Нераскаявшийся политзэк, помилованный напоследок президентом Медведевым, возвращается в Москву. У них обоих теперь одна дорога — в политику
Разносчик пиццы с двумя высшими образованиями — международные отношения и высшая математика/кибернетика — на свободе. На третьи сутки после выхода медведевского указа о помиловании, в одиннадцатом часу вечера среды, Мохнаткина с вещами все же выставили за ворота ИК-4. Хотя, казалось, продержат еще день, два или неделю.С понедельника перед колонией мы, журналисты, правозащитники и активисты «Руси сидящей», развернули целый лагерь. Хотя потом, уже на воле, Мохнаткин расскажет, как за пару часов до освобождения начальник смены бросил ему: «Да не суетись ты! Там никто не ждет тебя». Почему-то выпускать по-человечески Мохнаткина не хотели. Например, уже зная о помиловании, ФСИН не пошла даже на смягчение условий его содержания. За некие «нарушения внутреннего распорядка» еще две недели назад Мохнаткина упекли в карцер.
Оттуда он и вышел к нам. Робкой походкой, стеснительно улыбаясь в камеры, но с ясным взглядом. Невысокий, с густой бородой, как у отшельника. В олимпийке, разваливающихся тюремных башмаках и идеально выглаженных черных брюках. Два с половиной года назад на Триумфальной в этих-то брюках Мохнаткина и закинули в автозак.
Из колонии мы едем переночевать в Тверь. По дороге покупаем новые брюки, туфли, рубашку, добываем мобильник. В гостинице я уговариваю его выбросить старье. Мохнаткин нехотя соглашается и идет к мусорной корзине. А через несколько минут неловко перекладывает тюремное тряпье назад: «А вдруг пригодится».
Первый звонок по телефону Мохнаткин делает своему адвокату Шухардину, который не смог приехать из Москвы.
— И еще сейчас буду звонить людям, которые в том автозаке были. Увидеться надо, поговорить. Может быть, стоит даже повидать того майора, которого я как будто бы побил. Злобы нет, но хотелось бы попробовать его переубедить, доказать, что он был не прав. Хотя, думаю, не получится, я давно уже рассчитал, что сознание ментов не способно к переформатированию.
— Сергей, помните, как вас задерживали?
— Да забыть не могу. Гулял перед электричкой (Мохнаткин снимал небольшой дом в Тверской области. — П.К.) по центру, поел в «Макдоналдсе», купил коньяк, икру. Иду мимо Триумфальной и вижу, как какой-то майор заламывает женщине руки. Я и не знал, что там, на площади, происходит, митинг не митинг. Спрашиваю майора: «Что сделала эта женщина? За что вы бьете человека?» Ну и тут прилетело уже мне. Отоварили меня и понесли в автобус. Приковали там наручниками к решетке и стали мутузить по всем местам. Какой мент ни заглянет в автозак — раз мне по физиономии!
— Будете сейчас звонить родственникам?
— Я не общаюсь с семьей уже очень давно. Без ненависти мы разошлись и не нуждаемся друг в друге. Надеюсь, они не в курсе, что меня тогда посадили, а сегодня выпустили.
— Вы отсидели почти весь назначенный срок, вдруг оказались помилованы, хоть и не раскаялись. Как оцениваете решение Медведева?
— В любом случае я ему благодарен. Вышел на свободу на три месяца раньше. Ну что ж, спасибо.
— А Путин, думаете, смог бы помиловать?
— Нет, конечно! Хоть меня посадили при Медведеве, карательная система закладывалась при Путине, так что как раз он несет всю ответственность. Он так или иначе участвовал во всех расправах, все жертвы на его душе.
— За кого вы голосовали на президентских выборах?
— Я уже давно голосую порчей бюллетеней. Вот когда в 2004 году на выборы президента ходил, написал на бюллетене: «Путин — сука!» Подписался: С. Мохнаткин, и адрес указал… И что вы думаете, избирательная комиссия обратилась потом с моим испорченным бюллетенем в милицию. И нарушили тем самым тайну голосования!
— А вы как хотели?!
— Да нельзя же так! Нарушение это! Мой бюллетень — мое право делать с ним все, что хочу! Это, считайте, мой интимный документ. Тогда я, собственно, зачем так написал на бюллетене — чтобы проверить и рассчитать системные риски российского выборного механизма и, если глубже, сознания людей, чиновников и ментов. Я же кибернетик.
— Рассчитали?
— Да плохо все. Сейчас уже и без расчетов всем все стало видно.
— Как ваша колония реагировала на зимние протесты в стране?
— Антипутинские настроения в колонии и без того сильные становились. Потому что на глазах пахан превращается в несправедливого начальника, лидера стаи беспредельщиков. Даже зэки устают от жестокости. При этом информация к нам поступала скудная. Я, конечно, выписывал газеты, но другие зэки смотрели только телевизор.
— А про хипстеров слышали? Знаете, кто это?
— Говорят, это они заполняли зимой улицы и площади. Мне кажется, это такой модный аналог хиппи. Они, конечно, совсем другие, но дух свободы их объединяет. Так что я как старый просроченный хиппи одобряю такую молодежь. Двадцать пять лет назад я тоже был волосатый, фанател от «Пинк Флойд». Все хотят по-человечески жить и иметь достойный выбор — неважно, как мы выглядим.
— А чем вы занимались по жизни? Не пиццу же разносили.
— Курьером я работал только в последние годы. А в 90-е был отличный бизнес. Перепродавал бельгийские мини-заводы по производству кирпича методом сухого прессования. Потом продавал за границу неликвид с остановленных советских заводов. Цветмет, лопасти вертолетов там. Деньги хорошие были, конечно. Мог купить квартиру, но у меня бытовые условия никогда не были в приоритете. Вкладывался в новые проекты, а обитал все время в съемном жилье. Ну, неудачи бывали, но я от денег не зависел. Есть деньги — начну бизнес, нет — пойду носить пиццу. Правда, теперь вот 59 лет мне, а жить негде. Но ничего, придумаю что-нибудь.
— Рассчитываете выступить перед людьми на майской акции протеста?
— Да, мне хотелось бы. Надеюсь, организаторы дадут возможность. Я хочу поблагодарить всех, кто поддерживал меня. И хочу вообще быть как-то полезным в деле скорейшего освобождения других политзэков. Данилова, Михаила Борисовича Ходорковского и остальных. Я что-то знаю и умею, хочу помогать. Настроение, в общем, бодрое.