В декабре прошлого года в России прошли два крупных антиправительственных протеста. Разочарованные победой выступающей в поддержку Владимира Путина партии в рамках сфальсифицированных, по их мнению, парламентских выборов, жители Москвы не постеснялись выразить свое недовольство, выйдя на улицы и потребовав перевыборов.
Учитывая тот факт, что за последнее десятилетие российское руководство жестоко заткнуло голоса оппозиции, недавние события подчеркивают, что перемены могли добраться и до централизованной политической системы России.
В связи с этим можно задать следующие вопросы: приведут ли эти события к появлению других политических сил, которые могут бросить вызов status quo и ослабить политические амбиции Путина? В частности, приведет ли появление альтернативных политических деятелей к пересмотренной и сбалансированной внешней политике России, в результате которого ее евразийский проект будет заторможен? И как могут отреагировать на это такие державы, как Китай и Соединенные Штаты?
Кажется, что в российской внешней политике господствуют и соревнуются два идеологически соперничающих лагеря, один из которых склонен к построению более тесных отношений с Западом, а другой имеет евразийское мировоззрение, направленное на восстановление господства России в бывших советских республиках. В то время, как российская хватка в Средней Азии значительно ослабла в 1990-е годы, другие державы быстро консолидировали свое присутствие в регионе. Китай в особенности начал быстрое экономическое расширение на нетронутых среднеазиатских рынках. Увеличение торговли с регионом также должно было привести к развитию бедной и зачастую нестабильной провинции Синьсян на дальнем западе Китая, являющейся транзитными воротами в Среднюю Азию. Пекин начал уверенно проводить более тесные политические отношения и сотрудничество в сфере безопасности, и лишь в 2000-м году Россия под руководством Путина сдвинула свои внешнеполитические приоритеты на Среднюю Азию. С тех пор Китай проводит в регионе осторожную дипломатию, чтобы не создавать видимость открытого вызова традиционному присутствию России.
Тем временем американские компании наладили обширное производство, в основном, в сфере энергетики, в то время как правительство США активно занималось продвижение демократии. США удалось дополнительно укрепить свои позиции, открыв в Киргизии военную базу, по поводу которой возрождающаяся Россия испытывала обеспокоенность и несколько раз пыталась проследить, чтобы ее закрыли. На сегодняшний день Средняя Азия, похоже, является одной из основных полей сражения за мировое господство.
Россия создала Таможенный союз, в который входят Белоруссия и Казахстан и который станет основой для Евразийского союза. В своем недавнем интервью Путин подчеркнул, что реализация союзного проекта станет его главной задачей в случае избрания президентом. За два президентских срока у Путина будет достаточно времени, чтобы провести в жизнь и укрепить институциональный потенциал союза. Но будущий Евразийский союз это дорогостоящий и долгосрочный проект без каких-либо гарантий того, что он превратится в связанное единое целое. Союз обязательно будет означать ослабление национального суверенитета государств-членов, которые вряд ли с легкостью согласятся расстаться с частью своей независимости.
Кроме того, в Средней Азии расположены слабые государства, управляемые авторитарными лидерами и характеризуемые напряженной межклановой борьбой, регионализмом, растущим национализмом и религиозным экстремизмом. Будет ли Россия готова разрешать потенциальные межгосударственные и внутригосударственные конфликты и бороться с экстремизмом — вопрос без ответа. Учитывая неприятный опыт советской военной кампании в Афганистане и российской войны на беспокойном Кавказе, сложно представить себе, что российские граждане с энтузиазмом отнесутся к новым дорогостоящим авантюрам. В любом случае, эпоха российской политики, ведомой за собой одним-единственным человеком, вероятно, подходит к концу, и российскому руководству придется приспособиться к меняющейся действительности и дать оппозиционным партиям возможность беспрепятственно участвовать в политических процессах. В случае реализации этого сценария президентские амбиции Путина могут быть подорваны, а его евразийский проект будет оттеснен в сторону из-за того, что новые творцы российской политики станут проводить более сбалансированную внешнюю политику. Соответственно сокращение российской деятельности в регионе почувствуется немедленно.
Соединенные Штаты несомненно с радостью воспримут перемены в российской политической жизни и установление настоящей многопартийной системы, которая даст американскому руководству пространство для маневров и проведения благоприятных переговоров относительно их присутствия в Средней Азии. Самым важным является то, что срок действия американской авиабазы в Киргизии может быть продлен по нескольким причинам, несмотря на то, что правительство США многократно заявляло, что планирует закрыть ее после успешного завершения кампании в Афганистане. База останется из-за энергетических интересов США и из-за продолжающейся ядерной программы Ирана и его скрытных попыток экспортировать исламскую революцию в Среднюю Азию.
Позволить Ирану стать полностью оснащенным ядерным государством и потерять контроль над энергетическими ресурсами региона в пользу враждебных режимов означало бы для США катастрофу. Сохранение военной базы в Средней Азии и обустройство дополнительных по всему региону жизненно важны для охраны американских интересов и гарантии долгосрочного присутствия.
Что касается Китая, он может больше всех выиграть от любого вероятного ослабления России. В отличие от нескольких инициированных Россией региональных структур, которые остаются неэффективными, Китай менее чем за десять лет инициировал Шанхайскую организацию сотрудничества и достиг ощутимых результатов, продвигая более тесные связи внутри региона. За скромным успехом организации стоит растущая роль Китая на международной арене, масштабные финансовые ресурсы и удерживание им регионального политического status quo.
Властный вакуум может дать Китаю стимул для перевода организации, очевидной целью чего является усиление интеграции. Считается, что если Китай сможет поддерживать текущий темп роста, он станет крупнейшей экономикой мира к 2050 году. Очевидно, для поддержания своего роста Китаю, среди прочего, будет необходимо сохранять доступ к энергетическим ресурсам, и Центральная Азия будет превращаться в одного из крупнейших поставщиков Китая.
Вдобавок ко всему, мир в Центральной Азии имеет прямое отношение к стабильности в китайской провинции Синьсян. Потому от Китая можно ожидать, что он станет активно выступать за региональную стабильность ради своей собственной безопасности. Важно отметить, что хотя зачастую в регионе реальной является открытая синофобия, неприязнь к Китаю и китайскому, Китай, негласный защитник суверенности, может восприниматься как достойная альтернатива России, которая по контрасту, поддерживала сепаратизм в таких местах как Грузия и Молдавия, и все больше обращается к неоимпериалистской политике в отношении бывших советских республик. В этом смысле центральноазиатским государствам следует осознавать возможное уменьшение роли России в регионе в долгосрочной перспективе и соответствующим образом корректировать свою внешнюю политику.
Без сомнения, мировое сообщество будет внимательно следить за развитием событий в России и за тем, как правительство будет себя вести по отношению к оппозиционным движениям. Михаил Горбачев призвал Путина уйти в отставку — причем столкнулся с неприятием и даже был обвинен в развале Советского Союза. Сможет или нет Путин найти компромисс с оппозицией или прибегнет к силе, нам еще предстоит узнать. Однако масштаб волнений говорит о том, что политическая жизнь в России находится на пороге перемен.