Политическое противостояние западников и славянофилов в России известно на протяжении нескольких веков.
Определенная часть, скажем так, политической элиты была уверена в том, что Россия – есть неотъемлемая часть большой Европы, и потому лишь планомерная интеграция в единое европейское пространство должна предоставить России возможность развития.
Чаадаев, Боткин, Тургенев, Анненков – это яркие представители западнической идеи исторического движения России, рассматривающие вопросы формирования нового, активного российского общества на основе опоры на европейские идеалы гуманизма и непреложности правовой системы.
В то же время 19-й век стал веком одновременного становления и другой политической силы, славянофильства, представители которой были уверены, что у России был, есть и будет свой исторический путь, отличающийся как от западных принципов, так и от восточного радикального абсолютизма. Путь, основанный на незыблемости православной веры, самодержавия и народности. Эти три максимы, как называли их славянофилы, очевидно, были своеобразным противопоставлением европейским «свобода, равенство, братство». Представителями славянофильской идеи на раннем этапе ее развития были Аксаков, Самарин, Киреевский.
В связи с появлением практически диаметрально противоположных общественно-политических идей появились и первые зачатки реальной политической борьбы в России. Началась новая эпоха противостояния элит, которая в том или ином виде дошла и до наших дней. Разнящиеся взгляды на вектор движения России вперед приводили к тому, что славянофилы обвиняли западников в том, что они проповедуют антипатриотические мысли, а западники, отвергая такие обвинения, выдвигали в свою очередь претензии славянофилам в том, что те страдают комплексом ретроградства, который может погубить Россию.
В этом случае примечательно рассмотреть, как же наметившееся внутреннее политическое соперничество в России воспринималось на Западе. Быть может, российские дела оказались бы для Европы того времени за границей ее интересов, если бы не сложившаяся общеконтинентальная политика, о которой стоит сказать несколько слов.
После победы русской армией над армией Наполеона в 1814-1815 годах прошел так называемый Венский конгресс.
Это, по сути, эпохальное мероприятие, которое на долгие годы определило пути дальнейшего развития Европы. Россия на правах победителя в войне настояла на принятии новой законодательной базы, основывающейся на том, что с европейскими вольностями образца 1789 года, нужно покончить раз и навсегда. Была проведена масштабная реинкарнация монархического абсолютизма в Европе, в результате чего на первый план вышли принципы незыблемости дворянства, идей безоговорочной поддержки правящих династий и восстановлении экономической системы, базировавшейся на классовом превосходстве одного общественного слоя над другими. Другими словами, Россия послевоенного образца просто сказала свое слово о том, что если мы победили, то значит, и наша концепция развития единственно правильная, а потому, будьте любезны, примите ее как должное.
Естественно, такие принципы порадовали европейских монархистов и совершенно разочаровали тех, кто уже привык к тому, что развитие должно осуществляться на принципах, близких к принципам открытого равноправия (как бы сейчас сказали, партнерства).
Возможно, именно Венский конгресс положил начало всем современным европейским стереотипам о России как о стране, которая всеми силами пытается идти вдоль однажды выбранной колеи и не желающей сознавать необходимости перемен. При этом сохраняется и стереотип о том, что Россию нужно непременно опасаться, ведь она может снова попытаться довести свое видение ситуации до Запада собственными методами. Получается, что все современные проблемы открытого или тлеющего в глубине противостояния Запада и России появились не после 1917 года и даже не после Второй мировой. Рождение своеобразного барьера состоялось именно тогда – в 1815.
Но стоит ли подвергать резкой критике позицию, принятую по отношению к Европе, руководством России того времени. Во-первых, мы на это не имеем никакого морального права, а во-вторых, не стоит забывать о том, что в 1812 году Россия сама находилась на волоске от грандиозной национальной катастрофы. И Александр I после вторжения армии Наполеона был явно не настроен ограничиваться лишь «принуждением к миру», доведя свои войска исключительно до границы с врагом. Он сделал то, что должен был сделать в военном плане, и он сделал то, что должен был сделать в плане политическом – заставил европейцев жить по законам страны-победительницы. А уж то, что это, мягко говоря, не понравилось Европе, ну, так здесь, как говорится, нечего было Москву жечь… И уж совершенно странно было бы полагать, что, доведя казаков до Елисейских полей, Александр I, пустил бы политический процесс по той стезе, по которой он (процесс) шел ранее и привел к агрессии по отношении к России. Поступок Александра I, который даже и осудить как-то, ни рука, ни язык не поворачиваются.
Но противостояние западников и славянофилов возникло именно на этой почве. Оба течения относили себя к патриотам, оба течения проповедовали принципы развития, но взгляды на общественно-политическое устройство диктовали необходимость весьма активного противостояния друг другу.
