После всех бесчисленных пустяков — «отставки волшебника Чурова», утопического требования «честных выборов» (оппозиция даже состав ораторов на своём митинге честно выбрать не может — где уж претендовать на большее!), и проч., и проч., — давайте всё-таки поговорим о главном, о сути, первооснове происходящих событий, которые уже нарекли — довольно поспешно — «белой революцией», она же «норковая». Суть этих событий следует искать, разумеется, в отношениях собственности.
Совсем непохожи исторические эпохи, но есть что-то неискоренимо общее между современной либеральной оппозицией и оппозицией рубежа 1917-1918 годов. Тогда оппозиция Советскому правительству тоже усматривала корни разногласий с ним в вопросах соблюдения демократии — выражаясь современным языком, в «честности выборов».
Ульянов с досадой отмахивался от подобных претензий меньшевиков и эсеров — ведь гвоздь-то вопроса был, по его мнению, совершенно в другом, в отношениях собственности! Глава Совнаркома говорил в ноябре 1917 года о таких оппозиционерах: «Да ведь нам не о чем с ними разговаривать. Ведь они ничего не могут предложить нам. Они сами не знают, чего хотят. Разве Чернов знает, чего он хочет? Вот другое дело, если бы к нам пришли для переговоров Коновалов и Рябушинский (крупные промышленники, правые либералы. — Прим. автора). Это люди серьёзные, деловые. Они знают, чего добиваются. С ними есть о чём толковать. А эс-эры ведь совершенно несерьёзные, неделовые люди».
Рябушинский и Коновалов, как известно, для переговоров не пришли и предпочли вместо этого объявить революции войну — за что и поплатились. Но ключевая фраза тут — «ОНИ САМИ НЕ ЗНАЮТ, ЧЕГО ХОТЯТ». Люди, которые сегодня толкуют о «честных выборах» и корень всех зол видят в «волшебнике Чурове», тоже сами не знают, не отдают себе отчёт в том, чего они хотят. По крайней мере, не проговаривают этого до конца.
Что ж, попробуем сделать это за них. Прошу прощения за самоцитирование, но ещё в 2009 году автор этих строк писал о том, что после первого раунда Реставрации (1987-1993 гг.) в скором времени России предстоит второй: «размен власти на всемирную валюту — собственность, начатый в 80-е годы, не доведён до конца… Буржуазная элита недовольна тем, что восстановленная частная собственность пока не является священной и неприкосновенной, что видно по делам Гусинского, Березовского и особенно ЮКОСа. Государственные чиновники могут в два счёта распотрошить любого олигарха, прислав к нему «доктора», как в пресловутый «Мечел». Пуповина между частной собственностью и породившей её государственной властью не перерезана, и порой даже начинает качать кровь «в обратную сторону», от плода к матери… В связи с этим, с точки зрения буржуазной элиты и интеллигенции, назрел второй раунд Реставрации — оранжевая революция. Он может пройти и сверху, если нынешняя власть или её преемники сумеют сыграть на опережение, доделать Реставрацию сверху. По многим признакам, именно в этом — в «оранжевой революции сверху» — и заключался главный смысл проекта «Преемник»».
24 сентября минувшего года проект «Преемник» с треском лопнул — и почти мгновенно, до всяких выборов, вспыхнули протесты (раздался свист в «Олимпийском»). По свежим следам митинга на Болотной в статье «Что разогрело «русскую весну»?» мне пришлось повторить свою прежнюю оценку: «Что же стало мотором нынешней «русской весны»? Да всё то же — желание элиты, чтобы её собственность, полученная в ходе перестройки и ельцинских «реформ», была по-настоящему «священной и неприкосновенной»».
В конце декабря ту же мысль честно и откровенно сформулировал один из вождей «норковой революции» — Алексей Навальный — в интервью г-же Альбац на «Эхе Москвы»: «Все наши состояния олигархов сейчас — это абсолютно виртуальная штука: сегодня у тебя есть, а завтра у тебя могут отнять, — при полной поддержке ста процентов населения. Потому что все эти состояния нелегитимны, их нужно (sic!) тоже легитимизировать. Пусть будет меньше, но абсолютно законно, и собственность станет священной.»
