Растущее значение проблем евроатлантической безопасности
В марте 2010 года в Комитете по иностранным делам Палаты представителей Конгресса США состоялись слушания по проблеме: «Трансатлантическая безопасность в XXI веке: нужны ли новые подходы для отражения новых угроз?».
В них приняли участие такие известные специалисты по России и евроатлантической безопасности как Т. Грэхем (Киссинджер Ассошиейтс Inc.), С. Макнамара, старший научный сотрудник небезызвестного Фонда Наследия, являющегося интеллектуальным оплотом американского консерватизма; В. Ишеринг, председатель Мюнхенской конференции по международной безопасности; Д. Тренин, председатель московского отделения фонда Карнеги за международный мир*. Тогдашний председатель Комитета конгрессмен-демократ Говард Бергман в своей вступительной речи исчерпывающим образом определил цели и задачи слушаний и дал свое определение новых угроз и вызовов европейской и мировой стабильности.
Во-первых, исчезнувшая после прекращения холодной войны угроза со стороны СССР была заменена более широким и сложным набором вызовов в сфере безопасности, источники многих из которых находятся за пределами евроатлантического региона. Отсюда вопрос: располагают ли США и Запад соответствующими необходимыми средствами, институтами и подходами для того, чтобы справиться с этими новыми угрозами? Это и есть предмет нынешних слушаний. В дополнение к потенциальной нестабильности в Юго-восточной Европе, Запад сталкивается как с никогда реальной возможностью приобретения Ираном ядерного оружия, угрозой со стороны Аль-Каиды, которая распространяется по всему миру, возрожденного Талибана в Афганистане и Пакистане, а также с угрозой распространения оружия массового уничтожения. Кроме того, Западу необходимо определиться, как коллективным образом справляться с такими озабоченностями, как энергетическая безопасность, пиратство на море и изменение климата.
Во-вторых, много проблем возникает и в связи с деятельностью существующих европейских и евроатлантических институтов — НАТО, ЕС, ОБСЕ, которые в настоящее время продолжают переоценивать свою роль и возможности с тем, чтобы быть в состоянии решать вызовы в XXI веке столь эффективно, столь возможно. НАТО трансформировалась для решения новых вызовов, но, как показали трудности в обеспечении достаточного количества войск для известной операции в Афганистане, многие члены Североатлантического альянса ставят под вопрос целесообразность участия в миссиях за пределами зоны его ответственности. Другие же члены НАТО ставят вопрос о том, следует ли организации заниматься такими вопросами, как энергетическая безопасность, да и вообще, способна ли НАТО на это в принципе. Иными словами, вопрос состоит в том, в чем же суть деятельности НАТО в обозримом будущем, и что надо, если надо, изменить в структуре союза.
Что касается ОБСЕ, то в сентябре 2009 года был запущен так называемый «процесс Корфу», нацеленный на укрепление безопасности в евроатлантическом регионе. Но главный вопрос остается: может и должна ли ОБСЕ стать главной организацией безопасности в трансатлантическом регионе, и надо ли предпринимать дополнительные меры по усилению ее военно-политического и экономического измерений, а также измерения в сфере охраны окружающей среды в дополнение к ее человеческому, гуманитарному измерению?
Наконец, ЕС часто подвергается критике и в США, и в Европе за недостаток согласованности во внешней политике и сравнительно низкий уровень военных ассигнований. Но ЕС эффективно занимается гуманитарными проблемами и подготовкой кадров для операций в Афганистане, осуществлял миротворческие операции в Чаде, Конго и на Балканах. Но, в действительности вопрос остается, должен ли ЕС быть соответствующим образом и обладать нужными ресурсами для отражения новых угроз, и действительно ли есть желании, чтобы он решал такие задачи?
Хотя дебаты по этим вопросам внутри названных выше организациях ведутся, но мало высказывается предложений о необходимых конкретных действиях. Одни выступают за укрепление существующих институтов, но не ясно, как это сделать, и достаточно ли этого. Другие говорят о необходимости фундаментального переосмысления и реконструкции того, как трансатлантическое сообщество должно отражать новые угрозы.
