В тот месяц нелёгкая журналисткая судьба щедро забрасывала репортёров нашей редакции в разные места. Кого на Аляску, кого в Париж, кого в Камбоджу. На мне её золотая коллекция закончилась, и я оказался в секторе Газа. Очередь на израильском КПП, пара испытующих взглядов в погонах, пересадка в фирменное шестидверное (“многодетное”) палестинское такси — и мы в лагере беженцев.
Там живут люди, не вписавшиеся никуда: ни в соседний курортный Египет, ни в бурлящую Палестину. Узкие кривые проулки, разбитый, как в России, асфальт, хмурые лица, ставшие постоянными временные хижины, неряшливые дети. Это была первая половина нулевых: вот уже почти сорок лет, как тут ежедневно по капле выдавливают из себя Израиль. На пятачке, заменявшим центральную площадь, мальчугана лет семи застаю за странным занятием: щелкая китайской зажигалкой, он пытается, позируя на камеру, поджечь маленький полиэтиленовый флажок с синими и белыми цветами. Стяг гореть не желал и источал едкий пластиковый запах.
— Зачем ты это делаешь? — спросил я паренька.
— Потому что Израиль наш враг, — оказалось, он сносно знает английский.
— Но это флаг Греции…
— А что такое Греция?
— Греция — это не враг, — выдал я после короткой заминки.
— Значит друг, — заключил мальчишка. — Я отнесу его домой.
Спустя десять лет истязание бывшего египетского “бессменного” выглядит столь же глупым, бессмысленным и абсурдным, как и попытка аутодафе символа Эллады руками потомка проигравших Шестидневную войну.
Почему?
Любое событие проецируется на прошлое, настоящее и будущее.
Последнее важнее, но начнем с первых двух.
Итак, Мубарака сковырнули с пьедестала, но вместо него получили исламиста Мурси, который уже пообещал пересмотреть Кэмп-Дэвидские соглашения с Израилем. В изгнании или на своей вилле в Шарм-эш-Шейхе экс-президент мог бы выполнять как минимум роль “египетского Горбачёва”, которого пусть никто не слушает, но который мог бы нет-нет, да объявлять “марджин-коллы”, когда в стране чего-то уж сильно не так. Это раз.
Далее. Политиков нельзя судить за политические и экономические ошибки. Можно увольнять, а судить нельзя: работа такая — брать ответственность. Можно только за уголовщину, и то тяжкую. Начал войну — это не уголовщина. Ввёл ЧП на 30(!) лет — наглость, но не статья. Тогда за что? Расстрел демонстрантов? Но этого суд так и не доказал: чем, спрашивается, менее виновен фельдмаршал Танауи, который, очевидно, и давал прямые приказы на пальбу? Коррупция? Не без этого. Но не будем фарисействовать и честно скажем: 340 миллионов за тридцать-то властных лет это не густо, и по-сравнению с нашими палестинами как-то даже не по-взрослому. А ведь этого человека называли “фараоном”! По миллиону с небольшим в год для фараона? Невоспитанно, конечно, но это никак не тянет на пожизненное. И это два.
И наконец, как бы патетично ни звучало, Мубарак — личность, и правил он с ошибками, но не боясь влиять на умы и процессы, задавая правила игры. Сегодня же к власти повсеместно приходят “маркетологи”: политические торговцы, натасканные на “продажи” толпе примитивного ассортимента из первичных потребностей. И это три.
А что же с будущим? Тут дела обстоят ещё менее презентабельно.
Во-первых, администрация Обамы совершила неблагородный и неблагодарный поступок — сдала “своего”. Тридцать лет Мубарак, будучи надежным союзником США в регионе, работал “распредвалом”, гася и уравнивая разнонаправленные энергии и силы. Скажете: не то сейчас время, негоже демократу Обаме держать на троне в чужой стране старого маразматика. Спору нет: попал под колесо истории так попал. Но одной “озабоченности” пресс-секретаря Госдепа “несправедливым исходом суда” было бы достаточно, чтобы не загонять старика вилами в могилу. Для сравнения: развязавших неудачные войны Саддама (в Кувейте) и Саакашвили (в Осетии) Штаты, простите за бандитский жаргон, “развели, но не слили”.
Во-вторых, Запад своими заявлениями дискредитирует идею демократии в глазах тех, кто за неё пытается бороться. Из ЕС уже прозвучали такие нотки, что, мол, “приход исламистов — это не то, за что проливали кровь вышедшие на площадь Тахрир”. То есть, приговор Мубараку это ещё “то”, а вот честная победа “братьев-мусульман” — уже не “то”? Работай я в Управлении внутренней политики Администрации Президента РФ, плотоядно потирал бы руки.
И в-третьих, демонстративная посадка Мубарака при молчаливо отведенных глазах Обамы — это приглашение оставшимся диктаторам идти во все тяжкие, отбиваясь до последней капли чужой крови и своей нефти (или у кого что есть). Что будет делать загнанный в западню преступник, зная, что его статья точно расстрельная? Вряд ли — сдаваться. Как сказали бы компьютерщики, это лишает их “протокола выхода”: перед глазами Каддафи на верёвках, Саддам в петле, Чаушеску у стенки и Милошевич в гробу из Гааги. И вот нашёлся не такой уж зверь, ушедший с поста сам и поклявшийся не покидать Отечество. И что же? В клетку! Что думать (и делать) соседу Асаду?
Как бы мрачно это ни звучало, но лучший Мубарак был бы мёртвый Мубарак: ведь выход на свободу теперь возможен только одним манером — ногами вперед.
Казалось бы, какое отношения всё это имеет к журналистике?
Когда полуживому объявляли приговор, иностранные репортёры в Каире заметили одну забавную деталь. Наименее уютно от всего этого было не не судьям, не военным и не вчерашним революционерам, а… ведущим новостей египетских телеканалов: им, годы и годы начинавшим свои выпуски с од и здравиц падшему лидеру, было как-то не с руки произносить “подсудимый Мубарак”, “обвиняют в преступлениях”, “вносят на скамью подсудимых”…
Говорят, эти прекрасные люди путались и запинались.
Нет, я этим ничего не хочу сказать…