В маленькой Южной Осетии, так же, как и в большой России, состоялись выборы. Здешняя избирательная кампания, естественно, прошла на фоне российских перипетий и, по сути, оказалась в их тени. Однако анализировать югоосетинскую поствыборную ситуацию даже интересней, чем сегодняшнее положение дел в России. Интрига зажглась, и предугадать развязку не так-то просто. К тому же некоторые аналитики склонны полагать, что ситуация в Осетии является слепком нынешней российской действительности.
Выборы президента проходили в стране, правовой статус которой все видят по-разному. Независимость Южной Осетии признала Россия, а также ещё четыре государства из Латинской Америки и Океании. Запад же по-прежнему считает югоосетинскую территорию частью Грузии.
Южная Осетия, в отличие от той же Абхазии, лишена морских коммуникаций и, соответственно, возможности развивать свой курортный сектор. В отличие от Нагорного Карабаха югоосетины не могут похвастать влиятельной диаспорой, члены которой могли бы «обелять» имидж не всеми признанной страны на международной арене, создавать гуманитарные программы с участием западных фондов.
Отсюда и невозможность диверсифицировать свои внешние связи, восполняющаяся за счёт полной зависимости от России, от её внутренней и внешней политики. Никаких альтернативных окон во внешний мир у Южной Осетии нет.
Казалось бы, в такой простой ситуации, когда никакой геополитической составляющей в предвыборной фразеологии кандидатов не было и в помине, исход выборов для Кремля был априори выигрышен. Ведь оппозиционный кандидат – считающийся менее выгодным для Москвы – Алла Джиоева в своих публичных заявлениях накануне голосования именовала себя не иначе как «россиянкой по паспорту и по духу».
Ещё нужно отметить важное обстоятельство: в отличие от Абхазии в Южной Осетии не действует политтехнологический приём, построенный на негативной исторической памяти. История России и Южной Осетии не омрачена воспоминаниями о чудовищных депортациях и переселениях минувших веков.
И, тем не менее, при таком всесторонне благоприятном раскладе поствыборная ситуация для Москвы сложилась отнюдь не лучшая. Почему так случилось?
Главным образом потому, что Россия, контролируя территориальное образование с не до конца определённым статусом, задействовала здесь технологии, которые откровенно не сработали. И едва ли могли сработать.
В частности, Москва принципиально проигнорировала югоосетинскую оппозицию и её лидера («россиянку по паспорту и по духу» Аллу Джиоеву), заранее смоделировав единственно возможный исход голосования. В принципе, ничего нового и вопиющего здесь нет, российская дипломатия на постсоветском пространстве действует только так – максимально персонифицируя свой выбор (в Украине креатурой Кремля является Янукович, в Молдавии – Воронин, и т.п.).
Однако такой подход опасен тем, что в случае ситуационного ухудшения личных отношений с кем-либо из таких «ставленников» резко осложняются и межгосударственные отношения. Ну, а в случае, если «пророссийский герой» просто-напросто теряет властные полномочия, в результате выборов или добровольной отставки, отношения с соседом и вовсе приобретают холодные оттенки.
Окинем взором саму избирательную кампанию в Южной Осетии. Здесь Москва продемонстрировала, что готова ретранслировать свой северокавказский опыт на югоосетинскую действительность. В Чечне, Дагестане, Ингушетии и прочих сегментах самого неспокойного российского региона Кремль успешно претворяет в жизнь политику «удаленного доступа».
Говоря простым языком, это означает, что Россия минимально вмешивается в общественно-политическую жизнь региона, но при этом выстраивает административно-деловые связи с местным руководством, а также обеспечивает безопасность в случае террористической или какой-либо иной внутренней или внешней угрозы.
Когда в 2008-2011 годах совместными усилиями возрождали Южную Осетию, активно используя средства российского госбюджета, почти сразу стало понятно, что правящая элита маленькой республики не устояла перед денежным соблазном. Осетинский народ это сразу почувствовал, что мгновенно отозвалось протестными настроениями, увещевающими к смене старых принципов управления. Люди хотели одного: чтобы финансовая помощь из России доходила до реального адресата.
Однако в процессе смены югоосетинской власти – действующего президента Кокойты на третьем сроке не хотели видеть ни в Москве, ни у себя на родине – Кремль допустил ряд просчетов. Как и в случае с Дагестаном или Чечнёй, Москва всецело положилась на свои региональные кадры и вмешалась напрямую только перед вторым туром голосования. Вмешательство это отнюдь не носило форму «справедливого арбитража», просто-напросто была обозначена политическая поддержка нужного кандидата.
Впрочем, уже после того, как второй тур голосования состоялся, а его результаты были аннулированы, вызвав острый внутриполитический кризис, Россия сыграла ключевую роль в нахождении компромисса между конфликтующими лагерями. Пока это главный и единственный успех Кремля во всей этой истории.
Эдуард Кокойты таки согласился уйти с поста главы республики, не дожидаясь перевыборов, что пройдут в марте 2012-го. Алла Джиоева, в свою очередь, свернула кампанию гражданского протеста. Очевидно, теперь именно она – главный претендент на победу в ходе повторного волеизъявления.
Итого события в Южной Осетии, перешагнув региональный уровень, дали несколько важных уроков. Во-первых, Москве необходимо выработать стратегию политического взаимодействия с Южной Осетией – республикой, де-юре не входящей в состав РФ, однако чрезвычайно от неё зависящей.
Также важно понимать, что если избиратель излучает готовность организованно отстаивать свои права и победу своего кандидата, противостоять этому крайне сложно. А пресловутый административный ресурс – отнюдь не панацея, он ведь не всесилен, и любые методологии «удержания» могут быть запросто биты организованной гражданской активностью.