Подобного рода дискуссии стимулируются возрождением России как крупного игрока в регионе. Евроатлантическое сообщество получило тяжелый урок в августе 2008 года, когда обнаружилось, что ни один из существующих институтов оказался не в состоянии предотвратить конфликт между Грузией и Россией. Отсюда еще один вопрос: как реагировать на предложение России о новом Договоре европейской безопасности в Европе?» Россия, — подчеркивал в этой связи Г. Бергман, — важный участник в решении таких вопросов, как Иран и Афганистан, нераспространение, контртерроризм. Хотя новый договор, возможно, и не нужен, но действительно ли в настоящее время открывается историческая возможность навсегда расстаться с холодной войной и построить устойчивое, крепкое партнерство в целях борьбы с новыми угрозами? Не настало ли время вновь вернуться к вопросу о вступлении России в НАТО? Анализ материалов данных слушаний имеют важное политическое и практическое значение, поскольку расширяет понимание американских оценок места Европы во внешнеполитической стратегии XXI века, роли России в обеспечении безопасности в евроатлантическом пространстве.
Глава I. Концепция «объединенной Европы»
Ознакомление с материалами слушаний позволяет говорить о том, что в политических кругах США вырисовываются две концепции Европы: «объединенной» и «целостной и свободной».
В наиболее развернутом виде первая из них была обстоятельно изложена и аргументирована Т. Грэхемом. Причины, отметил он, по которым Россия с одной стороны, а Европа и США с другой уделяют большое внимание вопросам европейской безопасности, взаимосвязаны, но, в конечном счете, отражают различные озабоченности сторон.
Для России причина — значительная, длительная и растущая неудовлетворенность развитием ситуации в Европе после распада СССР. Она рассматривала расширение НАТО, военные действия союза против Югославии, цветные революции в Грузии и Украине, растущее военное присутствие США в Центральной Азии и решение США (позднее пересмотренное) разместить элементы своей национальной ПРО в Чехии и Польше, другие акции НАТО в качестве концентрированного курса Запада, нацеленного на ее ослабление и сдерживание. У нее было мало возможностей, кроме как подчиниться в первые послесоветские годы, поскольку она была действительно слаба. Но после того, как она возродилась в начале XXI века, Россия стала более энергично выражать свое неудовольствие и более энергично отстаивать свои интересы. Война против Грузии в августе 2008 года была сигналом того, что у России есть воля и ресурсы для защиты своих интересов, в том числе и силой, если это потребуется. Война напомнила о нелогичности переосмысления положения дел с безопасностью в Европе.
В Европе и США призыв России обсудить вопросы безопасности был первоначально встречен с большим скептицизмом и подозрением, как не более чем завуалированная попытка подорвать трансатлантическую солидарность и ослабить НАТО. Однако, та же война России с Грузией положила конец легковесному суждению, которое превалировало на западе после завершения холодной войны о том, что он может добиваться своих целей в Европе и, прежде всего, расширения НАТО вопреки мнению России, и уменьшать недовольство России символическими жестами уважения. По мере того как отношения США и России резко обострились к исходу 2008 года, многие европейцы пришли к выводу, что надо, наконец, прислушаться к мнению России, обсудить ее предложение по европейской безопасности. Но была и другая, столь же важная, причина — участие стран НАТО в Ираке и роль НАТО в Афганистане поставили важный вопрос о масштабах деятельности НАТО, а атаки террористов в Мадриде (2004 г.) и Лондоне (2005 г.) свидетельствовали о нарастании внешних угроз безопасности в Европе. Иными словами, возникла новая глобальная стратегическая ситуация, которую нельзя было полностью предвидеть при подготовке стратегической концепции НАТО в 1999г. «В этой новой реальности, — подчеркивал Т. Грэхем на слушаниях, — выявился главный элемент: кончилась не только холодная война, но завершился период и после холодной войны, представление о котором было выработано на Западе два десятилетия назад. Надежды Америки, что падение коммунизма и развал СССР означал появление длительной эры глобального продвижения демократии и рыночной экономики под американским руководством оказались иллюзорными. В большей мере такое продвижение в настоящее время приостановилось, если не обратилось вспять, и мир вступил в период крупной неустойчивости и неизвестности, который будет продолжаться до тех пор, пока не образуется новое глобальное равновесие. Нынешние тенденции и обстоятельства чреваты серьезными последствиями для европейской безопасности, которые требуют самого тщательного осмысления».