Отталкиваясь от этого, можно проанализировать сегодняшнюю ситуацию в нашей стране. Есть свои западники, есть свои славянофилы, есть те, кто успевает перехватить воздуха и по одну, и по другую сторону разделительной линии. Одни видят конфликт России с Западом путем к неизбежному угасанию России, другие видят в этом единственно правильный вариант для того, чтобы наша страна продемонстрировала свой высокий статус. Одни уверены, что лишь европейские нормы способны за уши вытащить Россию из ее нынешнего состояния, другие уверены в том, что лучше сидеть на своем месте, чем искать призрачные пути. Ситуация, которая целиком и полностью напоминает исторический этап 40-60-х годов позапрошлого века с той лишь разницей, что сегодня Запад имеет гораздо больше возможностей оказывать давление на Россию.
После избрания Владимира Путина президентом, разговоры о векторе развития России переросли в новый большой спор.
Среди этой разноголосицы слышны слова о том, что Путин может навсегда похоронить партнерские отношения с Западом и направить Россию по запасному пути, ведущему в глубокий застой. Однако говорить так сегодня можно себе позволить, если совершенно пренебрегать историческими фактами. Для начала нужно признать, что, да – безусловно, Путин для Запада виделся далеко не идеальной фигурой, с которой тот бы мечтал сотрудничать. Но при всем притом, Путин получил общественный посыл от россиян, заключающийся в том, что ты (кандидат-президент Путин) удостоен поддержки большинства, а значит, должен сделать все, чтобы это большинство не испытало фатального разочарования. С таким посылом в кресле не засидишься, а придется работать с утроенной энергией. Была ли такая ситуация во времена нахождения у руля власти того же Брежнева, с которым теперь любят сравнивать Путина? Очевидно, нет! Никаких общественных посылов Леонид Ильич ни от кого не получал, да и не мог получить, потому что общество и партия у нас, как известно, были чуть ли ни одним целым, а потому любое выдвижение претензий превращалось в выдвижение претензий самим себе…
Путину ставят в вину то, что у него нет настроя на сближение с Западом, и с западными демократическими ценностями.
Но это суждение сложно назвать объективным. А чем же тогда назвать участие России в европейских конвенциях, чем назвать наметившийся настрой на реформирование политической системы, чем назвать возможное сотрудничество с НАТО, что, кстати, вызывает серьезные споры даже среди ярых сторонников Владимира Путина. Говорить, что Путин желает насадить в Европе принципы Венского конгресса с нацеленностью на незыблемость границ и настроем на застойную стабильность, тоже достаточно авантюрно. В этом смысле у самой демократической Европы, как говорится, рыльце в пушку: там, где это выгодно (Грузия, например) – границы считаются незыблемыми, а там, где не выгодно (Сербия) – границы, оказывается, можно передвигать сколько угодно. Да и с застоем западный мир сегодня сам явно перебарщивает. Чего стоит одна знаменитая поправка Джексона-Вэника, которую США «придерживают» активной на всякий пожарный. Кстати, есть в России сегодня определенные силы, которые призывают Конгресс Соединенных Штатов не отказываться от этой поправки – к примеру, Борис Немцов… Да и собственно к западной экономической модели с раздуванием взаимных долгов тоже есть немало претензий. Поэтому тут еще бабушка надвое сказала, у кого сейчас наблюдается застой.
В это же самое время, будем говорить так, современные славянофилы занимают тоже далеко не однозначную позицию. Она заключается в том, что нужно оказывать безоговорочное доверие российской власти, потому что она якобы всегда знает, что делать в той или иной ситуации. Такая позиция выглядит странно, потому что любая современная (или считающая себя современной) власть – это не есть априори непреложное формирование, которое должно вариться исключительно в собственном соку, не принимая общественных претензий, и не допуская даже намека на самокритику. Власть, хоть со славянофильской, хоть с западнической точек зрения – это группа людей, которая должна стоять на защите интересов любого из граждан. Ни в коем случае нельзя воспринимать власть как общественное табу, иначе мы сами гарантированно направим свой состав на тот путь, который ведет в никуда.
В итоге нужно сказать о том, что многополярность мнений – это отличный инструмент для общественно-политического развития страны. Противостояние общественно-политических формаций рождает уверенность в том, что страна не врастет в грунт. Любая однобокость позиции ведет к моральной деградации, но вместе с тем и оголтелый либерализм – путь к бесконечному самодроблению. Получается, что нас в ближайшее время ожидают поиски той самой заветной золотой середины, которая на протяжении веков ускользает от России. А ведь так хочется верить, что утопия хотя бы однажды в нашей стране воплотиться в реальность…