Появление в СМИ записей разговоров одного из лидеров «Партии народной свободы» Бориса Немцова взбудоражило не только политическую общественность. В сети случившееся активно обсуждается блогерами. Сам Немцов уже поспешил извиниться за сказанное им в приватных беседах. «Фонтанка» же попыталась посмотреть на «слив» с точки зрения закона.
«Девять бесед» Бориса Немцова уже можно заносить в учебники политической истории страны. В них он весьма нелестно отзывается о других организаторах акций протеста, а равно и о тех, кто выходит на площади, называя их «хомяками» и «пингвинами». Все это перемежается нецензурной бранью, обращенной, в том числе, и в адрес известных медийных персон — Евгении Чириковой и Божены Рынски. Частные разговоры лидера ПАРНАСа стали публичным достоянием после размещения их на сайте Lifenews вечером 19 декабря. Уже известна реакция и самого Немцова, и одного из тех, с кем и о ком он разговаривал, — главреда «Эха» Алексея Венедиктова. Последний в блоге на сайте радиостанции сообщил, что случившееся не поменяло его отношения к Немцову. «Эхо Москвы» предоставляет слово всем, и это – давать слово всем – видимо, по-разному оценивается разными людьми. Это, скорее, профессиональная гордость для меня, для политиков, наверное, это другое», – отметил Венедиктов.
Сам же политик опубликовал в своем блоге в ЖЖ обращение под заголовком «Простите». В нем он признал, что часть разговоров действительно имела место быть, другая смонтирована, а третья — и вовсе сфальсифицирована. «Я прошу прощения у Жени Чириковой, Божены Рынски и всех, кто был задет и оскорблен в моих личных телефонных разговорах. Я считаю, что я поступил неправильно. Надо сдерживать свои эмоции…» — покаялся Немцов. «Не скрою, мне публикация прослушек очень и очень неприятна. Ведь телефонные разговоры — то же самое, что письма. Читать чужие письма непристойно, даже если они матерные», — признался политик.
Механизм самого появления скандальных записей и возможные уголовно-политические перспективы оценил заместитель директора АЖУРа, в прошлом оперативник угрозыска Евгений Вышенков:
«Я лично послушал все записи. С первых же секунд понятно, что это не записи, которые могли бы сделать сами участники разговоров, а так называемые дорожки мероприятия ПТП (прослушивание телефонных переговоров). Почему я так уверен? Каждый разговор начинается со звука звонка, предыдущие звуки набора номера отрезаны, вернее всего, как лишние. Также есть и другие нюансы, которые сложно и скучно объяснить человеку, который никогда как сотрудник не участвовал в ПТП.
Оперативное мероприятие прослушки может официально проводиться только несколькими подразделениями: оперативными службами МВД, ФСБ, ФСО и УФСК. Алгоритм проведения един для всех. Сотрудник, которому по служебной необходимости надо поставить «уши», должен получить санкцию суда, указав в ходатайстве, кого, по какому номеру телефона, почему и с какой целью это потребовалось. После чего соответствующие многочисленные, очень подробные, графы заполняются уже в так называемом бланке задания. В обоих случаях указывается, в рамках какого материала проверки или уголовного дела ставится прослушка. Задание подписывается несколькими руководителями, как правило, окончательно его утверждает заместитель начальника управления.
Стоит ли говорить, что и в суде, и по руководящей вертикали документы проводятся строго под грифом «совсекретно». Таким образом, круг тех, кто в курсе ПТП, ограничен: заказчик, его руководитель, судья и девушки-контролеры связи, непосредственно исполняющие задание. Что же касается процедуры оглашения сводок ПТП, то это может происходить в рамках ознакомления обвиняемого с материалами уголовного дела (но и для этого надо вынести отдельное постановление для рассекречивания), после чего они могут оглашаться и на суде. Формально любое иное разглашение информации по ПТП является разглашением совсекретного, то есть гостайны, с соответствующими последствиями.