Особого внимания заслуживают три из них.
Во-первых, самое важное в стратегическом плане, Европа, по контрасту с тем, чем она была 100-500 лет назад, не является более центром системы международных отношений, и борьба за преимущество на континенте, а в экстремальном случае — за господствующие позиции в ней, не являются более центральной драмой мировой политики. Европа, конечно, остается важной величиной, как один из мощных центров экономической мощи и влияния и останется таковым в будущем. Но совершенно очевидно, что динамизм глобального мирового развития неумолимо сдвигается от Европы и Атлантического региона к Восточной и Южной Азии и Тихому океану. Это в наибольшей степени проявляется в сфере экономики (подъем Китая и, в меньшей степени, Индии), но упомянутый сдвиг также имеет место и в геополитике, что неизбежно затронет все другие измерения международных отношений. Нынешний экономический и финансовый кризис только подчеркнул и, наверняка, ускорил эту долгосрочную тенденцию.
Изменившийся статус Европы должен соответственно изменить и понимание Соединенными Штатами своих интересов в этом регионе. Поскольку Америка стала глобальной силой немногим более столетия назад, поэтому ее интересы в Европе можно свести к трем императивам. Первый — минимализация обретения любой одной страной доминирующего положения в Европе и влияния этого властителя в Европе. Нацистская Германия и СССР являлись агрессивными режимами, по определению имманентно враждебными американским ценностям и интересам.
В современных же международных условиях Соединенным Штатам нужна объединенная Европа, которая являлась бы истинным глобальным партнером в отражении многочисленных вызовов и управлении становящейся все более сложной глобальной системой. Как следствие успеха США и их союзников в Европе на протяжении более 65 лет в создании и расширении НАТО и поощрении европейской экономической интеграции, сегодня в объединенной Европе доминировать будет не одна держава, а комбинация наднациональных федеративных и национальных властей, структур. Более того, это будет Европа, которая разделяет американские ценности и интересы, и, в широком смысле, американское видение мира. Наконец, объединенная Европа будет понижать риск геополитически обусловленной нестабильности в Европе, тем самым позволяя США уделять больше внимания и ресурсов возникающим вызовам за пределами Европы, особенно на Большом Ближнем Востоке и в Южной Азии.
По этим причинам, Соединенным штатам необходимо преодолеть свою двусмысленность по поводу европейского единства. Хотя теоретически США постоянно и последовательно поддерживали интеграцию в Европе, и, временами, играли важную роль в закладывании ее основ с помощью известного плана Маршалла, но проявляли нервозность, беспокойство по поводу последствий более широкой и глубокой интеграции.
Со времени основания НАТО Вашингтон играл на противоречиях между государствами Европы с тем, чтобы управлять союзом таким путем, который продвигал бы интересы США, в последнее же время, противопоставляя «новую» Европу «старой Европе». Аналогичным образом США не проявляли энтузиазма по поводу растущей роли ЕС в сфере безопасности, опасаясь, что это понизит роль НАТО в качестве главного института в системе евроатлантической безопасности, а, следовательно, подорвет и влияние США на континенте.
В сегодняшней ситуации США должны добиваться большего единства Европы в вопросах внешней политики и политики безопасности. В то же время, Соединенным Штатам следует продолжать добиваться большей ответственности со стороны Европы в решении таких вопросов безопасности в пределах европейского континента, как продолжающиеся конфликты и нестабильность на Балканах. По мере расширения Евросоюза подобного рода вопросы должны приобретать характер собственно «внутренних европейских проблем».
Продвижение по пути большего единства в вопросах внешней политики и политики безопасности, безусловно, займет длительное время. По мере его становления, США необходимо сохранять крупное присутствие в Европе, особенно в рамках НАТО с тем, чтобы не допустить любых попыток национализировать политику безопасности. Но Соединенные Штаты должны и на деле содействовать процессам интеграции и единства в Европе.