Да, вот это разговор по существу! Этот человек, как некогда Рябушинский или Коновалов, знает, чего он хочет — и главное, чего хотят те, кто стоят за ним! Знает даже то, чего хотят «сто процентов населения», и что совсем обратно желаниям широких кругов российских миллиардеров!
Но тут надо понять, что нынешние протесты сложены из двух диаметрально противоположных настроений. Во-первых, настроение «ста процентов населения» (по выражению г-на Навального, но вполне возможно, что это не сто, а девяносто девять или девяносто пять процентов) — за тотальный пересмотр отношений собственности, сложившихся в 1992-2011 годах, ни больше, ни меньше! Если потребуется — за революционную конфискацию всех нажитых в этот период состояний! Это настроение присутствовало в обществе все 90-е и все 2000-е годы, и оно никуда не выветрилось, никуда не делось.
И во-вторых, прямо, диаметрально противоположное настроение буржуазной элиты — чтобы нажитая собственность «стала священной». Пока что протест первого и второго рода идёт рука об руку, умело находя общие лозунги: «За честные выборы! За отставку волшебника Чурова! За свободу слова-печати-собраний! За свободу политзэков! За отставку Путина!..» И до поры до времени это, вероятно, оправданно. Но ясно, что вечно так продолжаться не может.
Август 1991-го тоже совместил несовместимое — мечты народа о «борьбе с привилегиями бюрократии» и мечты бюрократии о легитимации этих самых привилегий. И поэтому закономерно перерос в октябрь 1993-го. Когда носители второго настроения, элитарного, расстреливали носителей первого настроения, эгалитарного.
Впрочем, вернёмся в настоящее время. Чуть позже г-на Навального на разговор по существу вышли и представители кремлёвской власти. В начале февраля с. г. Владимир Путин призвал «закрыть тему… нечестной, прямо скажем, приватизации, всяких там аукционов». И предложил своё решение проблемы — «разовый взнос» с нынешних владельцев, аналог британского windfall tax, то есть компенсационного налога.
Идею windfall tax поддержал и глава Счётной палаты Сергей Степашин: «В принципе, можно посчитать разницу в цене тех активов, за которую они приобретались в 90-х годах и что они стоили на самом деле… Мы готовы вместе всё посчитать».
Таким образом, Путин предлагает своего рода компромисс между двумя лагерями протестующих, элитой и народом — чтобы и овцы были целы, и волки не проголодались. И главное — остался бы на своём месте, в качестве арбитра между теми и другими, «Пастух».
Газета «Завтра», резко перешедшая на сторону Кремля, нынче на хвалебных шаржах рисует Путина в виде циркового дрессировщика с хлыстом, укрощающего свирепых хищников: «Олигархи, пора делиться с народом!». Но что значит «пора»? Разве предыдущие 12 лет, пока поголовье российских фигурантов списка «Forbes» росло завидными темпами, было — не пора? В 2011 году, когда, по данным того же «Forbes», Москва заняла первое место среди городов мира по числу долларовых миллиардеров (79 супербогачей), обогнав и Нью-Йорк (59 толстосумов), и Лондон (41), было — не пора? Когда Роман Абрамович строил свою баснословную, крупнейшую в мире частную яхту размером с крейсер, а в его шахтах из-за экономии на безопасности гибли шахтёры — было не пора? Что ж, а теперь — поздно.
Лев Троцкий писал о бонапартизме: «Имущие верхи слишком малочисленны и слишком ненавистны народу, чтоб править от собственного имени. Им нужно прикрытие: традиционно-монархическое («божьей милостью»), либерально-парламентарное («суверенитет народа»), бонапартистское («беспристрастный посредник»), или, наконец, фашистское («гнев народа»)».
Вот ещё несколько метких замечаний того же автора: «Под бонапартизмом мы понимаем такой режим, когда экономически господствующий класс, способный к демократическим методам правления, оказывается вынужден в интересах сохранения своей собственности, терпеть над собою бесконтрольное командование военно-полицейского аппарата, увенчанного «спасителем». Подобное положение создается в периоды особого обострения классовых противоречий: бонапартизм имеет целью удержать их от взрыва.»
