Кое-что об инструментах пропаганды. Посмотрел новости, и вот что. Испытываю жалость. Нет, на самом деле жалко журналистов с метровых каналов. Террористический вариант закона о митингах явно ведь не сработал. Кстати, приходилось слышать: ну, какой же он террористический? Не убивают же. Ну, друзья мои. Террор — это когда запугивают. А уж убивают при этом или нет — вопрос технологий. Людей новым законом запугивали, и пока во всяком случае, не очень успешно: в Москве народу на митинг пришло, пожалуй, даже больше, чем бывало зимой.
И вот теперь тележурналисты вынуждены объявлять бывшее не бывшим, ссылаться на сводки МВД, натужно рассуждать о спаде протестных настроений. Звучит это довольно жалко, и журналистов, соответственно, жалко тоже. Возникает желание как-то помочь коллегам.
А ведь все так просто. В наше-то медийное время, когда событие — это в первую очередь его интерпретация. Глупость и беспомощность — отрицать очевидное, да и зачем, если очевидное можно просто приручить?
Всякий, кому приходилось бывать в большой толпе, да вот хоть бы на футбольном стадионе в день какого-нибудь значимого дерби, согласится: как бы слаженно ни скандировались речевки, если вы их не знаете — деталей все равно не расслышите. Звук искажается, в голову лезет черт знает что. Нужен толкователь, знакомый с текстами, чтобы объяснить, что именно толпа скандирует.
Так вот, мне кажется странным, что государственные телеканалы не пользуются этой особенностью человеческого слуха. Врать снаружи, противостоять зрению — провальная стратегия. Куда интереснее врать изнутри. Надеюсь, совсем уже скоро мы увидим по телевизору вместо коротких стыдливых сюжетов полноценные трансляции.
Вы только представьте себе: солнце, толпа народу. Все, как утверждают профильные интернет-издания, симпатичные, все улыбаются. И достаточно всего лишь, не концентрируясь на транспарантах, правильно разъяснить телезрителю смысл кричалок, чтобы шествие оппозиции превратилось в запутинский митинг, да с таким еще накалом страсти, какой провинциальным постановщикам с «Уралвагонзавода» в эротическом сне не приснится.
Толпа кричит, допустим, неразборчиво: «Путин! Лыжи! Магадан!» А диктор восхищается, пуская слезу: «Сколько искренней, несколько даже наивной любви в этих словах, родившихся в самом сердце народном: Путин! Лучший! Да-да-да!»
«Россия будет свободной!» — ревут митингующие. «Да, — соглашается диктор, — это лозунг проверенный, со знаком качества, памятный еще по кампании 1999 года — Россия! Путин! Свобода!»
«Хватит кормить Кавказ!» — скандирует колонна националистов. «А вот и бюджетники, — радуется диктор, — Хвалим, кормилец наш! — какие простые, и какие точные слова!»
«Путин — президент Кавказа!» — продолжают правые, размахивая имперками. «А это, кажется, представители кавказской диаспоры, — предполагает диктор. — Со свойственной им прямотой пытаются они подчеркнуть особую связь свою с любимым президентом, и кто решится их осудить?»
И наконец, когда над протестующими несется самое популярное — «Путин — вор!» — диктор, сглатывая от волнения слюну, бормочет: «Нет, я, разумеется, не спорю, раз народ говорит, значит, так оно и есть, но это, может быть, все-таки уже слишком. Путин — бог!»
Так изящным движением ума митинг протеста превращается в элегантную демонстрацию сторонников действующей власти. Телезрители довольны, начальство спокойно, и главное — врать откровенно не надо, пытаясь превратить многотысячную акцию в жиденький пикет каких-то там маргиналов.