По мере изменения статуса Европы, меняется и статус России, хотя и в более ограниченных, нестратегических, хотя и значительных масштабах. Россия оправилась от глубокого социально-экономического кризиса и национального унижения 1990-ых гг. и начала восстанавливать свои позиции в качестве одной из крупных держав, хотя и продолжает сталкиваться со значительными вызовами (устаревшая инфраструктура, демография, укорененная коррупция) в контексте обеспечении устойчивого экономического роста и консолидации своего статуса великой державы в течение последующего десятилетия и далее. С наступлением восстановления пришла и новая ориентация в сфере внешней политики. В то время, как в годы, послужившие окончанием холодной войны, цель Москвы состояла в интеграции с Западом, но с приходом Путина эта цель была отодвинута в пользу восстановления страны в качестве самостоятельного центра глобальной мощи и влияния. Путин ясно заявил об этом в своей речи на Конференции в Мюнхене в феврале 2007 г., в которой он подверг критике якобы присущие США попытки сохранить однополярный мир, уточнил претензии России к США, НАТО и ОБСЕ, подтвердил, что Россия продолжит самостоятельную внешнюю политику, как это и было на протяжении ее истории.
В соответствии с провозглашенной новой политикой Россия стремилась приостановить ,если не повернуть вспять события, которые она рассматривала как противоречащие ее интересам. Это наиболее ярко проявилось в ее яростной оппозиции расширению НАТО и, в меньшей степени. Расширению ЕС. Она также установила мораторий на соблюдение ДОВСЕ, положения которого она рассматривала как ущемление своих суверенных прав размещать свои вооруженные силы на собственной территории, а также приложила усилия по дискредитации и подрыву тех аспектов деятельности ОБСЕ, которые сопряжены с продвижением демократии и которые, по мнению Путина, самым прямым образом нацелены на внутреннюю российскую практику демократии, и легитимность регионов в России и в других бывших советских республиках. В то время, когда многие, особенно в Восточной Европе, рассматривают как попытку пересмотреть урегулирование последствий холодной войны, Россия рассматривает это как попытки восстановить свои позиции в Европе, которыми она располагала до того, как Запад извлек преимущества из временной стратегической нестабильности России в 1990-ые гг. Тем не менее, Россия не представляет стратегической угрозы Европе и Соединенным Штатам и не является стратегическим противником, как им в свое время являлся СССР. Ушла в прошлое идеологическая конфронтация времен холодной войны, остаются только внутренние трудности, которые мешают глобальному вызову интересам США и Европы. Но Россия действительно представляет две критические проблемы с точки зрения европейской безопасности, поскольку ее идентификация как великой державы связана с ролью, которую она исторически играла в Европе.
Первая проблема — как выстраивать отношения с государствами, находящимися между Россией и Евросоюзом (и НАТО), т.е. с бывшими советским пространством, в понимании Москвы, и новыми соседями, в толковании Брюсселя. Россия рассматривает преобладание в этом регионе в качестве ключевого элемента для своих устремлений великой державы. Геополитически этот регион придавал России вес в мировых делах. В представлении российской элиты, регион по-прежнему имеет критическое значение для собственной безопасности и процветания России. Более того, способность проецировать силу в соседние государства сама по себе и в себе является свидетельством статуса России как великой державы. В силу этих причин Россия заявила о «сфере привилегированных интересов» на постсоветском пространстве и негативно относится к любому на него посягательству со стороны любой внешней державы, будь то США или ЕС. Европа, однако, при поддержке Соединенных Штатов, никогда не признает такую «зону привилегированных интересов», потому что они имеют законные интересы в новых образовавшихся государствах, и в силу ее фундаментальной убежденности, что государства этого региона имеют суверенное право отстаивать свои интересы таким образом, каким они их понимаю.