«Правительство становится «независимым» от общества. Напомним ещё раз: если в пробку воткнуть симметрично две вилки, она может стоять даже на булавочной головке. Это и есть схема бонапартизма. Конечно, такого рода правительство не перестаёт быть приказчиком собственников. Но приказчик сидит на спине у хозяина, натирает ему на шее мозоли и не стесняется, при случае, смазать хозяина сапогом по лицу.»
«Бонапартизм не был третейским судьею между пролетариатом и буржуазией: он являлся на самом деле наиболее концентрированной властью буржуазии над пролетариатом. Взобравшись с сапогами на шею нации, очередной Бонапарт не может не вести политику охранения собственности, ренты, прибыли. Особенности режима не идут дальше способов охранения. Сторож не стоит у ворот, а сидит на крыше дома; но функция его та же. Независимость бонапартизма в огромной степени внешняя, показная, декоративная…»
Но Путин слишком долго тянул на себя бонапартистскую тогу «беспристрастного посредника», притворяясь «равноудалённым» ото всех на свете, — и вот она, наконец, лопнула. Отныне ему не верят ни те, ни другие, и на заветное положение «золотой серединки» между всеми и вся, посредника и арбитра, он больше никак не может претендовать… На тему его предложений по windfall tax уже сложен убийственный анекдот: «В. Путин выполнил своё предвыборное обещание и создал комиссию по пересмотру итогов приватизации. Руководителем комиссии назначен А. Чубайс…»
Так как же быть с вопросом, поставленным в заголовке настоящей статьи — останется ли революция «белой и пушистой», т. е. «норковой», или станет по-настоящему народной? В сущности, это зависит от нас. Одно можно сказать точно: если она останется «норковой», то непременно переродится в свою противоположность, и народ будет вспоминать о ней не иначе, как с проклятьем. Примерно как сейчас «сто процентов населения» вспоминают ельцинские «реформы».
А чтобы этого не произошло, участникам протестов стоит чётко и ясно, не откладывая в долгий ящик, и безо всякой дипломатии, сформулировать своё отношение к коренному вопросу этой революции — готовы ли они признать сложившуюся за последние 20 лет систему собственности «священной и неприкосновенной»? Думается, ответ действительных представителей народа может быть только один: нет и нет! И не стоит говорить, что это, мол, слишком негибкая, прямолинейная и деструктивная позиция. Ясность и трезвость взгляда всегда конструктивны.
Что же касается лозунгов о «честных выборах» и прочем, то опять-таки, надо отдавать себе отчёт, что господа олигархи и их политические представители борются за «честные выборы», свободу слова, печати, собраний и прочие прекрасные вещи ровно до той минуты, пока это соответствует их главному интересу — легитимации их собственности. И ни минутой дольше. С того момента, как интересы легитимации собственности начинают требовать обратного, они с ничуть не меньшим пылом бросаются на борьбу за прямо противоположное.
Для примера вспомним, как в 1996-м году олигархи боролись за «честные президентские выборы». Или как либеральный олигарх Альфред Кох по указке Кремля топил «свободное либеральное СМИ» в лице НТВ в 2001-м году. Или ещё вспомним — многие уже забыли — как знатный либерал Анатолий Чубайс вместе с целым колхозом олигархов — и тоже по указке Кремля — топил либеральный телеканал ТВС (реинкарнацию НТВ) двумя годами позже…
Так что, слушая замечательные речи Прохоровых, Рыжковых, Немцовых, Кудриных, Навальных и их друзей про «честные выборы» и всяческие гражданские свободы, которые расцветут в случае их победы, как райские кущи, будем держать в уме, чего они хотят В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ. И чего хочет в действительности остальной народ — «сто процентов населения», как выразился г-н Навальный. Это надо помнить, чтобы потом не оказаться в весьма убогом и прискорбном положении тех горе-«революционных» вождей 1917 года, про которых Ульянов говорил, что они «сами не знают, чего хотят».