегченном формате.
Протест был настолько громким, что Министерство вынуждено было переработать документ. То ли новая версия удовлетворила недовольных, то ли протестный запал по этому поводу иссяк — утверждение новой версии стандартов прошло относительно спокойно. (Характерно, что когда обсуждались лозунги для колонны ученых и преподавателей на оппозиционном марше 12 июня, то тема стандартов сначала упоминалась, но в итоговом списке ее не оказалось.)
В принятой версии возможность выбора дисциплин сохранилась, правда ее описали чуть более четко и сделали чуть менее свободной. Основные предметы могут преподаваться на трех уровнях: «интегрированном» (самый легкий и общий), «профильном» (наиболее углубленный) и «базовом» (нечто среднее). Каждый ученик должен выбрать по одному-два предмета из пяти областей — «Филология», «Иностранный язык», «Общественные науки», «Математика и информатика» и «Естественные науки». В обязательном порядке школьник должен делать индивидуальный проект, посещать занятия по физкультуре, основам безопасности жизнедеятельности и по загадочному предмету под названием «Россия в мире».
Специально для людей, переживающих за «духовные основы», в стандарте прописано: «Обучающийся в обязательном порядке выбирает либо «русскую словесность» на интегрированном уровне, либо «русский язык и литературу» на профильном или базовом уровне». Это, правда, не означает, что каждого школьника заставят прочитать «Войну и мир» от корки до корки. Кто-то может предпочесть сокращенный вариант курса, зато получить более подробные знания о Большом взрыве или геноме человека.
Сама по себе возможность выбора предметов вызывает оптимизм у одних и панику у других.
— В нашей стране вообще мало кто готов что-либо выбирать. Но если этого не сделать, то в конце концов старшеклассники просто рухнут под грузом информации, которую на них взваливают, — полагает Тамара Эйдельман. — Наверное, надо предусмотреть какой-то механизм, защищающий ребенка в этой ситуации, но в принципе в 16 лет люди должны уже отвечать за свои поступки и решения. Если они в 18 лет могут голосовать, вступать в брак и водить машину — значит, и выбрать предметы за два года до этого должны суметь. Страх перед выбором — дело естественное, но просто не надо ему поддаваться.
Парадоксальным образом министерство оказалось на стороне более современной и свободной модели, а часть либеральной интеллигенции яростно защищает консервативный и авторитарный подход в духе «ученик обязательно должен…».
— По сравнению с предыдущими подобными документами сегодняшний стандарт достаточно прогрессивный. Это с одной стороны. С другой — он привносит в школу систему, которая ей очень непривычна, — считает Юрий Романов. — Давно назревшее сокращение количества предметов за счет вариативности их выбора — а значит, в идеале разнообразие профилей обучения вплоть до возможности формирования индивидуальных учебных планов; обязательное введение индивидуального проекта для старшеклассников; повышение значимости внеурочной работы.
Но все-таки главные страхи связаны не с содержанием стандарта, а с его исполнением. Вроде бы в стандартах прописано, что количество уроков, которые финансирует государство, не сокращается по сравнению с нынешним моментом. Более того, активная школа благодаря стандарту сможет выбивать еще больше денег на разнообразие профилей, дополнительные занятия, ведение проектов и т. д. К тому же министерство обещает, что стандарты в старших классах будут вводиться постепенно, всеобщими они станут только к 2020 году. Но среди педагогической общественности все равно нет доверия к власти.
— Все новые и новые стандарты ныне — это серия чиновничьих «экспериментов in vivo», имеющих только одну цель: удешевить школу, уменьшить расходы на образование. Но «из ничего и будет ничего», то есть ничего хорошего. Как всегда, реформирование школы у нас приобретает характер пыток, — восклицает академик РАО, профессор Борис Бим-Бад. — По уму, осторожные и неторопливые перемены в школе назрели. Но введению новых стандартов обязана предшествовать опытная проверка нововведений, затем — создание необходимых условий для них, как содержательных, так и инструментальных, наконец — подготовка и переподготовка учителей.
То есть, как это часто бывает, причиной для беспокойства оказывается не сам по себе нормативный акт, а особенности его исполнения.
— Проблемой становится реалистичность стандарта, то есть такое его построение, чтобы он не оказался бесконечно далеким от реальности — а значит, не превратился в фикцию, — считает Юрий Романов. — Пессимистический вариант — плыть по течению и ничего специально не делать, надеясь, что все совершится само собой, — наверняка приведет к негативу: разрушению одной системы раньше, чем хотя бы в общих чертах выстроится другая, пусть даже и потенциально намного лучшая. При этом разрушение окажется внешне замаскированным за счет простого переименования старых реалий с использованием новых слов. Оптимистический вариант — продуманные и систематические меры по переподготовке учителей и преобразованию преподавания, — напротив, способен сильно помочь российскому образованию.