p>Вторая проблема состоит в том, как определять, трактовать интересы России в Европе. Исторически она играла крупную роль в Европе, но сегодня многое и того, что происходит на континенте, во все большей мере становится своего рода «внутренней» политикой, вмешательства в которую России должно оправданным образом быть минимальным (подчеркнуто мною — П.П.). Проблема приобретает большую остроту применительно к государствам, отобранным в качестве членов ЕС в будущем, особенно на Балканах, т.е. в регионе, в котором Россия исторически имеет существенные интересы и продолжает настаивать на своем праве играть в нем одну из центральных ролей. В дополнение к упомянутой выше озабоченности, надо иметь ввиду усилия России с целью притормозить процесс европейской интеграции с тем, чтобы укрепить свои собственные позиции. Причины совершенно очевидны: Россия может соревноваться на равных с крупными европейскими государствами — Франция, Германия, Великобритания, — но она не может эффективно соревноваться с единой Европой, совокупная мощь которой значительно превзойдет российскую, как это сейчас имеет место с Соединенными Штатами. Поэтому неудивительно, что Россия предпочитает иметь дело с европейскими государствами на двусторонней основе в противовес отношениям с Европейским Союзом и стремится противопоставить их друг другу с целью продвижения своих собственных интересов, что особенно очевидно на примере того, как она проводит свою энергетическую политику в последние годы.
p>Разрешение этих конфликтов в Европе трудно, если вообще возможно, если использовать исключительно узкий, традиционный подход к проблемам безопасности Европы. Такой подход стимулирует подходы времен холодной войны и мышление в духе «нулевого варианта» не только в России, но и в Европе и в Соединенных Штатах.
p>Однако новые возникающие вызовы и угрозы европейской и международной безопасности, о чем говорилось в начале доклада, требуют новых подходов. Речь идет о распространении, терроризме, кибератаках — сложная проблема, которой только начинают заниматься, особенно трудность ясного обнаружения нападающего. Кроме того, обнаруживается целая совокупность других нетрадиционных вызовов безопасности, значение которых будет возрастать во все более глобализирующемся и, как можно надеяться, процветающем мире: изменение климата, энергетическая безопасность, миграция, пиратство, наркотрафик, транснациональная организованная преступность, нехватка природных ресурсов. И как показал нынешний экономический и финансовый кризис, легкость трансграничных финансовых потоков пересиливает системы регулирования, которые носят национальный характер и возможности.
p>Что важно подчеркнуть относительно возникающих вызовов и угроз, так это то, что они в ограниченной мере носят общий характер для США, Европы и России. Правда, общность вызовов и угроз вовсе необязательно означает общность интересов. Тактическое взаимодействие России с Китаем в целях противодействия инициативам США и Евросоюза, прикрытие Россией Ирана тому свидетельство, но они могут создать основу для сотрудничества по вопросам, выходящим за пределы Европы, которое может содействовать решению сохраняющихся проблем собственно в Европе.
Что касается европейских инициатив, вопрос заключается в следующем: требуют ли новые вызовы создания новой архитектуры европейской безопасности, на чем настаивает Россия? Как считает даже такой сторонник расширения взаимодействия с Россией как Т. Грэхем, возможно, что такая архитектура не нужна. Существует разветвленная система институтов, возникшая за истекшие 65 лет в Европе и в евроатлантическом регионе, которая и обеспечивает безопасность и стабильность в нем. В своем большинстве существующие институты могут быть использованы для решения возникающих вызовов, и они это уже делают во многих случаях. Но существующая архитектура должна развиваться, необходимо изыскивать новые средства ведения дел, а также изыскивать дополнительные ресурсы. Огромной важности дело — потребность, необходимость наращивать усилия по вовлечению России. «Ключевая проблема, — подчеркивает Т. Грэхем, — отношения в треугольнике США, Евросоюз, Россия. Можем ли мы создать некий механизм, который соотносится с американскими интересами, стимулирующий более согласованную европейскую внешнюю политику и политику безопасности, и убеждает Россию действовать в качествен конструктивного партнера по «внеевропейским» вопросам и действовать в духе доброй воли в разрешении крупных «внутреевропейских» проблем? Первым скромным шагом на этом пути могла бы стать институционализация трехстороннего формата США — ЕС — Россия. Некоторые элементы такой структуры уже существуют, в основном, это регулярные саммиты США — ЕС и ЕС — Россия, проводимые дважды в год. Отсутствующий элемент — регулярные саммиты США — Россия, которые в течение истекшего десятилетия проводились на непостоянной основе. Москва и Вашингтон должны сейчас достичь согласия относительно, по крайней мере, проведения ежегодных саммитов. Целесообразно также рассмотреть проведение ежегодных трехсторонних встреч США — ЕС — Россия, не обязательно на высшем, но хотя бы на уровне министров. Все такого рода встречи помогали бы делиться информацией о деятельности институтов, в деятельность которых вовлечены все стороны, т.е. ОБСЕ, Совет Россия — НАТО. Что качается этих институтов, то США, ЕС, Россия должны взять на себя обязательство действовать транспарентно относительно стран, не участвующих в трехсторонних встречах, т.е. Канада, Украина, Грузия, Норвегия, Турция, т.е. информировать их, особенно о дискуссиях по проблемам, затрагивающим интересы указанных стран.
