«Весь твиттер орет, что журфак такой же жалкий, как сам жалкий», — написала в своем микроблоге сегодня моя однокурсница.
Казалось, встреча студентов журфака с президентом не была интересна ни самим студентам, ни тем, кто, несмотря на отсутствие интереса, следил за происходящим. Действительно, что такого могло случиться? Нынешние студенты журфака с репутацией лентяев и неучей встречаются с человеком, добровольно сошедшим с политической арены и обладающим репутацией похуже, чем молодые журналисты.
Когда неделю назад мне внезапно позвонил молодой человек и представился членом рабочей группы по подготовке к повторному пришествию, я плохо себе представляла, что нужно спрашивать у «уходящего с поста президента» Медведева. Уже на встрече услышала вопрос звонившего мне организатора — Владимира Куликова. Про революцию. Про страх президента перед смертной казнью, которую, наверняка, назначат во время «революционного суда». Благодаря Владимиру мы узнали, что Дмитрий Анатольевич ничего не боится, он смелый, он работает президентом, это его работа — ничего не бояться!
Я работаю студенткой журфака и, кажется, ничего не бояться — это и моя профессия. Но я все равно боюсь. И не только получить арматурой по голове за неприятное кому-то слово, но и возвращаться поздно ночью домой, грубых людей в метро и пьяных, пристающих на улицах с нескромными предложениями. Наверное, я бы тоже была очень смелой, если бы перед моим приездом в любое общественное место за три часа проверяли документы всех находящихся поблизости людей, отбирали у них фотоаппараты со встроенным оружием и прочий опасный инвентарь, такой, как яблоки и мандарины.
За время встречи я искренне удивилась дважды. В начале встречи, когда задавались немного странные и, на мой взгляд, слишком личные вопросы, которые казались слегка неуместными на встрече студентов с президентом в стенах журфака. Второй раз удивилась ближе к середине сего действа, когда поняла, что дельных и интересных вопросов прозвучало уже достаточно, чтобы злые языки оставили нас, никудышных студентов журфака, наконец-то в покое.
Перед встречей, когда я думала над тем, что можно сказать Дмитрию Анатольевичу, казалось, что на любой вопрос я получу гладкий, общий и предсказуемый ответ. Работа президента — не бояться и отвечать на любой вопрос гладко, общо и предсказуемо. Казалось, что Медведев как политическая фигура уже никому не интересен. Да, можно спросить все, что угодно, но какое это имеет значение, если нести ответственность за свои слова интервьюируемому осталось всего два месяца. Медведев действительно отвечал гладко и предсказуемо, но в то же время, нужно отдать ему должное, хорошо.
Он вообще произвел впечатление человека приятного, местами остроумного и неглупого. И только однажды показался немного надменным, предположив, что автор слов про революцию, возможно, задал самый смелый вопрос в своей жизни. Думаю, в жизни журналиста бывают моменты и пострашнее, чем разговор с «либеральным» президентом.
«У меня такое ощущение, что люди с более жесткими вопросами все собрались на галерке»
В аудиторию с «главным человеком России» пустили настоящих студентов, отобранных честным тайным голосованием и не проходивших специальной проверки на лояльность к власти. Тем не менее, слово взять удалось не всем. Дмитрий Анатольевич сам выбирал людей из зала и просил их задать свои вопросы. Первые ряды задавали очень активно, но в середине встречи президент все-таки решил дать слово «галерке», которую он заподозрил в оппозиционности. В прочем, в чем-то он был прав.
Мы, галерка, в свою очередь, тоже жаждали слова. Размахивали блокнотами, листами бумаги и последними айпадами. Так хотели, что когда микрофон оказался на нашем ряду, не сразу решились его отдать. Студентка Ольга Кузьменкова, например, не дождалась «легитимного» перехода очереди и захватила микрофон в свои руки, чтобы узнать, какое кресло видит для себя Медведев в будущем. Увидев, как Оля выхватывает микрофон, Медведев посетовал на то, что это «не очень демократично». «Ну вы простите, мы живем в не очень демократичном государстве, и я им воспитана», — ответила Оля. Замечание президента по телевидению показали, ответ Оли — конечно, нет. Кстати, о цензуре Медведеву вопрос тоже задавался. Президент вспомнил советские годы и заверил, что тогда-то все было куда хуже. И в разговоре о честности выборов, и в разговоре о пандусах для инвалидов он апеллировал к Советскому Союзу — мол, я-то помню, как было тогда, сейчас намного лучше. Но разве он президентствует с советских времен? Разве его в этом заслуга?
Ближе к концу встречи Медведев указал куда-то в мою сторону и сказал: «Вот давайте вы там на галерке, а то скажут потом, что я одним красивым девушкам слово даю». Я могла бы и обидеться, конечно, но потом оказалось, что я вскочила с места совершенно напрасно: я просто забыла дома очки и не поняла, что президент имел в виду каких-то парней за моей спиной. Впрочем, микрофон уже был у меня. Правда, я не знала, о чем спросить, все составленные мною вопросы казались бессмысленными. Вечером перед встречей мне друзья предложили спросить про дело Таисии Осиповой. Тогда подумалось: а ведь правда, Медведев еще может успеть помочь хотя бы одному человеку. Про Осипову он слышал. Обещал запросить материалы дела. Сказал, что 10 лет — это чересчур. Никто не знает, выполнит ли Дмитрий Анатольевич это свое обещание (он много и красиво обещает, это тоже работа президента). Важно то, что президент не отрицает возможности фальсификации уголовных дел в России. «Вы меня спрашиваете, бывают ли случаи, когда подбрасывают наркотики? Я не уверен, что это именно тот случай, но то, что иногда это используется, чтобы выбить соответствующие показания, — это известная ситуация». Возможно, Дмитрий Анатольевич не забудет, что сказал сегодня «какой-то студентке журфака», и проверит, является ли случай Таисии «именно тем».
Работа президента не только не бояться и красиво говорить, но еще и гнуть линию. Медведев уверен, что за срок своего правления он успел провести либерализацию. Жаль, Дмитрий Анатольевич, но мне почему-то кажется, что Вы свою линию не догнули. Если, конечно, мы с президентом говорим об одной и той же линии.