Люди сходятся на Чистые пруды.
Уходят оттуда ради неотложных дел и поспать, — а потом возвращаются в улей свободы, распухающий и гудящий после рабочего дня и ссыхающийся в остальное время.
В остальном мире они исполняют разнообразные обязанности — там они же живут.
Нельзя сказать, что живут напряженным созиданием будущего: пока нет.
Пока — лишь напряженным его ожиданием.
Но и это пугает грабящую Россию тусовку до последней степени. До того, что въехавший в зачищенную и лишь считанными местами не покорившуюся столицу съежившийся альфа-пахан испугался отлучиться на пару дней на всемирную сходку держателей глобального общака: послал подручного.
Потому что это общее ожидание будущего затягивает.
И делает будущее — не обязательно лучшее, но совершенно и заведомо отличное от настоящего — неизбежным.
В людское море — или озерцо, в зависимости от времени суток — ныряют селебритиз, звезды гламура или протеста, мечтая, омывши потертые шкурки живой водой людского восхищения и ударившись об ОМОН, обернуться новыми вождями России, которым вновь будет позволено — все.
Люди рады им, ласкают их вниманием и радостью, позволяют, как светлячкам, светиться своим отраженным светом, — и не более.
Россия карт-бланшей больше не выдает.
И дело не в недоверии, не в том, что «ненастоящие цари» сучат ножками отнюдь не только по ту сторону выцветшей от лжи и суетливого воровства кремлевской стены.
Дело совсем в ином.
Приходящие на защищенную авторитетом казахского поэта площадку на Чистых прудах, может быть, и не знают, но остро ощущают: время вождей кончилось даже не в прошлом веке — в прошлом тысячелетии.
Вожди нужны только рабам: восставшим — или победившим.
Люди, свобода которых создается и гарантируется не политиками, но самим их образом жизни и способом работы, в вождях не нуждаются.
Они нуждаются в смыслах, точнее, смысле: смысле жизни.
Поэтому Твиттер убивает не только нынешних путиных, но и путиных будущих, которые еще только тщатся и примеряются занять их место. Твиттер убивает их в зародыше, как дихлофос убивает не только взрослых клопов и тараканов, но и отложенные ими на будущее яйца.
Мы очень уважаем, ценим и бережем лидеров — и именно поэтому скорее пожертвуем любым из них, чем позволим ему переродиться в вождя.
«Чем я тебя породил, тем и…» — извините.
Да и лидеры нужны не как организаторы: они могут заходиться в истерике, но если призыв нелеп — например, садиться в густой толпе — от беспомощности им приходится переходить на вполне ОМОНовские по стилю угрозы.
Лидеры нужны сегодняшнему протесту лишь как щупы, антенны, которыми он пытается уловить в тьме и тумане грядущего главное для себя пока тщетное: путеводные смыслы.
Когда так говоришь — люди веселятся.
И объясняют: мы пришли защитить свое право потреблять. Политическую свободу, свободу пить пиво, свободу не сосать жирные порочные пальцы очередных «священнослужителей» — не так уж и важно.
Не так уж и много: сгнившую партократию свалили потребители, у нас пытаются отнять потребление, и мы защищаем это право: все так просто!
И, как всякое простое, отчасти верно.
Окрысившаяся официальной тупостью пропаганды, мечтающая вслух тысячью кувшинных рыл «намотать кишки миллиона на танковые гусеницы» и «размазать печень недовольных по асфальту», правящая тусовка действительно пытается отнять у россиян завоеванное на рубеже 80-х и 90-х право потреблять. (Не забудем: большинство вне Москвы так и не получило этой возможности, но формальное право — да, формальное право получили все).
«Ничего личного, только бизнес»: аппетиты растут, и общественных ресурсов для воровства не остается — приходится отбирать у граждан личные. Овечки, быстренько освобождаемся от восьмых и девятых шкурок, а то в неблагонадежные запишем!
Ибо кто смеет обижаться — тот враг, экстремист и агент кровавой мировой закулисы.
(Кровавой, ребята, кровавой: кто же, кроме конченых либерастов, спорит, после Ливии-то. Только не надо тужиться оправдать ее кровавостью свое воровство: неубедительно. Ну не бывает среди жуликов и воров Сталиных, что ж тут поделать, вот ведь незадача какая: «не тот формат».)
Да, честные менеджеры, средний класс, «рассерженные горожане» правы: они просыпаются, потому что у них пытаются отнять единственное, что они действительно получили за последние четверть века — право потреблять.
Но, просыпаясь от будильника, человек нуждается отнюдь не в его звоне.
Замотанные дети длинных ночей, усугубленных переводом зимы на летнее время, мы знаем: проснувшийся нуждается прежде всего в свете.
Люди встают из-за обид, но сражаются они не за обиды, а за общий для них образ будущего.
Смейтесь-смейтесь, контуженные коммунизмом: каким бы оно ни было, для всех нас оно есть, и оно — светлое.