Но даже при проведении регулярных саммитов, наиболее чувствительным вопросом остается НАТО, которую Россия по-прежнему рассматривает в качестве первостепенной опасности своим интересам и амбициям. Могут ли США и Европа изыскать путь для сокращения озабоченностей России, не ставя при этом под угрозу свои собственные интересы? Это потребует сбалансирования ряда интересов в дополнение к российским, американским и европейским, включая интересы Польши и стран Балтии, которые все еще видят в России крупную угрозу, а также интересов стран, расположенных между Россией и НАТО, и не желающих становиться полем геополитической конкуренции. Каким могло бы выглядеть решение обозначенной дилеммы? Сторонники «единой Европы» выдвигает следующие основные идеи:
Во-первых, главной функцией НАТО должно по-прежнему оставаться обеспечение коллективной безопасности, фиксация своей деятельности на укреплении безопасности и стабильности в Европе. Это означает подтверждение всем членам альянса, особенно Польше и странам Балтии, что НАТО будет придерживаться ст. V, подразумевающей коллективную защиту от военной атаки. НАТО необходимо продолжать разработки чрезвычайных планов для защиты Польши и государств Балтии и проводить соответствующие маневры. Одновременно НАТО должна подталкивать эти государства к проведению прагматичной политики в отношении России, к осознанию нецелесообразности становиться в открытый и некорректный афронт относительно чувствительности озабоченностей России.
Во-вторых, Соединенные Штаты должны поощрять формирование европейского полюса в рамках НАТО и более тесное сотрудничество в сфере безопасности между НАТО и ЕС. Это подвигло бы НАТО на более равноправное американо-еврпоейское партнерство в области безопасности, подталкивая Европу к усилению своих собственных возможностей в сфере безопасности и принятия большого бремени ответственности в обеспечении стабильности и безопасности внутри Европы, в то время как США в большой мере занимались бы глобальными военно-политическими вызовами.
В-третьих, объединенный европейский полюс в НАТО фундаментальным образом изменил бы формат функционирования Альянса. Он также облегчил бы задачу ведения дел с Россией в укрепленном Совете Россия — НАТО: потенциал этого Совета не используется должным образом, частично ввиду озабоченности США по поводу того, что Россия может расколоть НАТО. Но по мере продвижения европейской интеграции, такая опасность снижается, и Совет этот постепенно станет трехсторонним форумом США — ЕС — Россия. Потребуется длительное время для того, чтобы этот форум приобрел реальные очертания. Пока же Совету необходимо сосредоточиться на развитии сотрудничества по отражению угроз, возникающих за пределами Европы. Это означало бы не только опору на существующие программы сотрудничества, но и отработку новых инициатив, например, в области ПРО для отражения угроз с Ближнего Востока, противодействия наркотрафику, особенно в Афганистане и вокруг него, борьбы с пиратством, расширения нынешнего сотрудничества в Сомали, борьбы с терроризмом, включая совместный анализ, подготовку и проведение операций, сотрудничества в Арктике, включая обсуждение совместных проектов.
В-четвертых, НАТО следует прекратить противодействие сотрудничеству с ОДКБ. Россия выступает за налаживание такого сотрудничества на протяжении ряда лет, и ОДКБ могла бы оказать помощь в решении нынешних вызовов в Афганистане, включая терроризм и наркотрафик.
В-пятых, НАТО не следует предлагать России членство в блоке. И хотя эта идея в чем-то привлекательна, и в ее пользу выступил ряд бывших влиятельных немецких политиков, но ее реализация вряд ли принесет желаемые результаты. Любое приглашение России неизбежно поднимало бы вопрос о критериях, необходимых для вступления России в НАТО. Вместо того, чтобы сосредотачиваться на налаживании конкретного сотрудничества, стороны стали бы обсуждать критерии, т.е. приступили бы к дискуссии, которая породила бы разногласия ввиду фундаментальных расхождений касательно самой природы Альянса, отношений между гражданскими и военными лицами, значимости демократических ценностей.