То, что произошло с Борисом Немцовым и «Лайфом», называется «контролируемый слив информации в прессу». Подобные решения редко, но принимают силовые ведомства. Такое решение никак не зависит от непосредственного заказчика (оперативника), он узнает об этом в последний момент. Руководство ведомства по какой-то причине решает предать информации максимальную гласность, после этого опять же составляется определенный документ (который также является совсекретным), в нем прописан и способ передачи информации. Она может быть банально подброшена или передана через несколько понятных системе доверенных лиц. Исполнителю, разумеется, гарантируется, что он не подвергается служебным или иным взысканиям.
Если подойти к этой истории абсолютно формально, с точки зрения закона, и абстрагированно от политических тенденций и имен, то на основании размещенных материалов Следственный комитет Москвы по признакам преступления — разглашения гостайны и, теоретически, вмешательства в личную жизнь со стороны журналистов — должен начать проверку. Следователь достаточно легко может установить либо через суд, либо через управление специальных технических мероприятий силовых ведомств, кто и когда принял решение прослушивать телефон Немцова. Первым, кто в таком случае будет допрошен, окажется опер, ставивший «уши». С этого момента начинаются интересные нюансы. По существующим правилам игры, ни в одном ведомстве ни один оперуполномоченный не имеет права выносить из помещения, где проводится запись разговоров, сами записи и даже записывать их на диктофон. Он на выходе получает либо устную информацию от контролеров в режиме онлайн, либо напечатанные сводки ПТП.
Если допросить такого опера, он только «подтвердит», что в его руки никогда не попадали записи разговоров. Следующим будет допрашиваться контролер ПТП, которая слушала и записывала разговоры. Она тоже не имеет права не то, что выносить пленки, но и копировать их без указания руководства. У нее два выхода: сказать правду — кто и когда дал ей указание скопировать и кому она передала копии, второй — сказать, что никакого копирования не было. Если она делает первое, то выходят, чаще всего, на руководителя, которому можно задавать интересные вопросы. Если же второе, то следователь вправе провести техническую экспертизу и «спросить» у компьютера, не копировались ли данные файлы.
Таким образом, с точки зрения алгоритма расследования данного скандального инцидента, он прост и понятен любому профессионалу. Другое дело, что система, если она предполагает подобное развитие ситуации, даже формально, может быть готова к этому. Скорее всего, правоохранительные органы сделали бы вид, что не заметили произошедшего, помешать этому может только личное заявление самого Немцова и других участников в прокуратуру. Тот, кто принимал решение об обнародовании, уже ждет соответствующих «жалоб и предложений», и у него наверняка есть ответ. Текст может быть любой, но последние строчки я знаю: «…не представилось возможным». Остальное содержание зависит от виртуозности и чувства юмора того, кто будет писать».
Каким на самом деле будет ответ, можно будет узнать уже достаточно скоро. Борис Немцов уже заявил, что намерен официально обратиться в Следственный комитет с требованием защитить его конституционные права, угрожая тем, кто допустил размещение разговоров, Уголовным кодексом.
И Венедиктов, и Немцов связывают слив с намеченным на 24 декабря митингом — попыткой его сорвать. Однако в блогах все чаще слышна обратная реакция. Все больше людей заявляют о своем желании прийти на акцию протеста, чтобы показать его гражданскую сущность, а не ангажированность конкретными политическими партиями. «Я не ради Немцова иду на митинг 24 декабря. Я ради себя иду, ради своей семьи и детей. По большому счету мне наплевать на Немцова, Чирикову и Навального…» — пишет, к примеру, пользователь Alex_Po под блогом политика (здесь и далее орфография и пунктуация сохранены. – Ред.).
На сайте «Эха» также много комментариев в подобном ключе: «Мне плевать на Немцова и Рынску, я выхожу на митинги ЗА ЧЕСТНЫЕ ВЫБОРЫ! За свои права! Мне плевать, не так важно, кто их организовывает, главное чтоб не фашисты и большевики, а там всё стерпится. И про деньги, о каких деньгах вы говорите? Митинг был оснащён плохо, сцена маленькая, страшненькая была, аппаратура просто домашнего уровня, со сцены за 20 метров слышно не было ничего, ни света не было… вы посмотрите кадры то …всё без денег сделано, не сочиняйте», — пишет Дмитрий Максимов. «Боря, не льсти себе — народ идет не к тебе на митинг, народ идет на митинг против подонков…» — вторит vlad1958.