Потому что это единственное, что мы еще можем сделать по себе.
И образ этого будущего объединяет всех нас.
Это поразительно: глубокие и тщательные социологические исследования показывают, что российский народ — весь, за исключением крошечной горстки силовиков — объединен одной общей мечтой: мечтой о благосостоянии за счет цивилизованной демократии.
Гражданские сторонники Путина и Лимонова, православнутые и исламисты, атеисты и фундаменталисты, почвенники и западники, коммунисты и антисоветчики, гомофобы и лесбиянки, протестанты, чиновники и топ-менеджеры госкорпораций — получив результаты, ученые не поверили и повторили исследование трижды.
Ага, деньги на ветер: не заметили, что мы — страна.
До последней минуты старались не заметить, что мы — народ.
Научная добросовестность, кто знает, как сказать без мата — милости просим.
А вот и спасибо за это: тем надежней и неоспоримей результат.
Таким разные, резкие и враждебные друг другу, мы все на самом деле вместе хотим одного: честной и богатой демократии.
Пути к ней кажутся нам различными, но первый шаг — тот самый с которого начинается всякий путь в китайские тысячу ли — один: ХВАТИТ ЛГАТЬ И ВОРОВАТЬ.
И ничего личного: какая разница, как зовут менеджера, если он делает свое дело? А хоть бы и путин — и многие начнут писать его обратно с большой буквы со вздохом облегчения, не уродуя грамматику.
Если тот начнет исполнять свои служебные обязанности — волю народа.
Ибо наше желание просто, откровенно и до обидного примитивно: власть народа.
Res — publica.
А там мы разберемся: в крайнем случае спросим у таксистов, они всех слушают, они подскажут.
И перед этим примитивным в своей обнаженной первобытности желанием права и незамутненной, прямой правоты, перед этой жаждой прямой справедливости опадают, как заведомо ненужные, ширмы, витрины и баррикады формальных нагромождений государственных институтов.
И профессиональные историки (Андрей Фурсов), и практические политики (Анатолий Баранов) в один голос и не сговариваясь указывают: устарело даже государство как таковое.
Оно слишком сложно, слишком громоздко, слишком зациклено само на себя, слишком завязло в своих процедурах — и в результате забыло о своем единственном смысле и оправдании: о народе.
Так не только у нас — во всем мире.
Осыпающиеся институции могут похоронить под собой суть привычной нам государственности — и чтобы спасти ее смысл, ее предназначение и не дать разномастным, но сплоченным в единый черный фронт мракобесия швондерам, путиным и «адольфам, не помнящим родства» ввергнуть нас в новое Средневековье, надо вернуться к основам.
К смыслу государства, которое мы — даже не приемля его конкретный омерзительный вид — ждем от него и считаем его неотъемлемой обязанностью.
К власти народа.
К республике, пусть даже в форме конституционной монархии.
Ибо другого смысла у государства нет — и никогда не было.
Вот за что, вот за возвращение к каким корням мы веселились в декабре.
Вот за что мы выходили, бегали и стояли в мае.
Вот что светит нам в будущем.
Мы можем решить сами — подобно тому, как участники лагеря на Чистых прудах сами создали свою милицию и свой свод законов.
Я отнюдь не анархист, но против факта не попрешь: и попробуй только достань пиво под Абаем, и даже в кустах.
А скоро народ запретит там курить: вчера об этом шли вполне серьезные разговоры, и завтра они уже могут стать правилом.
Потому что демократия — это власть не путина, не Обамы и даже не суда.
Это власть народа: его большинства, какое есть.
Не нравится — учите и воспитывайте.
А кому не нравится его народ до такой степени, что он не хочет учить его и жить с ним рядом, — валите в Лондон и Швейцарию.
Березовским и путиным — всей этой ликующей сейчас царственной гопоте из оффшорной аристократии — там нравится.
А мы — здесь — будем решать сами.
ОМОН, конечно, покочевряжится: парни взрослые. И Чистые пруды еще, может, разгонит: ну не нравится кремлядям и построенным ими старушкам отсутствие привычной летом пьяной гопоты, что поделаешь? Тоскуют они в одиночестве!
Еще годик — покочевряжится.
А потом увидит, что вместо тошнотной службы заведомым преступникам может создать в стране свою власть.
Ведь власть народа — это власть и той его части, что сегодня служит в ОМОНе.
И демократия — настоящая, а не «сувенирная» — даст ей заведомо больше, чем все, чем могут соблазнить ее нынешние вороватые хамы-хозяева.
Потому что нас всех, кроме грабящих, уничтожающих и перерабатывающих страну в личные богатства подонков, объединяет один образ будущего: цивилизованная богатая демократия.
Власть народа.
Res — publica: общественное дело.
На первом этапе: искоренение коррупции и официальной лжи.
ХВАТИТ ЛГАТЬ И ВОРОВАТЬ! — а там разберемся.