В-шестых, в целях разрешения озабоченностей государств, расположенных между НАТО и Россией, особенно Украины и Грузии, США, Европа и Россия должны рассмотреть вопрос о подтверждении своей приверженности принципу неиспользования силы и уважения государственного суверенитета, в соответствии с Хельсинским актом. Вопрос о членстве этих государств в НАТО необходимо снять с повестки дня, по крайней мере, на какое-то время, в то время как США и Европа должны вовлекать Россию. В дополнение к этому необходимо рассмотреть вопрос о возрождении транспарентности и мониторинга положений ДОВСЕ, возможно, ликвидировав при этом те положения, которые устанавливают потолки вооружений в пределах ключевых зон и на флангах, против которых выступает Россия. Транспарентость и эффективный мониторинг должны предоставлять достаточное время для предупреждения любой реальной угрозы использования силы.
По прохождении длительного времени растущее сотрудничество между США, Европой и Россией могло бы трансформировать НАТО в некую паневропейскую организацию безопасности. В действительности, это должно быть стратегической целью США, хотя она в настоящее время и выглядит достаточно отдаленной перспективой.
И, наконец, хотя не существует легких путей подключения России к предлагаемым выше механизмам европейской безопасности в качестве конструктивного партнера, тем не менее, нельзя ожидать прогресса, если Россия не будет вовлечена в их обсуждение с самого начала. Дни, когда США и Европа достигали согласия относительно того, что надо делать, а потом ставили Россию перед свершившимся фактом, будучи уверенными, что она с этим согласится, давно миновали. Если США и Европа хотят, чтобы Россия в конечном счете была с ними, им следует пригласить ее с самого начала. В этом смысле визит группы экспертов НАТО в Москву (летом 2009 г.) с целью обсуждения новой стратегической концепции НАТО, стало важным сигналом стремления к сотрудничеству и учету интересов России. Конечно, подход сопряжен с рисками, но они управляемы (подчеркнуто мною — П.П.).
В конце концов, существует большое совпадение точек зрения американцев и россиян, или европейцев и россиян. Более того, США и Европа располагает хорошо отработанными традициями сотрудничества, обеспечивающих его механизмом, каковые отсутствуют в отношениях с Россией. И существуют пределы того, как далеко могут зайти США или Европа в учете интересов России, чтобы это не поставило под угрозу их собственные интересы, а расхождения по поводу бывшего советского пространства и есть очевидные свидетельства таких примеров. Но сейчас необходимо попробовать выяснить, в какой степени Россия готова быть конструктивным партнером. Запад будет в большей мере способен реагировать на новые вызовы, если он будет сотрудничать с Россией, а не сталкиваться с ней. Тем не менее, если Россия решит оставаться в стороне, несмотря на наилучшие усилия Запада, то Соединенные Штаты и Европа все еще будут в состоянии работать вместе в отражении формирующихся вызовов, как это и было на протяжении истекших 65 лет.
Позицию Т. Грэхема поддержал известный немецкий специалист по вопросам отношений Восток-Запад Вольфганг Ишингер, председатель известной Мюнхенской конференции по вопросам международной безопасности. Его выступление заслуживает особого внимания, так как отражает мнение той части западноевропейских политиков, которая выступает за более широкое привлечение России к решению вопросов европейской и международной безопасности. В. Ишингер выделил следующие основные тезисы по данному вопросу:
Во-первых, он подчеркнул важность того, что хотя ключевые сегодняшние и завтрашние вызовы безопасности находятся в районах, весьма далеких от европейского континента и трансатлантического региона в целом, Европа и США есть и должны остаться главными и наилучшими союзниками: «Мы, европейцы, занимаем именно такую точку зрения, и, надеюсь, американцы ее разделят. Я также считаю, что США терпимо относятся к европейской интеграции в рамках ЕС после подписания Лиссабонского договора. Европе нужно время для приспособления к новым событиям на континенте, достижения наибольшей эффективности в работе Евросоюза».
