https://www.funkybird.ru/policymaker

Лев Рубинштейн: Иду

Так называлась одна из ранних работ замечательного художника Эрика Булатова. Там на фоне реалистично написанного неба с облаками во все пространство картины огромными белыми буквами написано слово «Иду». Сильная работа — она мне всегда очень нравилась и нравится до сих пор.

Но речь не об этом, а о том, почему мне мучительно не хочется идти на шествие 4 февраля. Причин, в общем-то, всего две, но обе веские.

Первая — это погода. Когда холодно, страдают более или менее все. Но я, как мне кажется, как-то особенно. Может быть, причина этого кошмара восходит к раннему детству, когда я жил в Заполярье, где тогда работал военным инженером мой отец. Однажды, рассказывала мне мама, я каким-то образом выскочил в одной лишь байковой пижамке на сорокапятиградусный мороз, где пробыл всего несколько минут, но их хватило, чтобы я обморозил лицо. С тех пор лицо мое мучительно мерзнет даже при небольшом минусе. Морозов я боюсь, пожалуй, сильнее, чем омоновских дубинок.

Вторая причина, если угодно, идеологическая. А можно сказать, что и гигиеническая. Мне очень не нравится, что где-то в непосредственной близости от меня окажутся граждане с явной или неявной коричневой окраской. Нет, я понимаю резоны такого рода, что именно сейчас важнее массовость протестного движения, чем его, так сказать, персональный состав. Вынужден с этим, скрепя сердце, согласиться, хотя при этом не могу не заметить, что подобный аргумент не слишком отличается от того, что человеческое тело с глистами внутри весит больше, чем без них.

А еще говорят, что «они» все равно существуют и живут среди нас, нравится нам это или нет. И пусть уж лучше они свои, так сказать, убеждения загоняют в цивилизованные рамки, а не пробавляются отъявленной уголовщиной. И это понятно. Вот только я-то почему должен находиться где-то рядом? И я знаю не одного и не двух вполне уважаемых мною людей, решивших не ходить на это шествие именно по этим мотивам. И я их ничуть не осуждаю.

В общем, сплошные сомнения.

Но при всем при этом я твердо знаю, что не пойти никак нельзя. И дело не только в том, что большинство моих друзей и знакомых там будут и что мне будет радостно находиться рядом с ними. И не только в том, что некоторые из тех же друзей и знакомых потратили много времени и душевных сил на то, чтобы, бросив на время свои дела, все это организовать, согласовать, убедить одних и разубедить других, собрать на это денег. Это, так сказать, рациональные причины. И ими при большом желании можно было бы и пренебречь.

Но есть и иные мотивы — интуитивные и трудно формулируемые. Просто бывает так, что человек ощущает в себе нечто вроде категорического императива, властно предписывающего поступать в тех или иных ситуациях так-то и так-то поверх всех рационально обоснованных препятствий.

Одним словом, иду.