Во-вторых, он разделил мнение о том, что с точки зрения нынешнего и будущего трансатлантического сообщества, ключевым фактором явялется Россия.
Если Запад выработает правильный подход к ней, то большинство других вопросов (киберническая безопасность, терроризм и многие другие вызовы) будет легче решать, нежели в ситуации, когда Запад окажется не в состоянии этого сделать. Действительно, это ключевая проблема.
В ходе дебатов вокруг расширения 15-16 лет назад, с НАТО было достигнуто понимание, что оно будет сопровождаться инициативами, которые учитывали бы озабоченности России. Со времени создания постоянного Совета Россия-НАТО и его последующего преемника никогда в реальности он не оправдывал ожидания. Ретроспективно можно сказать, что этот форум никогда полностью не использовался для обсуждения общих вызовов и выработки совместных стратегий. В результате отношения между Россией и НАТО, Россией и Западом, Россией и Европой отягощались все большим числом сложных проблем.
В-третьих, Россия, со своей стороны, постоянно высказывала точку зрения, верную или нет, что она оказывается маргинализированной в Европе. Предположение Медведева о ДЕБ является свидетельством такой фрустрации, но более важно, что этот договор, со всеми его недостатками и многими вызывающими вопросами, которые правомерно поставить в связи с ним, он действительно говорит о том, что Россия рассматривает себя в качестве одного из элементов Европы, принадлежности к ней, стремления быть составной частью архитектуры европейской безопасности, и это очень важно.
В-четвертых, ключевой проблемой между Европой и Россией является фундаментальное отсутствие доверия, другое дело — почему. Но, признавал В. Ишингер, восстановление доверия должно стать стержнем будущей деятельности НАТО. Разработка новой концепции НАТО должна стать исторической возможностью заняться этими проблемами, т.е. стать выработкой стратегической сделки с Россией. Эта концепция должна укрепить Статью I, но одновременно она должна подтолкнуть усилия по подключению России к Западу, или, как минимум, убедить Россию в том, что со стороны Запада дверь открыта, и проблема России состоит в том, чтобы войти или захлопнуть ее.
В-пятых, что касается институциональных связей между Россией и НАТО, то они в определенной мере были более продвинутыми 15 лет тому назад, нежели в настоящее время. В середине 1990-ых гг. администрация Клинтона время от времени поднимала вопрос, надо или не надо рассматривать Россию в качестве потенциального члена альянса. Некоторое время тому назад бывший министр обороны ФРГ, Вокко Рюэ, предложил вернуться к этой идее и подтвердил такое предложение, в принципиальном плане. И хотя Запад согласен, что во многих отношениях Россия не обладает качествами члена НАТО, но следует дать ясно понять, что если Россия согласна принять известные критерии, то в принципиальном плане можно рассматривать Россию в качестве потенциального члена евроатлантичских институтов, включая НАТО, в будущем.
В-шестых, одна из сфер, где можно и нужно укреплять доверие, открыть переговоры — это тактическое ядерное оружие, да и вообще ядерный диалог, т.е. вывод такого оружия США из Западной Европы, и конечно ликвидация неизвестного числа тактического оружия России, что являлось источником большой обеспокоенности для европейцев на протяжение десятилетий и многих лет. Диалог с Россией — стратегический вызов для Запада в начавшемся столетии.
На слушаниях также выступил Д. Тренин, директор Московского отделения Фонда Карнеги за международный мир. Его точка зрения, тем не менее, не отражает полностью точку зрения России, и пытается претендовать на некую независимую оценку проблематики европейской безопасности.
Во-первых, проблема европейской безопасности, говоря откровенно, состоит в том, что спустя 20 лет после завершения холодной войны, Россия и другие государства, возникшие на территории бывшего СССР, включая Украину и Грузию и т.д., находят себя вне каких-либо значимых рамок безопасности в этой части мира. Существующие рамки ,сформированные НАТО и ЕС, двойная опора мира и безопасности, огромным образом расширились в течение последнего десятилетия. Тем не менее, они критическим образом остановились у рубежей, не дающих оснований для вывода о возникновении целостной и свободной Европы. Тот факт, что войну России с Грузией в августе 2008 года предотвратить не удалось, ук